Бесштановый переворот - Владимир Черепнин

Мне повезло, что Малабук первым делом повел меня в «цех готовой продукции». Дабы не демонстрировать своей некомпетентности, я вопросов не задавал, но этого и не требовалось: словоохотливый управляющий сам объяснял все достаточно подробно.

Да и ничего сложного на этой стадии производства не было. Вязкую бесцветную жидкость, предварительно смешав с красителем, разливали в различные формы с идеально ровным дном. Через некоторое время субстанция подсыхала — ткань готова. Сюсюлевая материя оказалась ничем иным, как неиспарившимся осадком тягучей массы.

Различались лишь формы: прямоугольные, овальные, круглые. В центре некоторых из них имелось круглое возвышение, не покрывающееся жидкостью. Я сразу догадался, что таким образом получается отверстие для головы.

Над одной из форм колдовал художник. Создавая своеобразный узор, он погружал в полузастывшую массу драгоценные камни.

— Когда застынет, ни за что не выковырнешь, — прокомментировал Малабук, — а теперь пойдемте смотреть нашу гордость — сюсюлей.

Как только мы вошли в смежное помещение, аппетитный запах многократно усилился, но легче от этого не стало, как только я увидел сюсюля в процессе производства.

Не знаю, можно ли считать сюсюлей людьми. Чем-то внешне они напоминали представителей Homo, но никак не Sapiens, представьте самого крупного борца сумо, увеличьте его раза в три во всех направлениях, и получится примерно то, что я увидел. Правда не было мощнейших ног, как у представителей экзотической борьбы, а имелись атрофировавшиеся конечности, которые трудно было назвать ногами даже с огромнейшей натяжкой. Непропорционально большая, абсолютно лысая голова, и глаза… В отличие от узкоглазых сумоистов, у сюсюлей были очень большие глаза. Лишенные всякого смысла. Даже у самого безнадежного идиота, какого я когда-либо видел, взгляд был полон интеллекта… по сравнению с сюсюлем.

Половые признаки надежно скрывались под многоярусными жировыми складками живота. И я предпочел убедить себя, что они размножаются каким-либо иным способом, отличным от общепринятого. Например, вылупляются из яиц или почкуются… Такая мысль появилась после того, как я представил первоначальный процесс таинства зарождения жизни в исполнении этих существ.

Помещения, в которых находились сюсюли, напоминали камеры американских тюрем: сквозной коридор и огороженные решеткой комнаты. В коридоре хлопотал обслуживающий персонал. И тут я понял причину аппетитных ароматов, да и всю технологию производства чудесной ткани.

Один из слуг, ловко орудуя копьем с нанизанным на острие каким-либо яством (жареная птица, копченый окорок и т. д.), виртуозно дразнил сюсюля, не давая тому дотянуться до лакомства. На что существо обильно пускало слюни, которые в свое время умело собирал другой слуга, вооруженный объемной чашкой, закрепленной на длинном шесте.

Эти слюни и были той самой прозрачной вязкой жидкостью, являющейся основным сырьем для производства дорогостоящего материала. Вот тут-то я сам себе мысленно поклялся, что больше никогда в жизни не стану облачаться в сюсюлевые одеяния.

— Жрут много и спят долго, — посетовал управляющий, продолжая выполнять роль гида, — вот этот сало любит.

— Хохол, — я поддержал разговор, с трудом сдерживая приступ тошноты.

Малабук не возражал.

— А этому заразе только селедку и подавай.

— Он «Абыр» или «Абырвалг» не говорит? — Почему-то вспомнился булгаковский Шариков, хотя никаких признаков внешнего сходства и близко не было. Только любовь к селедке.

— Не. Они вообще не говорят. Только чавкают и храпят.

Про это он мог бы и не сообщать. Я сам все прекрасно слышал.

Если бы не жуткое желание побыстрей покинуть это чудное место по причине рвотных спазмов, я бы им выдал рацпредложение. Потому что в памяти вновь всплыл собачий аналог. На сей раз павловские песики из учебника биологии с их рефлексами. Это когда собачек кормили и одновременно включали лампочку. А потом просто зажигали свет, без всякой пищи. А у подопытных животных сама собой выделялась слюна. Вполне соответствующий пример.

Но по причине противности, я решил оставить все, как есть. Потратишь, черт знает сколько времени, объясняя новшество. А, вдруг, еще и окажется, что слюни недразненных вкуснятиной сюсюлей не обладают требуемыми качествами?

Так что я заспешил. Сослался на неотложные дела. И для убедительности упомянул про не выключенный утюг и сбежавшее молоко. Даже не стал посещать сюсюлятник. Питомник для маленьких сюсюльчиков. Правда пришлось все-таки немного повозиться с отчетными бумагами, дабы Малабук не раскрыл мою липовость. Просмотрев с умной рожей бухгалтерские документы, я удовлетворенно кивнул, мол, все в полном порядке.

Поняв, что с проверкой покончено, управляющий расцвел счастливой улыбкой. И всю дорогу до ворот клялся, что у него все по честному, в чем граф Хлестаков может не сомневаться. Что ни одной капельки драгоценной жидкости или лоскутка готовой продукции не уходит налево. Что он всегда помнит о справедливом возмездии за любую погрешность на королевском объекте, а уж тем более за воровство сюсюлевой ткани, одну из главнейших составляющих пополнения казны.

Ясно, управляющий не чист на руку. Иначе, с чего постоянно талдычить о своей честности? Как говорится, у кого что болит… Был бы я настоящим проверяющим, тогда бы точно вывел шельму на чистую воду. За одни только бегающие испуганные глазки. Да и пару раз во время экскурсии периферическим зрением улавливал внимательно следящую за нами из-за углов рожу, которая тут же пряталась, стоило лишь перевести на нее взгляд. Успел только заметить округлость хари, да почти свинский пятак. Вроде как ктотышка, хотя полной уверенности у меня не было.

Мы приближались к воротам. Пришло время задать мучивший меня все это время вопрос.

— Скажи-ка, Малабук, а от твоего объекта до Срединца далеко?

Глаза управляющего вылезли из орбит.

— Это не мой объект, а королевский! Я лишь скромный управляющий! И в мыслях не было…

Видимо пройдоха заподозрил провокацию.

— Ладно, не так выразился. Отсюда до вотчины Перпуздока далеко?

— А разве граф сам не знает? — В голосе Малабука появились подозрительные нотки.

— Молчать! — Рявкнул я, решив пресечь на корню всяческие измышления на мой счет, как-никак одежонкой уже разжился, да и не хотелось пока возвращаться в свою параллельность без какого-либо результата. — Отвечать, когда спрашиваю! — Затем я слегка сбавил обороты и снизошел до более спокойного объяснения: — Запамятовал все. Долго находился в далеких землях по заданию короля.

— Неужто в Тюлюле шпионил?! И живым вернулся? Ой, я опять спросил…

— Было дело, — снисходительно бросил я, — ну, так соизволишь ответить, или мне стражников допрашивать?

Я кивнул на удивленно лупившихся на нас воинов.

— Не надо. Сам все расскажу, объясню. Вообще-то, не очень уж далеко. Почти что близко. Выехать на тракт, немного по нему, затем налево ответвление королевской дороги. Приведет аккурат в Срединец.

— Понятно. А пешком быстро доберусь?

— Пешком? — Малабук вновь выкатил глаза. — А где тебя ожидает охрана? Или ты один?!

Я ответил неопределенным жестом, который можно было интерпретировать скорее как «да», чем «нет».

— Без охраны! Пешком! Так там же ж…, - в голове управляющего явно мелькали разные мысли, вызывающие соответствующие чувства, которые в свое время отражались на физиономии. Удивление, недоверие, испуг, сожаление, облегчение. — Хотя, если один от Юпа досюда добрался… Но как? Разве что есть королевский знак, иначе, как стража пропустила сюда? Хотя мне знак предъявлен не был…

Пора было прерывать эти размышления вслух, а то, чего доброго, командир сюсюлей додумается затребовать предъявления пресловутого знака.

— Слушай, Малабук, а на объекте случайно посторонних нет?

Кажись, попал в точку.

— Нет! Нет! И нет! — Почти закричал испуганный управляющий. — А пешком до Срединца доберешься к вечеру… Если никого не встретишь. Вот, пригодится. — Малабук отстегнул от пояса и сунул мне в руку увесистый мешкошар (кошелек по нашему) и, подхватив меня под руку, ускорил шаг. — Надо поспешать. Чтоб до темноты…

Я не стал возмущаться по поводу дачи взятки должностному лицу во время исполнения. Во-первых, может, это у них в порядке вещей? Как у нас. А, во-вторых, сам же назвался Хлестаковым, так что требовалось соответствовать, хотя, подозревал, что «Ревизора» здесь никто не читал. И, в-третьих, в любом мире с деньгами всегда легче, чем без них…

Малабук явно старался поскорей от меня отделаться, что, кстати, совпадало с моими интересами, так что не было бурных прощаний с обещаниями созваниваться…

Повинуясь властному жесту управляющего, стражник отворил калитку, которая тут же захлопнулась, как только я покинул территорию сюсюлятника.