СССР глазами советологов - Федор Урнов

Горбачев — это коммунистический Коперник, Дарвин и Фрейд в одном лице. Он хочет, чтобы его соотечественники — его товарищи — наконец постигли эту троицу разрушающихся иллюзий и начали вживаться в целостное и современное общество.

В ноябрьские дни, предшествовавшие его встрече с папой римским (не последняя из сенсаций года), Горбачев сказал: «Нам нужна революция в сознании людей». Переменилась метафизика глобальной власти. Рынок стал дороже территорий, а информация — сильнее оружия. На протяжении многих лет советские люди существовали в параноидальной изоляции, пугаясь всего западного (старая русская традиция) и отстраняясь от него примерно так же, как иранцы аятоллы Хомейни объявляли карантин на западные идейные яды. Крестьянские культуры больше всего боятся заражения «иностранным».

Горбачев — гений выживания по дзэн-буддистски, тонкий актер, умеющий танцевать в разные стороны, шоумен и манипулятор действительностью, хитрый дрессировщик волков. Он умеет неотложные проблемы превращать в нечто положительное — вроде хорошего шанса.

Конечно, кроме того, Горбачев — явление, объединяющее целый ряд сложных и временами противоречивых ролей. Он одновременно — и папа, и Мартин Лютер коммунизма, и Магеллан, и Маклюэн[6] аппаратчиков. Человек Десятилетия — всепланетный штурман.

Майкл Крамер

В стиле Горбачева

Когда Франклин Рузвельт принялся за спасение страны от Депрессии, он сразу отказался от предложенных ему жестко определенных целей развития. Стиль Рузвельта — импровизация, постоянно корректируемая при помощи обратной связи. «Моей стране нужен смелый, проводимый твердой рукой эксперимент, — заявил он. — Возьмите какой-либо метод и испробуйте его: если не получится — признайте свою ошибку и попробуйте другой. Главное — пробовать».

Стиль Михаила Горбачева, который стремится спасти коммунизм путем реформ, во многом напоминает стиль Рузвельта. Вообще-то ему понадобится по крайней мере талант Ф.Д.Р.,[7] ведь задача перед ним стоит не менее масштабная. Великая Депрессия — лишь короткий промежуток времени в американской истории; для Советского Союза дорога развития все 72 года была в ухабах.

В любом случае — что бы ни стало с Горбачевым и его политическим экспериментом — он заслуживает звания «гений политики» уже за то, что несет в себе чувства осознанности цели, динамичного развития, решительности и надежды — короче говоря, «положительной перспективы». Сколько бы западные эксперты не спорили о том, знает ли он, как и чего хочет достичь, Горбачев производит впечатление человека, у которого есть ответы на все их вопросы. Он четко знает, каковы приоритеты его деятельности и в то же время с поразительной решительностью отбрасывает все, что считает не нужным. В прошлом году он решил, — никому не выкручивая рук, — что перестройке в СССР мешает роль доминирующего лидера Восточной Европы, и он тут же выступил в качестве комиссара-освободителя.

Один из ближайших помощников Горбачева в Кремле, Александр Яковлев, посетив по обмену Колумбийский университет в 1958 году, написал работу о Ф.Д.Р. Лорен Грэм, советолог, учившаяся с Яковлевым в одной группе, вспоминает: «Что Яковлева особенно поразило в Рузвельте, так это его понимание главного: для спасения системы надо отбросить все несущественное, и тогда останется самое важное». Поднявший железный занавес — свидетель того, что эту точку зрения в Кремле разделяет не только Яковлев.

Кроме того, Горбачев явно прочел — или сам постиг — истину, к которой пришли еще Платон и Маймонид:[8] мудрейшие государственные мужи по сути своей — терапевты. Правитель может стать лидером и при этом править на законных основаниях только в том случае, если его народ смело глядит в глаза правде о самом себе и сознательно соглашается на его руководство.

Советский народ давно уже привык к руководителям, которые его обманывают. Горбачев говорит правду, и его сограждане вынуждены были перейти к новым формам общественного договора и восстановить в себе чувство гражданского достоинства. Кроме того, свои слова он подкрепляет делами…

Горбачев — политик американского образца? Безусловно — таких людей нам в Америке стало не хватать. Работа в западном стиле Горбачеву далась легко. Как Зелиг, персонаж-хамелеон в фильме Вуди Аллена,[9] Горбачев сразу же принял на вооружение полный набор любимых Западом клише: стабильность, разумная достаточность, взаимная безопасность, в ядерной войне не будет победителей, общечеловеческие ценности, цивилизованное общество, судьба Земли, планета в опасности…

Однако Горбачев не просто освоил лексикон западных либералов. Он с самого начала прекрасно понимал: главное — заручиться поддержкой западных консерваторов. В 1984 году, когда Рональд Рейган все еще называл СССР «империей зла», Горбачев избрал целью второго главного антисоветчика Запада — Маргарет Тэтчер, и та была очарована. Она заявила, что Горбачев — человек, с которым можно иметь дело.

В число своих сторонников он записал даже Господа Бога. Как в одной фразе запечатлеть страх и ненависть, которые Запад испытывает к советскому режиму? — «Безбожный коммунизм». И тогда советский руководитель обратился к Господу столь же решительно, как Буш завернул себя в американский флаг. В своем первом интервью западной прессе (журналу «Тайм» в 1985 году) он сказал: «Всевышний дал нам достаточно разума, чтобы мы смогли искать пути улучшения наших взаимоотношений». Затем он безоговорочно принял нравственные ценности христианства, пригласил в Кремль представителей Ватикана и заявил, что свобода вероисповедания «жизненно необходима» для успешного течения процессов обновления в СССР. В начале декабря прошлого года он обратился в полного уважения — но не совсем раскаявшегося — пилигрима. После встреч с лидерами практически всего мира — от Кастро на Кубе до Дэн Сяопина в Китае, он посетил папу римского и обратился к нему: «Ваше Святейшество»; папа в ответ благословил перестройку.

Суть политики — правильный выбор момента, и Горбачев обладает просто изысканным чувством — когда нужно настоять на своем, а когда — отступить. Очень поучительна также разница между его действиями на двух встречах в верхах — в Рейкьявике с Рейганом в 1986 году и на Мальте с Бушем месяц назад. В Рейкьявике Горбачев стремился затмить Рейгана и буквально подавил США потоком далеко идущих предложений; в конце концов по ряду ключевых вопросов, вызывавших разногласия, едва ли не была принята его позиция. На Мальте — когда Горбачев понимал, что Буш прохладно отнесется к ярким предложениям и, кроме того, смертельно боится проиграть в популярности, — советский лидер вел себя значительно более спокойно. Он позволил Бушу доминировать на всем протяжении достаточно обширной повестки встречи — и добился личной поддержки перестройки со стороны президента США.

У себя в стране Горбачеву удалось возглавить и силы правящего режима, и оппозицию: он представитель авторитарной системы, борющейся за демократию. Как и Рузвельту, Горбачеву пришлось сначала столкнуться с реальностью, прежде чем решиться на открытый вызов статусу-кво. Ф.Д.Р. быстро отказался от идеи сбалансированного бюджета, Горбачев не менее быстро пришел к выводу, что недостаточно просто заигрывать с системой. Он убрал из Политбюро и Центрального Комитета представителей старых времен и старого мышления и — после избрания на пост президента — поставил под сомнение многие фундаментальные основы советской политической жизни. Всем запомнилось, как он сказал в адрес тех, кто его перемены рассматривал «как конец света», что это — «конец искаженного света». Что же касается нового строя, Горбачев заявил: «Мы идем от одной… системы государственных и общественных институтов к другой… Нам приходится менять буквально все».

Ф.Д.Р. имел привычку обходить конгресс и по радио обращаться к народу Америки; Горбачев вслед за ним стал первым руководителем Советского государства, который использовал телевидение как политическое оружие. Сопровождаемый работающими телекамерами, он объездил всю страну, врезаясь в толпу, выслушивая жалобы и призывая соотечественников не ждать благ от перестройки, а самим работать на ее благо.

Особенно важно отметить, что Горбачев занял политически нейтральную позицию, весьма сложную для радикала, имеющего пристрастие к контролируемому хаосу. В СССР люди говорят, что Горбачев совершенно не случайно разрешает Борису Ельцину — удаленному из Политбюро и превратившемуся в народного героя — нападать на него слева, в то время как сторонник жесткой линии Егор Лигачев атакует Генерального секретаря справа. Однако Горбачев старается особенно далеко не уходить от своих товарищей. По словам советского журналиста Виталия Третьякова, «Горбачев обладает тонким чувством баланса политических и экономических переменных, а также умеет просчитать, как этот баланс сложится назавтра и что необходимо будет предпринять, чтобы обеспечить отход назад после чрезмерно резкого рывка вперед». Так, например, на недавних государственных и партийных совещаниях Горбачев успокоил консерваторов, отразив нападки на «руководящую роль партии», и в то же время утихомирил радикалов, сказав, что примат коммунистов необходим только лишь на теперешнем «сложном этапе развития общества».