Вопросительные знаки в «Царском деле» - Юрий Жук

Однако в свете новых фактов более предпочтительнее выглядит версия о том, что это был ответ на послание Короля Георга V, пытавшегося предпринять первые шаги по освобождению своих родственников. А то, что эта записка была передана, – факт, не подлежащий сомнению. Последовавший за Семьёй в Тобольск учитель английского языка Августейших Детей Чарльз Сидней Гиббс сохранил в своих личных бумагах копию этой записки с планом этажа. И если бы эта копия не сохранилась, мы так бы никогда и не узнали о существовании такой записки, поскольку местонахождение оригинала до сих пор неизвестно.

Другим связующим звеном между домом, банковской программой и Царской Семьёй был уже упомянутый ранее К. И. Ярошинский, избранный для действий в качестве представительской фигуры при осуществлении банковской программы в России[27].

Лояльность Ярошинского по отношению к союзникам и знание русской банковской системы были двумя его очень сильными и ценными качествами, но, кроме них, он обладал ещё и другим ценным качеством – личной взаимосвязью с Царской Семьёй. Ведь непосредственно сам К. И. Ярошинский был благородного происхождения, а поскольку он являлся одним из крупнейших благотворителей госпиталей и больниц, находившихся под патронажем Великих Княжон Марии и Анастасии Николаевны, его также хорошо знали и Их Августейшие Родители. И прямым подтверждением этому – письмо Государыни от 22 января 1918 года, которое Она написала А. А. Вырубовой, находясь в Тобольской ссылке, и в котором благодарит её за присланные деньги:

«Было так неожиданно для меня получить это письмо от первого числа и чек от десятого. Мы сердечно благодарим через вас Ярошинского. Это и в самом деле трогательно, что даже теперь кто-то помнит о нас. Слава Богу, что его имения пощадили. Господь да благословит его».

Из текста этого письма не ясно, от кого экс-Императрица получила послание «от первого числа»: от А. А. Вырубовой или К. Ярошинского. Однако из Её экспансивного ответа явствует, что Она была очень тронута, получив известие о К. Ярошинском. Тон же Её письма также не исключает возможности, что, помимо напоминания и участия в судьбе несчастной Семьи, К. Ярошинский также мог сообщить Ей и что-то другое, чему Она была весьма удивлена и за что сочла необходимым выразить ему тёплую благодарность. Впрочем, это всего лишь предположение…

Но нам также известно, что к тому моменту К. Ярошинский уже оказался вовлечён в банковскую программу и был связан со служащим компании «Гудзонов залив» Генри Армитстедом, который как раз в то время занимался строительством дома в Мурманске. И поэтому нельзя окончательно сбрасывать со счетов тот факт, что Императрица могла получить от него известие, что имеется план по Их освобождению и перевозке на Север России. И тогда Её фраза «…что даже теперь кто-то помнит о нас» явно говорит в пользу того, что какая-то информация на эту тему всё же доходила до Царской Семьи. И дополнительное свидетельство этому – показания, данные в 1920 году в Париже Н. А. Соколову Князем Г. Е. Львовым. Ибо последний, во время своего пребывания в Екатеринбургской тюрьме № 2 имел разговор с Князем В. А. Долгоруким, в ходе которого тот прямо заявил ему о том, что его отчим Граф П. К. Бенкендорф ведёт с англичанами переговоры об освобождении из плена Царской Семьи. Впрочем, и это всего лишь предположение…

Город Романов на Мурмане (Мурманск) был, действительно, самым идеальным местом для обеспечения безопасности Царской Семьи, поскольку городское население здесь было немногочисленным, а присутствие в нём союзников уже имело место. Поэтому в случае необходимости вывести отсюда Царскую Семью было бы гораздо легче, чем из какого-либо другого места России. А, кроме того, отправиться вместе с Семьёй в Романов на Мурмане было изначальным желанием Императора почти сразу же после отречения.

Кстати, не следует забывать, что после целого ряда событий, произошедших в России в 1918 году, деятельность различных людей, принимавших участие в банковской программе (к примеру таких, как Генри Армитстед, который не только принимал участие в этой программе, но занимался также и сборкой дома в Мурманске), была описана в ряде часто противоречащих друг другу источников. Причем, эти источники предоставляли на суд истории не только различные описания произошедших событий, но, зачастую, и изменяли таковые со временем по тем или иным причинам…

Вскоре после того как было принято решение о проведении двойной политики и сформулирована банковская программа, в группу бывших царских чиновников, возглавляемую В. М. Вонлярлярским (бывшим деловым партнёром Великого Князя Александра Михайловича, в своё время связанным с ним организацией коммерческих предприятий в Маньчжурии), был введён некто полковник Кейес[28].

В настоящее время, после тщательного сравнительного анализа и изучения огромного количества документов, сохраняемых в Лондонском архиве, представляется более чем очевидным, что официальный смысл банковской программы, то есть финансовая поддержка Юго-Восточной конфедерации, был только частичной причиной, обусловившей её существование. Позднее, в 1928 году, когда «заём» (так назывались деньги, проводимые через эту программу) и К. Ярошинский попали под обстрел лондонских политических чиновников самого высокого ранга, полковник Кейес зафиксировал своё отношение к этому делу в письменном показании. И начал он свой отчёт с довольно интересного утверждения, в котором имелось множество нюансов:

«Накопилось очень много недоразумений по поводу займов в русские банки, как стали называть это дело, и я решил, что мне следует изложить всё, что я помню относительно обстоятельств той политики, в которой так называемый заем (курсив мой. – Ю. Ж.) представлял собой лишь небольшую часть».

Таким образом, комментарии Кейеса, касающиеся «так называемого займа» К. Ярошинскому, более чем наглядно показывают, что это был вовсе не заём, а прикрытие для финансирования действий разведки союзников, связанных с планом проведения двойной политики их стран. Однако эта банковская программа со всеми её смысловыми подтекстами продолжает оставаться не до конца понятой, а трудности, с которыми приходится сталкиваться исследователям этого вопроса, чрезвычайно велики, поскольку все эти операции осуществлялись после захвата власти большевиками, то есть уже после того, как сделки такого рода были объявлены нелегальными. Поэтому все связанные с ними документы, как уже упоминалось ранее, необходимо было датировать задним числом. А для того, чтобы не допустить их попадания в руки большевиков или германцев, многие из таких документов, могущих в значительной степени пролить свет на сущность этого банковского дела, были уничтожены. Прорехи в сохранившейся документации, наличие документов, датированных задними числами (что, собственно, признают и сами авторы этих документов), а также отсутствие датировки на большинстве таковых, означают лишь, что та огромная работа, которая была проделана английским журналистом Майклом Кеттлом и другими исследователями, в конечном счёте, выявила по этому делу больше вопросов, чем ответов.