Божий одуванчик - Михаил Серегин

Анна Кирилловна — а это была именно она — проводила его долгим взглядом.

…Улица встретила Илью промозглым резким ветром и доносящейся из какого-то близлежащего ларька песней: «Американцы-и-и… о-о! о-о! пошли на танцы, о-о! о-о!., они забыли про форму и но-о-орму-у… у них теперь — ночная жизнь!»

Илья бодро пошел по самому краю тротуара — вплотную к бордюру, за которым была проезжая часть.

Пожилой дворник в грязной оранжевой куртке, бубня себе под нос незамысловатые ругательства, вымел у него из-под ног целую кучу опавших листьев, и Илюха едва успел перескочить через метлу, которой ретивый санитар улиц едва не снес его с ног.

Свиридов-младший рассмеялся и пошел дальше. Но ему удалось пройти не более десяти-пятнадцати метров, как возле него, завизжав шинами по асфальту, остановился черный джип «Тойота-Лендкруизер». Дверь машины распахнулась, и здоровенная волосатая рука с золотой печаткой на безымянном пальце втащила Свиридова-младшего в салон.

Илюха даже не успел пискнуть.

…Запоздалый страх заполнил все его существо.

Страх всегда парализует, если он приходит неожиданно. Не по следам жутких предчувствий и тревог, а когда ты даже до конца не можешь осознать, что с тобой произошло, и только слепой животный ужас сжимает тебя холодными колючими лапами.

— Не торкайся, сука! — рявкнул грубый голос, и на голову ему накинули какой-то мешок. — Сиди смирно, падла!

Предупреждения были напрасны: Илья так испугался, что не смел даже глубоко дышать.

— У него тут чек! У, суки!

— А, бля, нарк… не сдюжил. К барыге побежал, всю шифровку дядину порушил, дятел, — произнес насмешливый голос. — А дядя и братец так удачно тебя перекрывали.

…Судя по длительности поездки, шикарный коттедж, куда его привезли, находился где-то за городской чертой. Даже не заставив разуться, его провели в ярко освещенную несколькими замысловатой формы ночниками — несмотря на дневное время суток — большую комнату.

На стене висела картина: «Иван Грозный убивает своего сына». Репин.

Почему-то при взгляде на это полотно Илье стало так плохо и страшно, что ноги его подогнулись и он опустился на мягкий, приглушенных тонов ковер.

Никто и не подумал его поднять. Амбалы ушли и закрыли за собой дверь.

Сидевший за письменным столом человек — можно было видеть только его широкую спину, обтянутую безукоризненно белой рубашкой, — разогнулся и повернул голову к Свиридову. Илья увидел красивое лицо и сухо поджатые строгие губы, которые должны были произнести его, Ильи Свиридова, приговор.

Смертный приговор.

Этот человек был Александр Ледовской.

— Ты? — пробормотал Илья, пытаясь отползти к дальней стене. — Значит… это все-таки ты?..

— В основном не я, — серьезно ответил Дедовской. — Я отрабатывал только тебя. Через окно. Красиво исполнено, правда? Если бы не твой телохранитель, парень высокой квалификации — надо отдать ему должное, то не пришлось бы тебе сегодня рвать когти за «герой».

А вот предыдущую троицу срубил не я.

— Тогда… кто же?

— Ты все равно не поверишь. Ты должен увидеть собственными глазами.

— А п-потом? Что б-бу… будет потом?..

— Никакого «потом», — отрезал Ледовской. — И вообще — отучайся применять глаголы в будущем времени. Это тебе уже не понадобится. Ага. Кажется, тот, кого мы поджидаем, уже здесь…

Глава 8

КИЛЛЕР ПО ИМЕНИ СОВЕСТЬ

Владимир ворвался в квартиру дяди, как метеор. Он наткнулся на одного из растерянных охранников, проспавших Илью, и толкнул его в грудь так, что тот полетел вверх тормашками, несмотря на то что был здоровенным, плотным и широкоплечим мужиком под метр девяносто ростом.

Вероятно, сыграло свою роль еще и то, что он не вполне отошел от снотворного, которым так щедро попотчевал его Илья.

— Это как же так? — рявкнул он на дядю.

— Да так, — развел тот руками. — Ушел, и все тут. Видно, очень нужно ему было уйти, раз подсыпал этим уродам, — слово «уродам» Анатолий Григорьевич раскатил особенно сочно, — какой-то гадости, умыкнул ключи и свалил.

— Но зачем?

— Зачем?

Вопрос повис в воздухе, и Владимир поспешил разрядить свинцово набрякшую тишину:

— Конечно, можно интерпретировать это по-разному, но у меня есть одно вполне конкретное предположение.

— Какое? — уронил Осоргин.

— Илья давно пристрастился к наркотикам.

Еще в Москве, где денег у него было немерено.

Пока не разорился. Да и немудрено разориться, если глотать и нюхать, а то и заливать в вены всякую гадость.

— То есть ты думаешь…

— Я думаю, у него устойчивая наркозависимость. У меня были подозрения, но, к сожалению, я не придал им должного значения. А вчера я говорил с человеком, который поставлял наркоту всей этой честной компании. Он сказал, что Илюха, Антон и Олег, исключая разве что Валька, который из-за своей врожденной кроличьей трусости только несколько раз попробовал, а потом по клиникам да диспансерам рассекал, были его постоянными клиентами. Время от времени этот человек — Борис Сергеевич по прозвищу Карамболь, — прекращал им поставки, и тогда они пускались во все тяжкие… Травились дешевкой типа самопальных синтетических психостимуляторов, «винта» и так далее.

Одно из таких прекращений поставок наркотического довольствия пришлось на начало августа…

Свиридов, прервав свой монолог, провел ладонью по лицу и добавил:

— Если я ошибаюсь, то уж не знаю, что и думать.

— Надо искать, — твердо проговорил Анатолий Григорьевич.

— Где? Я сделал все, что мог, чтобы это предотвратить. Я прослушивал офис Дедовского и даже квартиру Самойловой, которая к этому делу вообще ни сном ни духом, если не считать того, что Малахов и Чуриков покончили с собой после того, как с разным успехом сдавали экзамен по ее предмету у нее дома. Ничего. Нет, я все-таки не детектив. По специальности я работаю куда лучше.

— По какой специальности? — глухо спросил Анатолий Григорьевич.

— А вот по такой. — И Владимир бросил на стол «каштан», который произвел такое сильное впечатление на «братков» Карамболя.

Осоргин посмотрел на бледное лицо Владимира и тихо проговорил:

— И что… ты думаешь устроить мочилово направо и налево? По методике «Капеллы»?

— В «Капелле» не мочили направо и налево, — строго проговорил Владимир. — Впрочем, это лишь иная форма изложения вопроса. Там мочили по первому подозрению. И в сортире, и в кухне, и в ванной. Ну ладно… Сколько времени прошло с момента этого самого… побега?

Слово «побег» было выговорено Владимиром с откровенным усилием.

— Да около часа будет, — сказал один из охранников, прозевавших Илью.

— Около часа? Так…

Свиридов извлек свой сотовый телефон и быстро набрал номер. Ответили тут же.

— Слушаю! — недовольно прорычали в трубку.

— Боря, это говорит Свиридов, — негромко произнес Владимир, и спектр настроений на том конце связи кардинально сменился.

— А… здорово, Володя. Какие-то проблемы?

— У тебя не было моего брата?

— Н-нет. А что, должен?

— Боря, только говори как на духу. Дело идет о его жизни и смерти! Ляпнешь что-нибудь не то — я уж и не знаю, как тогда надо будет с тобой разговаривать…

— Да точно не было! — обиженно ответил тот. — Я с утра в клубе. Если ты имеешь в виду, приходил ли он за наркотой, то таки нет, как говорят евреи. Я за базар отвечаю, и не надо мне пресс-хату учинять.

— Ну, извини, — произнес Владимир. — А где эта компания еще могла отовариваться? Ты же был в курсе их полноценной наркотической жизни. Подумай, Борис.

— Да где ж, как не прямо в их академии?

Там, говорят, дело налажено не слабо.

— В академии? А… ну спасибо…

Владимир спрятал телефон и начал обуваться. Анатолий Григорьевич смотрел на него напряженным взглядом и молчал. Потом все-таки спросил:

— Кому звонил? Карамболю?

— Ему.

— А сейчас куда?

— Ты что, сам не слышал? — с плохо скрываемым раздражением ответил Свиридов. — Будут какие-нибудь новости — немедленно позвоню. А ты, дядя Толя, пока направь своих хлопцев по всем адресам, где гипотетически возможно появление нашей заблудшей овечки. Мою квартиру не забудь.

— Я сейчас позвоню всем постам, — быстро проговорил тот, — пусть объявят его в общегородской розыск. И Малахову еще…

— От и добре, — на ходу бросил Владимир и вышел из квартиры.

В академии Свиридову сказали, что видели Илью минут тридцать назад разговаривающим о чем-то с неким Степановым.

По словам однокурсников, вид у Илюхи был малореспектабельный — бледный и помятый, и он все время зыркал глазами, как затравленный волк. Словно ждал чего-то.

— Да на нем просто лица не было, — печально сказала одна девушка. — Мы сегодня должны были с ним в кафе идти — на прошлой неделе обещал, — но он меня даже не заметил. Мимо пронесся, посмотрел, как ударил, и по лестнице наверх побежал.