Бомба для империи - Евгений Сухов

Нескончаемо тянулось время, когда он и приставленный к нему Лука пересекали несколько границ. Двое суток казались за четверо, когда они добирались до Москвы. Ночь, проведенная в поезде Москва – Нижний Новгород, вообще показалась Севе равной едва ли не неделе – так мучительно долго тянулось время и крайне медленно текли мысли. Даже те девяносто минут, которые имеются у пассажиров от времени прихода скорого поезда в Нижний до отправления парохода вниз по Волге, которых едва хватает, чтобы добраться, да еще с багажом, с вокзала до пристани, показались Севе, по крайней мере, несколькими часами.

До пристани добрались на извозчике. Спрашивать таксу не пришлось: на спинке сиденья была привинчена табличка, гласящая, что плата за проезд в обычные дни составляет 40 копеек, а в ярмарочные – цельных 50. Расплатился каждый сам за себя.

От Нижнего отходили три пассажирских парохода: «Отец», принадлежащий пароходному товариществу братьев Каменских, «Полюд» купца Любимова и третий с плохо различимым названием, к каковому была прицеплена арестантская баржа.

В одиннадцать отправлялся «Отец». К тому же он был более комфортабелен и обладал большей скоростью, посему Сева и Лука предпочли именно его.

«Отец» делал двадцать пять верст в час. Шел он плавно и спокойно, и если бы не всплеск воды, разрезаемой его носом и колесами, можно было бы еще сказать – бесшумно. Долгоруков и Лука стояли на палубе, и, казалось, это не пароход движется по Волге, а надвигается берег, плавно и ненавязчиво меняя свою панораму.

Знакомиться они ни с кем не стали, хотя между пассажирами первого и второго классов это происходит весьма быстро: прогулки по палубе и общий обед в пароходной столовой весьма способствуют такому сближению.

После Ярославля Волга широка. А после Нижнего Новгорода ее ширина едва не достигает версты. Издалека же все кажется красивым. И первым живописным местом после Нижнего оказался Печерский монастырь. Далее за версту стала обозримой Старо-Печерская слобода, расположенная на Дятловых горах, крутых и издалека зеленых. А потом пошли по правому берегу Волги десятки больших и торговых сел с храмами и тысячами жителей, мало уступающих таким городам, как Васильсурск и Козьмодемьянск, которые последуют далее по ходу парохода…

Первая остановка была в Исадах. Затем на протяжении 70 верст шли Фадеевы горы со множеством фруктовых садов, преимущественно яблочных, разросшихся на склонах. А к вечеру встали у Васильсурска, столице сурских стерлядей.

За Васильсурском потянулись громадные казенные леса в два миллиона десятин, которые Сева с Лукой наблюдали еще в первый путь. Через два часа встали у Козьмодемьянска и уже ночью пришли в Чебоксары, удачно миновав опасные яры. И если в первый путь Чебоксары открылись еще верст за восемь, то теперь они выскочили из-за крутого мыса как черт из табакерки. В последующие 125 верст до Казани «Отец», как и «Великая княгиня Мария Павловна», остановился лишь у Сундыря и Козловки.

В Казань прибыли в восьмом часу утра. «Отец» пошел дальше, держа путь в Каму и на Пермь, а путники взяли на пристани извозчика и отправились к Севе. Проживание в его доме тоже входило в пожелание Густава…

Глава 7

СОГЛЯДАТАЙ И ПОДНАДЗОРНЫЙ, или УСПЕХИ И НЕ ОЧЕНЬ

– Это Лука… Лука, – представлял Сева своего соглядатая попеременно Огонь-Догановскому, Африканычу, «графу» Давыдовскому и Ленчику. – В деле он будет вместе с нами…

Лука руки никому для пожатия не протягивал, да и среди товарищей Всеволода Аркадьевича желающих поздоровкаться с Плотным-«Первопрестольным» за руку не нашлось.

– А зачем он нам? – заикнулся было Давыдовский, но Долгоруков бросил на него такой сердитый взгляд, что «граф», собирающийся было сказать еще что-то колкое в адрес Луки, осекся и промолчал. Вообще, когда Всеволод Аркадьевич таким образом смотрел на кого-либо, то тому следовало молчать и исполнять то, что говорит Сева…

– Ну что, как наши успехи? – быстро спросил Долгоруков, опасаясь, как бы еще кто-нибудь из его команды не брякнул чего лишнего в адрес Луки.

– Мы все рады, что ты вернулся… – сказал Огонь-Догановский. Он еще хотел добавить «живым и здоровым», но не сказал. Сева рядом, вот он, – к чему лишние слова?

– Спасибо, – сухо произнес Долгоруков. – Но я, старик, спрашивал не об этом…

– Постников уже выступил на заседании Городской управы, – быстро сказал Африканыч, поняв, что хочет услышать Сева.

– И что? – посмотрел на него Всеволод Аркадьевич.

– Городская управа поддержала его предложение. Как он говорит, единогласно. – Неофитов позволил себе улыбнуться. – И уже отправила ходатайство в Государственный Совет о предоставлении нам концессии на строительство «чугунки».

Всеволод Аркадьевич удовлетворенно кивнул. Дело в том, что еще до своего отъезда в Цюрих он имел беседу с Самсоном Африканычем на предмет его знакомого Николая Николаевича Постникова. Служил городской секретарь Постников в Городской управе и входил в четверку самых влиятельных ее членов. И вполне мог посодействовать в вопросе строительства железнодорожной линии, которая соединила бы Казань с остальной сетью железных дорог империи, в чем город и губерния в целом столь крайне нуждались. Конечно, не безвозмездно, а за определенную мзду. Ведь Николай Николаевич очень любил банкноты. Денежные знаки любого достоинства, но чем больше, тем лучше.

А ведь было время, когда Постников был честным человеком. И вполне законопослушным: не брал взяток и не залезал своей загребущей лапой в городскую казну. Да и какие могут быть воровские навыки у человека, только что окончившего Императорский Казанский университет по кафедре гражданского права юридического факультета и недавно принятого на службу в Городскую управу?

А потом, годика через три, уже будучи в чине секретарском, каким раньше звались провинциальные секретари, Николай Николаевич впервые принял мзду. Это была всего-то зеленая трешница от купца третьей гильдии Хуснутдина Ямашева. Такая несвежая мятая бумажка. И по сути, мелочь. Да и потом, один раз как бы и не считается. Ведь Николай Постников не перестал быть хорошим и, по сути, честным и порядочным человеком. Потому как сильно переживал относительно принятия взятки и страшно мучился угрызениями совести. Тогда она еще у него имелась…

Угрызения закончились, когда Николай Николаевич принял седьмую по счету мзду, которая в шесть раз превышала его месячный оклад. После чего перестал быть хорошим, тем более честным и порядочным, и сделался плохим и бесчестным. То есть изыскивал всяческие возможности для получения мзды за услуги, которые он и так был обязан предоставлять людям по долгу своей секретарской службы.

Еще большие суммы он брал, когда делал то, что вовсе не обязан был совершать. А потом дело дошло и до подлога… В общем, городского секретаря Николая Постникова было чем заинтересовать. И Африканыч свою задачу выполнил с легкостью: за поддержку их предприятия по образованию акционерного общества, которое должно построить железнодорожную линию, соединившую бы Казань с Рязанью, а стало быть, с общей сетью железных дорог Российской империи (а главное, за получение этим АО концессии на строительство дороги), Постникову был обещан гонорар в пять тысяч рублей. Сумма, в четыре раза превышающая его годовое жалованье. На что Николай Николаевич без зазрения совести согласился. Ведь совести у него уже не было…

Сева перевел взгляд на Давыдовского:

– Акционерное общество прошло регистрацию?

– Да, – коротко ответил «граф». – Мы все в его учредителях. Дело теперь за концессионным соглашением. Только под него мы сможем взять ссуду на строительство «железки».

– Уставный фонд общества?

– Без тебя мы решили его покуда не обозначать, – ответил Самсон Африканыч.

– Пятьдесят тысяч, – сказал Долгоруков. – Такие деньги тоже на дороге не валяются. К тому же нам нужен первоначальный капитал для нового дела. Стало быть, под эти пятьдесят тысяч мы сможем продать акции. Пора их напечатать, займись, – обратился он к Африканычу. – Номинал – пятьсот и тысяча рублей за штуку.

– А не слишком крупно? Может, есть резон напечатать акции еще по сотенной и полтиннику? – спросил Неофитов.

– Нет резону, – отрезал Сева. – Акционеры нам нужны из крупных, которые знают, что такое банкротство и с чем его едят, когда мы их кинем. А мелкие дольщики затаскают нас по судам… Как с торгово-закупочным предприятием?

– Третьего дня торжественно открыли с публикацией в местной прессе, – доложил Африканыч. – Контора располагается на Малой Проломной улице в пристрое дома купца Потехина на первом этаже. Это рядом с хлебными амбарами.

– Ясно. Как называется предприятие?

– «Гольденмахер и компания», – ответил Самсон Африканыч. – А, каково?

– Иного названия вы, конечно, придумать не смогли? – совершенно без иронии поинтересовался Всеволод Аркадьевич.