Человек с Золотым Торком (ЛП) - Грин Саймон

- Объясните мне, в чём подвох, - Просто чтобы я мог быть уверен, что всё понял правильно.

- Я было подумала, что это очевидно, - сказала Марта, невозмутимо встретив мой взгляд. - Если вас заметят, а ваша миссия будет раскрыта, то есть шанс, что за вами придут все злодеи мира, отчаянно ищущие возможности заполучить в свои руки легендарную Душу Альбиона.

- И тогда моя миссия превратится в самоубийство, - сказал я, медленно кивая. - Неудивительно, что вы почувствовали необходимость подкупить меня предложением места в совете. Есть вероятность, что вы посылаете меня на смерть.

- Но ты сделаешь это? - спросила Матриарх. - Для семьи и для Англии?

- Конечно, - ответил я. - Всё за Англию!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Опасная Лабораторная Практика

Поэтому я отправился нанести визит семейному Оружейнику. Старый зануда, сухарь, но нет ничего, чего бы он не знал об оружии, устройствах и штуковинах, которые взрываются, будь то научные или магические предметы. В случае, если что-то пойдёт не так в моей новой миссии, было очевидно, что мне понадобится серьёзное оружие, всё, что я смогу достать, если я хочу защитить Душу Альбиона от всех жаждущих. Я хотел новый пистолет. Большой пистолет. Очень, очень большой пистолет. С атомными пулями.

Семейная оружейная находится на приличной глубине под западным крылом, в скале, ещё глубже, чем Центр Управления. Таким образом, когда (а не если) весь арсенал наконец бахнет, к чёртовой матери, он не унесёт с собой остальную часть Холла.

Оружейник и его сотрудники, какими бы изобретательными и увлечёнными они ни были, всегда тяготели к: “Пни и посмотри, что будет”. Они также имеют неограниченный доступ к оружию, гримуарам и нестабильным химикатам. Я удивлён, что эта часть Англии всё ещё на месте. Нынешний арсенал находится в старых винных погребах, за огромными массивными взрывоустойчивыми дверями. Предназначен для надёжного хранения. Подвалы представляют собой длинный ряд соединённых между собой каменных камер, с голыми оштукатуренными стенами и сводчатыми потолками, почти погребёнными под разноцветным клубком спагетти из закреплённых силовых кабелей. Флуоресцентное освещение было чем-то из ряда вон выходящим, а могучая система кондиционирования постоянно ворчала. Каменные камеры были до отказа заполнены многочисленным персоналом Оружейника: исследователи, контролёры, механики, оружейники и подопытные хрюшки. (Кто-то должен был тестировать каждое новое устройство. Это решалось путем лотереи среди сотрудников, и проигрывал тот, кто не был достаточно умён, чтобы заранее подтасовать результат). В арсенале постоянно появляются новые виды оружия, которые разрабатываются, конструируются и испытываются прямо здесь, в лабораториях. Именно поэтому здесь всегда ужасно шумно.

Некоторое время я стоял у закрытых взрывозащитных дверей, ожидая, пока мои уши привыкнут к грохоту. Мужчины и женщины с серьёзными, озабоченными лицами сновали туда-сюда, уделяя всё своё внимание последнему поколению смертоносных устройств, которые они производили для использования агентами на местах. И, надеюсь, они предварительно избавятся от всех ошибок.

Я до сих пор помню подушку-пердушку, и абсолютно непробиваемый наручный силовой щит - placebo. Никто не обращал на меня никакого внимания, но я уже начал привыкать к этому. Ярко вспыхивали огни, плясали тени, а молнии ползли по одной стене, как электрический плющ. Едкие химические запахи боролись с более мягкими ароматами измельчённых трав, расплавленный металл медленно тёк в керамические формы, а в воздухе вился дым от последнего несчастного случая. В арсенале не было аптечки для оказания первой помощи; здесь была своя больничная палата. Чёртова уйма людей толпилась вокруг испытательных стендов и футуристического лабораторного оборудования, алхимических реторт и форм для серебряных пуль, и, конечно же, вездесущих компьютеров и начертанных мелом пентаграмм. Большинство из этих очень занятых людей громко и убедительно ругались, пытаясь убедить свои последние проекты делать то, что они должны были делать, не взрываясь, не расплавляясь и не превращая экспериментатора в нечто маленькое и пушистое.

Кто-то рядом со мной потянулся за удобной кувалдой, и я решил пойти в другое место.

Я прогуливался по лабораториям, высматривая Оружейника. Двери открывались в воздухе, давая краткие проблески далёких мест, а подопытные животные взрывались. Отчаявшийся молодой интерн гонялся по лабораториям, размахивая сачком для ловли бабочек, пытаясь поймать огромное глазное яблоко с трепещущими крыльями летучей мыши. Я уверен, что на стадии разработки это выглядело вполне разумно. Никто не обращал внимания на эти мелкие сбои, разве что слегка подпрыгивали, по рассеянности, при очередном взрыве. Работая на переднем крае девиантного мышления, приходится мириться с периодическими неудачами, вы должны ожидать и мириться со случайными неудачами, наряду с регулярной вонью, пространственными инверсиями и странными спорадическими трансформациями.

Все, кто работал в оружейной, были добровольцами, отобранными из длинного списка кандидатов, тщательно отобранных из тех членов семьи, которые ясно продемонстрировали, что у них гораздо больше мозгов, чем им нужно. (Зачастую сопровождается нездоровым любопытством и полным отсутствием инстинкта самосохранения). (Действительно опасных мыслителей либо быстро переводили на чисто теоретические проекты, либо отправляли в альтернативные измерения и просили не возвращаться, пока они не угомонятся).

Нынешний состав интернов выглядел как ботаники, все в массивных очках и с пластиковыми протекторами, за исключением того, что некоторые из них носили остроконечные шляпы волшебников.

Многие из них под лабораторными халатами носили футболки с девизом: “Я разношу всё вдребезги, следовательно я существую, даже если кто-то другой меня уже бахнул”. Научно ботанический юмор…

Все они выглядели очень серьёзными и преданными своему делу, и если они продержатся достаточно долго, то со временем их переведут в более безопасные зоны исследовательских и опытно-конструкторских лабораторий. Однако, когда я пробирался сквозь хаос в поисках Оружейника, мне показалось, что в старых помещениях находится гораздо больше людей и проектов, а также превалирует общее ощущение срочности, больше чем я помнил по своему последнему визиту десять лет назад.

Двое наиболее мускулистых парней, сошлись в спарринге, работая с наэлектризованными кастетами, искры трещали и яростно сверкали в воздухе, когда они размахивали руками и парировали удары. Одна девушка засунула голову глубоко в аквариум, доказывая, что теперь она может дышать под водой.

Впечатляюще, но я не мог отделаться от мысли, что она была бы довольно неприятной в хорошей компании с этими зияющими рядами жабр на шее. Неподалеку несчастный молодой человек перестал доказывать, что теперь он может дышать огнём, потому что это вызывало у него икоту. Непредсказуемая и легко воспламеняющаяся икота. Кто-то отвёл его в сторону, чтобы надеть ему на голову асбестовый мешок. Я не понимал, почему они не могли просто макнуть его головой в аквариум, рядом с девушкой. И кто-то снова взорвал стрельбище. Всегда найдётся кто-то, кто попытается побить рекорд по самому большому и мощному ручному огнестрельному оружию.

Наконец я заметил впереди Оружейника, который расхаживал взад-вперёд по пещерам, внимательно следя за всеми и вся. Он останавливался то тут, то там, чтобы дать совет, подбодрить, а иногда и дать по уху, когда это было необходимо. Оружейник был строг, но справедлив.

Я подождал, пока он вернётся и устроится на своём обычном испытательном стенде, а затем тихонько сел рядом с ним. Он взглянул на меня, громко фыркнул и вернулся к тому, над чем работал. Чтобы удивить Оружейника, нужно постараться. Высокий, средних лет мужчина с избытком нервной энергией, был одет в перманентно замаранный белый лабораторный халат поверх футболки с надписью: “Guns Don’t Kill People; I Kill People”. Две копны пушистых белых волос торчали над его ушами под выпуклой лысиной, а глаза под кустистыми белыми бровями были стального серого цвета. Он редко выглядел иначе, чем привычно хмурым, и если раньше он был высоким и внушительным, то теперь у него был ярко выраженный горб - наследие всех тех лет, которые он провёл, сгорбившись над рабочими столами с лабораторными проектами, которые всегда отчаянно нуждались в его внимании.