Слава для Бога - Дед Скрипун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнце, опускаясь за вершины деревьев, подожгло их зловещим пожаром, последних красок уходящего дня. Похолодало. Сечень (февраль), перед приходом березола (март), решил напоследок показать свой норов, и пощипать людишек за носы последим морозцем.
Парок вырывался вместе со словами шепчущей тетки, а ее лицо в полутьмах белело как предвестник надвигающихся неприятностей.
— Поберегись в крайнюю ночь. Вижу, что уже сподобился. — Она кивнула в сторону собранных в дорогу саней. — Правильно. Я пойду к старосте, и как бы невзначай шепну, что ты бежать собрался, он не дурак, отступит. Зачем ему руки кривдой пакостить, ежели ты и так отступаешься, добровольно, но все одно, держи ухи востро. Поганый он человечишка, пакостный да злопамятный.
— Спасибо Фекла. Только лишнее это. Хочет деревню без кузни оставить, то его дело, мне она уже без надобности, пусть палит, а на меня дернется, я постоять за себя умею, да деток своих в обиду не дам.
— Видела в круге лихость твою. Удивил. — Хмыкнула она и перевела разговор на другую тему. — Ты и в правду свою Славку за блаженного отдаешь? — Любопытство в теткиных глазах, готово было выпрыгнуть, и вцепиться в горло кузнеца требуя ответа. — Люди бают, что ты нарочно это придумал, чтобы мальца от смертушки оборонить. Правда, аль нет?
— Придумал, не придумал. — Хмыкнул Перв. — А угадал я. По весне, даст Мокошь-матушка, соединю руки, оженю. Да и блаженный он не больше, чем мы с тобой. Хворый был — это да, но уже излечился. Любят его боги. Он теперича и кузнецом неплохим стал, и с мечом лихо управляется, да и дочурку мою любит искренне и уважает. Чего еще отцу пожелать. А то, что добра пока не нажил, да примаком в дом входит, то не беда, я не упрекну и другим не позволю, злато дело наживное, и не главное, да и я пока есть, с голоду молодым помереть не дам. Скопил кое-что на старость, нам хватит.
— Бедовый ты. — Фекла поднялась. — Пойду я, Пусть Стрибог тебе ветер в спину направит. Еще раз за косу спасибо, уважил. Как мы без тебя тут будем?.. — Вздохнула она. — Ну да ладно, чего уж теперь. — Махнула рукой. — Не поминай лихом. — Она склонилась в поясном поклоне, и Перв ответил ей тем же.
— И тебе добра Фекла. — Прошептал в удаляющуюся спину тетки Перв.
— Что так долго батюшка? Чего она хотела? — На пороге дома появилась Слава. — Шел бы ты домой, отдыхать. Похолодало к ночи, да и в дорогу завтра.
— Петуха нам огненного сегодня подпустить хотят, вот и предупредила тетка, а что домой не иду, так муторно на душе что-то. Чувствую напасть. Скребет внутри что-то.
— Кто-то скачет. — Девушка прислушалась.
— Слышу. — Кивнул Перл. — Воин это. Доспехи позвякивают и у коня топот своеобразный. На такое, лошадка, что под плугом ходит, не способна. В доме скройся, от греха. Я встречу. Может коня подковать надо, может оружие в кузне справить, а может чего недоброе затеял гость незваный. От гостя на ночь глядя чего угодно ожидать можно.
Черный, боевой конь вырвался паром взмыленных боков, и взвесью снежной пыли из мрака, и поднявшись на дыбы остановился напротив вставшего на встречу кузнеца. Из седла на землю, не касаясь стремян слетел воин и откинув в сторону, покатившийся по тропе, сорванный с головы шлем, раскинув руки, словно готов был обнять весь мир, растянул в широкой улыбке губы:
— Ну здравствуй, воевода, брат. Не ожидал меня увидеть?
— Гостомысл? — Удивленно воскликнул Перв. — Какими судьбами тут, и как нашел?
— Ты думал, от князя, в его же княжестве скрыться. Не обижай правителя, он каждый шаг твой отслеживал, все пятнадцать лет, как ты от него ушел да обидел.
— Сам знаешь, не мог я по-другому поступить. — Нахмурился кузнец.
— Конечно знаю, и Рар знает, потому зла и не держит. Думкам ты своим тяжелым тогда поддался, с бедой справиться не смог, от себя сбежать захотел... Дурак, хоть и воевода. Ну да, кто старое помянет, тому глаз вон.
— А кто забудет, тому оба. — Перл обнял старого знакомца, хрустнув тому позвонками.
— Я ведь по делу к тебе. Княже на службу зовет. Беда у нас. — Отстранился Гостомысл, и нахмурился.
— Что за напасть приключилась? — Перв посмотрел в глаза друга.
— С севера, племена рыбоедов под себя, жесткой рукой, Локк взял, и не успокоился на этом, решил и наше княжество подмять. Войной идет. Войско у него великое, и до сечи жадное. Рар собирает всех, кто меч в руках держать умеет, а тебе ведь равных в этом искусстве нет.
— Я-то не против, да у самого беда. — Вздохнул кузнец. — Повздорили мы с местным старостой, ухожу из деревни в никуда, с дочкой и зятем, не могу я их одних оставить, молоды еще, дров наломают.
— Нашел беду. С собой забирай в стольный град, терем твой за тобой так и остался, его убирают да протапливают. Даже барахло твое в сохранности. Служку приставили он за порядком следит. Но ежели хочешь, я с Любомиром поговорю, он после этого на них дышать побоится, не то, что козни строить.
— Сам разберусь. — Махнул рукой Перв. — Ладно. Уговорил. С собой заберу. Кузнецом мне видимо боги не дозволят помереть, вернусь на службу княжескую. В строй встану.
— В строй он встанет... — Усмехнулся гость. Воеводить тебя князь ставит. Помнит доблесть твою, и ум воинский ценит. — Гость протянул ладонь. — Сговорились?
— Сговорились. — Сжал ее Перв. — По утру выдвинемся помолясь.a
Глава 7 Орон
Совсем еще недавно, обычного деревенского кузнеца Перва было не узнать, важный стал, даже взгляд изменился, сделался властным, волевым и жестким. Это был уже не работник молота и наковальни, теперь это был воин, суровый, видавший не одну