Три недели из жизни лепилы - Олег Мальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больная не сопротивлялась респиратору. На ИВЛ, еще до начала стандартной противоотечной терапии пульс участился, давление снизилось до приемлемых цифр.
В соседней палате творилось что-то ужасное. Надсадно хрюкал респиратор, звенела металлическая посуда.
Наш с Офелией больной самостоятельно освободился от фиксации, вытащил трубку и пытался встать. Свидетели инцидента во время привлекли внимание дежурного персонала. Я убедился, что новоприбывший из царства Морфея помнит, как его зовут, а также текущие год, месяц и число.
Офелия Микаэловна всегда накачивает больных наркотиками, нейролептиками и транквилизаторами по самые уши. Боится, что им больно. А может все еще верит в защиту ствола головного мозга от хирургической агрессии.
Таня подала клиенту чистое полотенце. Тот откашлялся. Опять воцарилась тишь, гладь да Божья благодать.
Чуть-чуть подпортил настроение досадный (и совершенно необъяснимый) факт исчезновения эндотрахеальной трубки. Мы облазили все углы, искали под кроватями, перерыли одеяла возмущенных такой бесцеремонностью «спинальников» — безрезультатно. Ну, да черт с ней! «Большая» Таня вспомнила, как два года назад один реконвалесцент после удаления большой опухоли правого полушария пожалел соседа с черепно-мозговой травмой, который упорно не синхронизировался с респиратором.
Не поленился встать и экстубировал товарища по несчастью, чтоб «легче дышалось». Подоспели вовремя.
Помнится, именно этот случай положил конец дискуссиям о необходимости палат «реабилитации».
Я вспомнил, как два месяца назад мы с «маленькой» Таней приняли по смене дедушку — тоже после нейроонкологической операции. Хороший был такой дедушка, бодренький — совсем почти оклемался. И вдруг ни с того, ни с сего сдернул со струны стеклянную бутыль реополиглюкина[16]. Всего-то полкило, да лететь почти метр. Бутыль, как назло, прямо на голову спроецировалась. После этого дед задурковал. Мы его и привязывали, и успокаивали. И добрым словом, и лекарствами. Всю ночь промаялись. Утром проводим мы с коллегами обход.
Остановились напротив первой палаты, а за стеклянной перегородкой дедушка уперся головой в кафельный пол, изобразив ногами победный знак. Конечно, это была не победа, но однозначно финиш.
Мы лениво перебрасывались фразами. Каждый занимался своим делом. Я двумя пальцами модифицировал дневнички, Таня заваривала чай. Здесь, как и в ГБО, жизнеобеспечением дежурных докторов занимается средний медперсонал, но мотивы совершенно иные. До последнего, грандиозного ремонта в «нейрореанимации» была предусмотрена отдельная комната отдыха медсестер. За счет которой Силанский расширил свою научную лабораторию. Совместные трапезы превратились в осознанную необходимость.
В коридоре зацокали высокие каблуки Тони Яблочкиной. Кто знает код наружного замка, заходит без стука.
После беглого осмотра новой больной Тоня подсела к самовару.
Даже без этого незапланированного перевода Тоня неизбежно бы нарисовалась в «нейрореанимации». Она безошибочно определяет накрытые столы — через толстые стены и за сотни метров.
Яблочкина входит в пятерку лучших нейрохирургов больницы и в материальном аспекте твердо стоит на ногах. Далеко позади остались развод и прозябание в студенческой общаге с маленьким сыном. В прошлом году сын успешно закончил мединститут и живет отдельно. Но с некоторыми общежитскими замашками Тоня упорно не хочет расставаться. Имеются в виду не только перекусы на халяву, но и простое отношение к половым контактам на своей территории. Когда-то и я посетил ее холостяцкую квартирку, где над немытой посудою и переполненными пепельницами царил неистребимый дух болгарского парфюма и куриного супа из пакетика. И неожиданно для себя обнаружил под незатейливым платьем тело тридцатилетней женщины — и на вид, и на ощупь. С тех пор мы поддерживали очень теплые отношения. Старшей сестры и младшего брата или, точнее, тети и племянника.
Тетя учит племянника жизни — на живых примерах. К слову, все ее рассказы очень поучительны.
Мы уписывали приготовленную в сухожаровом шкафу шарлотку и разбирали историю несчастной любви Окуня. Вообще-то сухожаровой шкаф предназначен для стерилизации инструментов. Но «большая» Таня виртуозно подбирает режимы и регулярно балует персонал кондитерскими изделиями отменного качества и в широком ассортименте. Раскрыть ее профессиональные секреты пытались многие, но дальше мини-пожаров в процедурной дело не шло.
Итак, Окунь. Много лет назад этот немногословный, с виду простоватый увалень воспылал страстью к умной и красивой лаборантке с первого этажа. Горел ровным сильным пламенем и довольно долго. Жена обо всем знала, но молчала и ждала. Дождалась — соперница заболела раком молочной железы и умерла.
Окунь ходил к ней на могилку. Муж покойной — гематолог из 20-о корпуса — был также безутешен. Оба пытались утопить свое горе в вине. Частенько кооперировались.
Тем временем у Окуня народились внуки и помогли залечить душевные раны. А муж продолжал спиваться в гордом одиночестве, пока в один прекрасный вечер не выкинул с пятого этажа бутылку из-под шампанского. «Огнетушитель» приземлился в опасной близости от случайного прохожего.
Прохожий, по-видимому, бывший артиллерист, рассчитал траекторию падения с точностью до метра и «засек» открытое окно ординаторской. Администрация приняла меры.
Вошла Таня. Вытерла маской лоб. Под мышками у нее наметились темные круги. «Спинальника» на второй койке прошиб понос, его сосед жаловался на боли в сердце.
— Давление подскочило?
— Такое же.
— Сделай промедол, вызови ЭКГ и терапевта.
Тоня одобрила мою тактику. Таня отхлебнула холодный чай и собрала крошки пирога.
Следующей моему обозрению предстала Настасья Филипповна Деликто — тоже Тонина коллега.
В середине шестидесятых стройная, уверенная в себе блондинка, Настя развелась в первый раз. И сочеталась снова — по большой любви — со студентом медицинского Вуза. Семейный бюджет держался почти исключительно на хрупких Настиных плечах. Она работала на две ставки и преподавала в медучилище. Муж мыл, стирал, готовил и воспитывал Настиного сына от первого брака. Между делом закончил институт и накропал кандидатскую. Но Настя этого уже не замечала. Нейрохирурги — элита и ватажатся с артистами, партбоссами и прочими главначпупсами. Для красивой женщины богатый выбор. Как-то, опьянев от ласк и «шартреза», позвонила домой. «Все купил? Все погладил? Ребенка уложил? Как?! Почему?!»
Мужик ее одергивал, дескать, не стоит перегибать палку. «Да куда он, сопляк, денется?» — и в трубку, на более высоких тонах: «Да ты только посмотри на себя! Что ты за мужик? Как я до сих пор вообще тебя терпела?» В ответ — без затяжных пауз и совершенно спокойным голосом: «Раз ты сама начала…
Я давно хотел тебе сказать. Думаю, сейчас самый подходящий момент. Я встретил другую женщину».
Сейчас он служит профессором где-то в Ленинграде. Конечно, обидно терять контроль над ситуацией, но Деликто всегда вызывала у мужчин здоровый интерес, поэтому горевала не долго.
Кстати, об интересе. На первом году своей ординатуры — обеим было тогда по двадцать четыре — Деликто с Яблочкиной здорово доставалось от Салмонова. Салмонов — тогда еще сорокалетний кобель в расцвете сил — издевался над девушками за то, что спят, с кем ни попадя (по его мнению). Прозрачно намекая на собственную, несравненную, но невостребованную кандидатуру. В один прекрасный день под каким-то благовидным предлогом девушки заманили Юрия Моисеевича в «дежурку». Заперлись изнутри — дело было в старом корпусе. Красиво — насколько это было возможно в достриптизную эпоху — разделись. Настя легла первой. Салмонов не на шутку испугался. Чуть дверь не выломал.
Правда, у Юрия Моисеевича имеется другая версия.
Настасья Филипповна до сих пор считается одной из самых шикарных дам в больнице. К сожалению, ее стиль и вкусы претерпели колоссальные изменения. «Мальчиками не интересуюсь», — как-то укоротила меня Деликто. Слова любви застряли в горле. Зато конкретно и по существу.
Позвонил Силанский. Сообщил, что к нам везут блатную бабку.
Количество блатных пациентов — безошибочный показатель уровня медицинской помощи. Контингент больных — лицо отделения. Эту истину я знал и раньше. Но такого привлекательного лица, как у «нейрореанимации», даже представить себе не мог.
Слух о нашем заведующем прошел по всей Руси великой. И просочился далеко за ее пределы. В пятикомнатную квартиру Силанского у «Баррикадной» приезжают ребята в костюмах от Кардена с «дипломатами» из крокодиловой кожи и авиабилетами на предъявителя (шутка) до Тбилиси и Еревана.