Кража в особо крупных чувствах - Дарья Волкова

именно в профессорском кабинете, и нахмурил лоб, а Элина торопливо продолжила: – Во-первых, они очень редко общались. Во-вторых, их общение в основном касалось… ну, дел семейных.

– Точнее, все сводилось к высказыванию Поварницыным претензий?

– Ну, можно сказать и так, – вздохнула Элина. – Но я не думаю, что, учитывая, какие были у них отношения, Валентин Самуилович стал бы рассказывать Жене об иконах. Да и потом – Женя в этом совершенно не разбирался. Вот Виктор – другое дело.

– А племянник вашего мужа разбирался в иконах?

– Ну, не именно в иконах, а вообще. У Виктора профильное образование, достаточное общее, но он разбирается в предметах искусства и старины.

Петр помолчал, потирая щеку.

– Петр Тихонович, давайте я нам еще кофе сварю?

– Давайте. Заодно припомните, может, у вас тут где-то потерянная янтарная комната припрятана. Ну, так, невзначай.

Элина рассмеялась и пошла варить кофе. А Пётр достал телефон, чтобы позвонить криминалистам и договориться на завтра.

Глава 4

– Итак, повторяю вопрос – о чем вы хотели со мной поговорить, Пётр Тихонович?

– Почему у меня такое ощущение, что это вы ведете допрос, Элина Константиновна?

Она спрятала улыбку за чашкой свежесваренного кофе и даже предприняла попытку скромно потупиться – без особого успеха.

– Извините.

– Предмет моих вопросов все тот же – Евгений Валентинович Поварницын. Скажите, как он вам объяснил свое внезапное появление у вас в гостях?

– Вы знаете, мы особо не успели поговорить… до вашего прихода.

Так. Эти попытки выгородить пасынка уже ни в какие рамки не лезут.

– Элина Константиновна, – с нажимом произнес Петр. – Он совершенно не заслуживает того, что вы для него делаете.

Элина посмотрела на него с легким удивлением.

– Мальчику туго пришлось в жизни.

– Он уже не мальчик. Уже давно.

– Это не отменяет фактов его биографии.

Петр вздохнул. Отхлебнул кофе. Ну какая же упрямая.

– Давайте оставим в стороне ваши материнские инстинкты относительно Евгения, – Элина хмыкнула, а Петр продолжил: – О чем вы успели поговорить, пока я не пришел?

– Женя явился – и чуть ли не с порога в слезы, – Петр не удержался и скривился, а Элина тут же принялась защищать профессорского сынка. – Вы не понимаете! Женя был напуган! Его разыскивала полиция. Вы.

– Мы, – спокойно ответил Петр. – Если человек ни в чем не виноват, он не будет прятаться от полиции.

– Как вы просто рассуждаете, Петр Тихонович. Он был здесь, когда… когда … случилось это несчастье с Валентином Самуиловичем! И у него нет этого… как вы называете…

– Алиби.

– Да, именно. А у Жени его нет. Он просто ходил по улицам, когда… когда это происходило. Вы ему не верите?

– Я никому не верю.

– А себе?

– Себе – в первую очередь. Итак, Евгений же приехал к вам не только для того, чтобы припасть на грудь и порыдать?

– Скажите, а вы не должны быть беспристрастны в процессе… следствия? – вдруг прищурилась Элина.

Петр хмыкнул. Она его поймала.

– Вы правы. Должен. Но, скажу откровенно, вид рыдающего мужчины взывает у меня… вопросы. К его воспитанию.

– Ну да, конечно, – фыркнула Элина. – Как же, как же, слышала. Мальчики не плачут.

– Мужчины не плачут.

– Важное уточнение, – Элина откинулась на стуле, сложила руки на груди. – Вас представить плачущим невозможно. Как невозможно представить вас смеющимся. Улыбающимся. Рассказывающим какую-то смешную историю. Вы все это умеете?

Петр помолчал. Слова Элина вдруг показались странно обидными. Она считаете его… таким? Бесчувственным? Холодным? Каким? Да какое ему дело до того, что она про него думает?!

– Я при исполнении, Элина Константиновна. Мое дело – расследовать преступление и найти преступника. Рассказывание анекдотов и улыбки этому совершенно не способствуют.

– А когда вы не службе?

– А когда я не на службе – могу даже танцевать.

– Не верю. Вот бы посмотреть.

– Очевидцы утверждаю, что это зрелище не для слабонервных.

Она рассмеялась.

– Извините. Опять я вас дразню.

– Опять? – вскинул он бровь.

Она рассмеялась еще громче. А потом стала вдруг серьезной.

– Я пыталась Женю успокоить. Налила ему чаю с бальзамом, стала расспрашивать о том, что было в день его приезда в Москву, когда… ну, когда это все случилось. Он плакал и все говорил, что его обязательно обвинят в убийстве отца.

– А он этого не делал?

– Конечно, не делал.

– Он вам это сам сказал?

– Да.

– Вы это точно помните, Элина Константиновна?

– Да! – выпалила она. А потом все же полезла за своими любимыми «Герцеговина Флор». – Ну какая разница, сказал Женя или нет! Не помню я, на самом деле! Мне и в голову не пришло задать Жене этот вопрос, – она нервно прикурила и затянулась. – Это было бы бестактно… жестоко... по отношению к Жене. Я… У меня даже сомнений не возникло!

– Хорошо. Дальше.

– Дальше я пыталась его успокоить, как могла. Говорила, что все будет в порядке. Что следствие обязательно во всем разберется. И, кажется, даже сказала, что следователь, который ведёт дело – то есть вы – очень толковый, опытный и умный.

– Польщён. Дальше.

– А дальше пришёл тот самый умный, толковый и опытный следователь.

Пётр помолчал.

– А почему он прятался именно в кабинете?

Элина раздраженно смахнул пепел на блюдце.

– Когда я посмотрела в глазок и увидела, что это вы… Женя заметался, как свинья, которую собрались резать, – вышло последнее у Элины раздражённо, и Петру это почему-то понравилось – Я не знаю, почему он спрятался именно в кабинете. Я стала открывать вам дверь.

– А почему сразу не сказали, что Поварницын у вас?

– Вы не спрашивали.

Петр вздохнул, покачал головой. Что за характер, а?

– Я верно понял, что вопросы завещания Валентина Самуиловича вы с Поварницыным не обсуждали?

– Нет. Неверное, обсудили бы. Но не успели. Все, что было об этом сказано – было сказано при вас.

– Скажите, а после… в течение вчерашнего дня Евгений вам не звонил? Не приходил?

– Нет, – она ответила спокойно и уверенно, и Пётр почему-то ей поверил. – Но я сама ему позвонила, чтобы узнать как дела. Женя сказал, что