Рождение Минотавpа - Алексей Киселев

— Эй, эй, эй! — растерялся тот.

— Иди сюда. — Он подошел. Я протянул ему рацию и подключил к компьютеру связи полковника. — Ты сейчас будешь говорить то, что я тебе прикажу. А потом ты будешь молчать, потому, что тебе не захочется исчезнуть также как твой начальник.

Он пожал плечами и подчинился.

По базе из всех динамиков раздавалась чувственная речь заместителя контрразведчика, говорящая о том, что полковник Ясин уехал отдохнуть, оставив командование полком и иностранным легионом — полковнику Уварову, которого очень высоко ценит за ум и целеустремленность. Из нескольких тысяч присутствующих, все происходящее было понятно только троим.

Между тем, Уваров тоже не сидел на месте. Всем командирам были вручены пакеты с подписью командующего. В них содержались приказы о перемещении на новые позиции. Лагерь шевелился, оставив насиженные места. Ha прежних позициях остался только иностранный легион. Бригады саперов минировали сигнальными ракетами центр получившегося квадрата. Все приготовления к атаке были выполнены к трем часам ночи. До рассвета оставался час. Никем не замеченный, я направился в штаб. Но перед этим, я просмотрел медицинскую картотеку.

III

Первые лучи солнца появлялись из-за горизонта. База казалась опустевшей. Каждый солдат, каждый офицер сидел и ждал атаки. Глаза медленно отвыкали от темноты. Спать никому не хотелось.

Бывает, что ждешь чего-то очень долго, надеешься, а оно все равно приходит, в самый неожиданный момент. Также получилось и сейчас. Рассвет уже вступил в свою самую последнюю фазу. Воины глаза себе натерли смотреть в одну точку и неизвестно чего ждать. Кто-то уже пытался заснуть на боевом посту.

Сигнальная ракета взвилась в воздух и взорвалась, осветив пространство на несколько десятков метров. Началось. Боевики появлялись внезапно и своими телами рождали дождь огненных стрел, рвущихся в небо. Первая их атака смяла иностранный легион. Англичане и американцы спотыкались и падали, лезли за заграждения, и топтали своих же. Хотя многие из них сражались достойно, большинство легионеров повели себя так, как повели иностранные генералы по время первой битвы под Нарвой во времена Петра I. Пучки электронов и пули сшибались в воздухе, ударялись в воздухе, сшибали преграды на своем пути. Бледно-лиловые лучи из электронных пушек оставляли в атмосфере выжженные дорожки с противным запахом озона.

Боевики уже начали брать верх. Вдруг, как смерч, из всех ближайших естественных укрытий, повалили люди. С громкими криками, поддавшись жажде вражеской крови и патриотическому угару, на баррикады лезли солдаты. Отступающие легионеры, увидев это, поняли, что их сомнут и повернулись опять против врага. Когерентные пучки из стволов их автоматов прочертили воздух, оставив дымные полосы. Наступил ад.

Мы наблюдали эту картину, сидя в штабе. Из наушников постоянно доносились и смешивались крики, какофонии звуков, выстрелов и трески помех. Мы сидели и слушали эту симфонию битвы. Полковник не сводил глаза с мониторов, отдавая приказы. Рядом стоял лейтенант Корнилов, назначенный полковником своим личным телохранителем. Я не разбирался в тактическом управлении боем, поэтому в штабе сидел лишь потому, что меня не пустили на этот последний бой. Когда я вернулся в штаб, меня только спросили: "Куда ты его?". "В Сочи" — ответил я. — "Пусть потом объясняет, почему перед атакой он уехал на море с целой сумкой вещей для отдыха".

Мне было скучно и противно здесь сидеть, ведь там погибали мои друзья, а я ничем не мог им помочь. Я встал, решительно направляясь к двери.

— Ты куда?

— Пойду, проветрюсь.

Я прихватил со стола винтовку, визор и вышел. Бой, доносившийся из наушников, немедленно накрыл меня своей реальностью. Прямо передо мной материализовался моджахед. Я выплеснул в него протонный заряд, мгновенно испаривший его. Усталости как не бывало. Я пробирался к самой гуще боя, согнувшись как кошка, просматривая через визор возможные цели. Я был один. Это была моя война. Вот мелькнул "дух" и мгновенно скрылся за нагромождением трупов. Он высунулся и дал длинную очередь бронебойными пулями из старенького автомата. Я прицелился и выпустил разрывную пулю. Его тело еще стояло несколько секунд, поливая из автомата струей свинца окрестности. Потом завалилось. Пригибаясь, я пошел дальше. Ha одной из горок трупов, шел ожесточенный рукопашный бой. Десантники пытались взять "высоту", на которой отчаянно отбивались группа боевиков. Я дал залп в их сторону и побежал к ним навстречу. Но меня задержала огромная фигура с чалмой на голове, месившая десантников, словно маленьких детей. В рукопашной, где преимущества оружия были сведены до минимума, он возвышался над полем и как слепых щенков раскидывал дюжих бойцов.

Я захотел попробовать силы. Подлетев к нему с боку, я со всей силы стукнул его плечом, стремясь сбить его с ног. Но человек только покачнулся и, повернувшись в пол-оборота, подставил мне подножку. Я полетел вниз. Ярость закипела внутри меня. Я узнал его. Это был Абдул-им-Саид — глава организации АОИ и духовный лидер этих убийц, резавших сейчас моих друзей.

Мы кружили, скалясь и обзывая друг друга. Наверное, он понимал русский, потому, что после нескольких сомнений высказанных мной относительно чести его матери вслух, он пришел в неистовство и ударил меня правой рукой. Я увернулся и провел серию ударов по его корпусу. С тем же успехом я мог бить по дереву. Я выхватил нож и сделал выпад. Но увесистый, словно огромная гора, моджахед качнулся в сторону и одним ударом выбил у меня нож. Он улетел далеко в кусты. Я замахнулся левой рукой, но Абдул опередил меня, схватив мою кисть и с силой нажав на нее. Что-то хрустнуло. Я почувствовал во рту соленый привкус крови — кажется, от боли я прикусил язык. Кто-то налетел на него сзади, и он ослабил захват. Я вырвал кисть из его лап. Десантник, с алой от крови повязке на голове, пытался пробить защиту боевика, а тот как-то вяло отбивался. Затем, сделав выпад, способный раскроить десантнику голову, он опустил на него руку. Но рука не дошла до цели. Я повис на ней всем своим весом, сковывая движения моджахеда. Десантник схватил его за вторую. Мы повисли на нем, как на дереве. Не обращая внимания на тяжесть наших тел, он свел руки и потянулся к браслету…

IV

И вот я нахожусь здесь, в плену с несколькими своими товарищами по несчастью. Нас режут, словно свиней. Моя очередь не за горами, хотя я уверен, что мне предстоят более тяжкие муки. Рука противно саднит тупой болью, отдающейся прямо в голове. Ha лице кровоподтеки. Я даже не пытаюсь снять с себя визор и осмотреть себя. Какая теперь разница? Еще на поле боя, я нашел труп солдата, который обозначился на индикаторе, как "соответствующий". Я немного постоял над ним, отдавая долг воинской чести. Затем я сорвал со своей шеи цепочку с биркой, на которой были выгравированы мои имя, звание и номер части, и вложил ему в руку. Теперь уже ничто не имеет значения. Я буду вспоминать ЕЁ. Сознание приходит и уходит накатами. Я боюсь потерять его раньше, чем увижу своего убийцу. А он все не идет. Сколько можно ждать?