Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит - Олди Генри Лайон

– Гефест обещал, – прервал отец воспоминания дочери. – Я ему верю. Он груб, завистлив, ревнив. Но он не лжец. Еще никогда Гефест не обещал того, чего не в силах сделать.

В дальнем углу зала, подпирая стену, стояли девять истуканов из красной меди: пять слуг и четыре служанки. Во время пиров они неслышно скользили по залу, во всем подобные живым существам, разнося еду и напитки. Рядом с каждым истуканом ждал своего часа треножник, украшенный дивной резьбой. Уставленные кубками и посудой, треножники ездили сами, безошибочно выбирая бога, возжелавшего хлебнуть нектара[38] или насытиться амброзией. Слуг и треножники выковал Гефест. Афина помнила и другие творения рук бога-кузнеца: трон, с которого не смогла встать сама Гера, сеть, в которой запутались неудачливые любовники Арей и Афродита, цепи, отнявшие свободу у владыки богов и людей. О да, хромой Гефест был не только искусен, но и могуч!

«Я ему верю, – прозвучали в памяти Афины недавние слова Зевса. – Еще никогда Гефест не обещал того, чего не в силах сделать…»

Он скажет это про меня, поклялась Афина. Придет час, и отец скажет: «Я ей верю. Еще никогда…» В последний момент, вспомнив, чем рискует, богиня удержалась на краю пропасти – не произнесла вслух, что клянется Стиксом. Клятва черной водой реки царства мертвых была нерушима. Бог, нарушивший ее, на год впадал в бесчувствие, подобное смерти, и на последующие девять лет изгонялся из сонма небожителей, а также из мира живой жизни: на острова Заката, в седую мглу Океана. Возвращению не препятствовали, но никто не слыхал о клятвопреступниках, вернувшихся после отбытия срока наказания.

«Гефест обещал. Что он пообещал тебе, отец?»

Когда суть обещания сделалась богине ясна, Афина похолодела.

– Молнии?

– Да. Он станет ковать мне молнии из Тифонова огня. Наковальня тринакрийской кузницы стоит у пленника на груди, пламя изо рта рвется в Гефестов горн. Это пламя сгодится для молний, я проверял.

Зевс хрипло рассмеялся. О да, он проверял.

– Гефест уже подготовил подвал для хранения перунов, – владыка богов и людей погладил дочь по голове, как маленькую. – Это опасное дело, я так и сказал ему. Гефест заверил меня, что за сохранностью и безопасностью он проследит лично. Ему самому не понравится, если Тринакрию разнесет на куски. Когда он наладит изготовление молний, я перестану нуждаться в грозах. Иначе…

Афина знала, о чем говорит – вернее, о чем умалчивает отец. Сам гроза, Зевс тратил силы и на битву, и на создание молний. Если же молнии будет поставлять ему Гефест, определив убийственное Тифоново пламя на службу Олимпу; если хромой мастер избавит отца от необходимости растрачивать себя на эту утомительную заботу… О, тогда мощь Громовержца возрастет стократ. Явись второй Тифон, восстань от земли до неба – вряд ли для победы над ним понадобятся и хитрость, и подлость, и двусмысленности Мойр.

…и Афина. Зачем Афина, если есть Гефест?

– Ты переселяешься на Тринакрию? – спросила она. – Сын возвел тебе новый дворец?

В вопросе звенела издевка. Ревность, полыхнув в сердце богини жарче огня Гефестовой кузни, без труда справилась с мудростью, утверждавшей, что с отцом нельзя говорить таким тоном. Опасность, утверждала мудрость, лежа на обеих лопатках. Заткнись, гремела ревность. Не до тебя! Но мудрость уже искала способы вернуть себе утраченную власть.

К счастью, Зевс не заметил подковырки. Отец вообще был глух к таким зыбким, таким малозначащим вещам, как намеки. Благодушие и ярость – вот обычные состояния владыки богов и людей, предпочитавшего крайности. Они сменяли друг друга мгновенно, без видимой причины. Да, еще любовная страсть. Краткая, стремительная, бурная, как летний ливень, а после нее – благодушие или ярость, в зависимости от согласия или отказа очередной возлюбленной.

– Я? На Тринакрию? С чего ты решила?!

– Молнии, – напомнила Афина. – Подвал для хранения.

Зевс расхохотался:

– Воин не поселяется в оружейной. Царь не живет в сокровищнице. Даже купец не сидит сиднем рядом со складом, где хранится товар. С чего бы мне покидать мой дворец на Олимпе? Погружаться в мрачные глубины далекого острова? Ворочаться ночами с боку на бок, слушая грохот кузнечного молота?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Воистину так, отец. Моя мудрость ничто перед твоей. Позволишь ли ты мне сделать предположение? Представить ситуацию, вероятность которой ничтожно мала, но все-таки она существует?

– Говори.

– Допустим, Тифон освободился.

– Что? Ты вообще понимаешь, что несешь?!

– Молю о прощении. Моему воображению тесно в границах возможного. Тем не менее, я представляю: вот Тифон освободился. Он на Тринакрии, ты – на Олимпе. Чем помогут тебе молнии, лежащие в Гефестовом подвале мертвым грузом?

– Я пошлю за ними! Я…

Зевс осекся.

– Допустим, – Афина встала, прошлась по залу. Она старалась не поворачиваться к отцу спиной, но так, чтобы Зевс не заметил ее стараний, – Тифон уйдет с Тринакрии. Подвал останется без его пристального надзора. В противном случае заполучить молнии не удастся. Допустим даже, что Тифон продолжит гнить в плену. Восстанет кто-то другой, в иных землях. Кто-то другой, равный Тифону. Ты же, отец…

Палец богини тронул щеку золотого истукана. Слуга, вышедший из-под молота Гефеста, остался неподвижен. Вне пиров он был драгоценной бессмыслицей, красивой безделушкой, как и молнии вне битвы.

– Я ясно вижу эту картину. Ты, как уже было сказано, здесь, на Олимпе. Ты здесь, а может, ты яришься в небе над иными землями, сражаясь с бунтовщиком. Колчаны туч опустошены, грозы сникли, опали пеплом. Ты посылаешь кого-то за молниями на Тринакрию. Пока их доставят, ты сражаешься обычным способом, жжешь себя с двух концов. Сил много, но они не бесконечны. Ты надеешься, что молнии прибудут вовремя, раньше, чем ты иссякнешь…

Афина ждала грома. Нет, Зевс молчал.

– Кстати, – богиня приблизилась к своему копью. Протянула руку к оружию; нет, передумала, отдернула. – Кого ты пошлешь за молниями, владыка?

Зевс молчал. Гладил бороду.

– Гермий? – рассуждала Афина вслух, вся мудрость и военная стратегия. – Да, малыш быстр. Но по силам ли ему пучок молний? Мы оба знаем, что нет. Аполлон? Вряд ли ты доверишься Сребролукому. Ирида, твоя покорная вестница? Она десятикратно слабее Гермия. Эфон, твой орел-любимец? Он могуч, не спорю. Но орел сгорит раньше, чем вернется на Олимп. О, кажется, я нашла гонца!

– Кто он? – прохрипел Зевс.

– Гефест! Тот, кто кует молнии, неуязвим для их пламени. Силы Гефесту не занимать, он унесет и пучок, и два пучка, и три. Одна беда – этот гонец хром на обе ноги. Ты помнишь, как он ковылял здесь, между столами, разнося нам кубки с нектаром? Мы хохотали до слез. Дорога с Тринакрии на Олимп займет у него немало времени. Ты обождешь, отец? Битва обождет?!

– Будь ты проклята, змея!

Зевс сорвал обруч с головы, запустил им в стену. Золото столкнулось с камнем и разлетелось вдребезги, брызнуло осколками. Казалось, обруч изготовили из хрупкой кости или глины, высохшей на солнце. Но и в стене осталась вмятина, как после удара дубиной. От центра вмятины во все стороны бежала паутина тонких трещин.

– Ты смеешься надо мной?!

Все, вздрогнула Афина. Хватит. Цель достигнута.

– Разве я посмела бы? Итак, кто будет доставлять Зевсу его новые молнии? Кто этот сильный, этот быстрый, этот верный гонец?!

– Ты найдешь мне его, – ответил Зевс.

Он не просил. Он приказывал.

Голос его – гром за горами. Глаза его – грозовые зарницы. Кудри его – тучи, идущие от края земли. Вокруг Громовержца сгустилась боевая эгида. Сыпанула искрами, зашлась пугающим треском, угасла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Часть вторая

Боги, кони и я

В детстве взрослеют медленно.

Это стареют быстро: раз, и ты уже старик. Борода седая, суставы болят к дождю. Умирают быстро, если повезет. А детство тянется и тянется. Ты торопишь его, подгоняешь кнутом эту ленивую клячу. Давай, скакун! Неси со всех ног! Тебе позарез надо вырасти. Зачем? У каждого свой ответ. Стану героем. Богачом. Правителем. Совершу подвиг. Получу наследство. Пощупаю соседскую девку. Уйду из дома на край света.