Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.) - Борис Флоря

Как показал ход событий уже в ближайшие месяцы, такая оценка соотношения сил оказалась ошибочной. Соответственно ошибочным оказалось и основанное на этой оценке решение начать войну со Швецией, не заключив никакого соглашения с Речью Посполитой. Следует, однако, отметить, что соотношение сил не мог верно определить в тот момент и Богдан Хмельницкий, находившийся гораздо ближе к месту событий.

По мере того, как русские войска двигались к шведским границам, в ставку находившегося уже в походе царя стали поступать сведения от посланных им за границу дипломатов. 21 апреля послал в Москву сведения, собранные им при проезде через Ливонию, Н. Алфимов[313].20 мая в Вязьме вручил царю свой отчет о поездке в Вену Г. Богданов[314]. 24 мая ротмистр М. Сухтицкий и майор Д. Ильфов сообщили о результатах своей поездки в лагерь Павла Сапеги сопровождавшим царя в походе кн. Н.И. Одоевскому и И.Д. Милославскому[315]. 26 мая в царский стан в селе Селаево под Вязьмой прибыл В.Н. Лихарев[316].

В отличие от проявлявших сдержанность австрийских посланников в Вене министры императора, призывая Алексея Михайловича к соглашению с Польшей, открыто говорили о враждебных планах Карла Густава по отношению к России[317]. Вероятно, при их содействии в распоряжении русского гонца оказались тексты писем Б. Оксеншерны (от 26 января) и А. Виттенберга (от 27 февраля) австрийскому резиденту в Вене, в которых говорилось о намерениях шведских правящих кругов после победы над Яном Казимиром начать войну с Россией[318]. Эти письма, одно из которых содержало грубые выпады по отношению к царю, явились, вероятно, для царя и его советников дополнительным доказательством правильности их решения о войне.

В условиях, когда военная кампания уже началась, было важно получить сведения о положении в шведской Ливонии. Важные сведения на этот счет прислал Н. Алфимов. Проезжая через ливонские города, он заметил, что в них очень мало войск: «в Новом, государь, городке всего солдат человек с пятнатцать, а в Валмиере, государь, городке всего солдат человек з дватцеть… и прибавить им, государь, людей в городы ниоткуда». М. Делагарди просил помощи у курляндского герцога, но тот, очевидно, осмелев со сменой международной ситуации, «отказал». Важны были и его сведения о состоянии армии, с которой М. Делагарди вернулся в Ригу в «Великий пост»: из его войска «многие в войне побиты», а другие «разбежались и померли»[319]. Г. Богданов сообщил о начавшемся в Жемайтии восстании против шведов[320]. Магнус Делагарди, по его словам, жестоко расправился с восставшими («деревни и шляхецкие дворы многие пожег»), но «вдаль идти не смеет», у него всего «с полтыри тысечи человек, и то на великую силу собрал»[321].

Очень важны были сведения, собранные Г. Богдановым в городах северной Германии. Здесь он узнал, что голландцы и датчане собираются «сухим путем и морем» начать войну со Швецией, «и воинские корабли у галанцов многие изготовлены»[322]. Все эти известия, конечно, способствовали появлению надежд на то, что в самом походе на Ригу русские войска не столкнутся с серьезным сопротивлением, и сохранению надежд на то, что в войне со Швецией Русское государство может приобрести союзников, обладающих сильным военным флотом.

М. Сухтицкий и Д. Ильфов привезли известия о реакции литовской шляхты на предложение царя избрать его преемником Яна Казимира. С литовским войском они встретились в лагере на Волыни. По впечатлениям посланцев, полковники и шляхта соглашались на выбор царя, «толко б, де, у них веры не нарушили и костелов не отнимали»[323]. Для царя и его советников особое значение имело их сообщение, что трое литовских полковников – Е. Халецкий, К. Жеромский и С. Липницкий, посетившие Яна Казимира, нашли нужным сообщить королю о русских предложениях. По их возвращении один из полковников, Жеромский, посетил русских гонцов и сообщил о благосклонном отношении короля к русской инициативе[324]. Даже в Вене Г. Богданова посетили бежавшие из Вильно иезуиты, заверявшие гонца, что если царь «позволит держать костелы и веру свою, безо всякие шатости будем ему, государю, верные слуги»[325]. Эти сообщения также, вероятно, должны были убеждать русское правительство в реальности задуманного им плана действий.

Между тем есть основания полагать, что русские предложения, якобы получившие одобрение и шляхты, и короля, на польской почве существенно изменились, приобретая другой, отличный от первоначального смысл. Характерно, что, убеждая царя в своей верности, Виленские иезуиты сказали Г. Богданову, что, как им сообщили из польского лагеря, преемником Яна Казимира будет царевич, сын Алексея Михайловича, и поляки «всею Коруною то похваляют»[326]. По-видимому, иезуиты имели в виду сообщения, подобные опубликованному Л. Кубалой сообщению из Львова от 18 апреля. В нем говорилось, что посланец царя обещал польской шляхте вернуть все утраченные земли, если его сын станет наследником Яна Казимира, и царь тогда передаст его будущим подданным для воспитания в католической вере[327]. В апреле 1656 г. во Львове находился посланный к коронным гетманам В.Н. Лихарев, но подобных предложений он не делал. Письмо явно отражало собственные представления шляхты о том, каково должно быть соглашение с Россией, и эти представления существенно расходились с представлениями русских политиков. На будущих мирных переговорах эти расхождения должны были проявиться.

В мае 1656 г. в царскую ставку стали приходить и разнообразные свидетельства о развернувшихся на польских землях военных действиях между восставшими и армией Карла Густава. События развивались не так, как предполагали русские политики. Уже Н. Алфимов, проезжая через Ливонию, узнал, что шведская армия несет в Польше большие потери, ему стало известно, что 28 марта поляки напали на часть шведской армии, отделенную от главных сил рекой Вислой, и уничтожили ее [328]. Г. Богданов на обратном пути из Вены также слышал о неудачах шведов в Польше. Во время пребывания его в северной Германии стало известно, что «свейским… людем в Полше болшие упадки чинятся со всех сторон», шведы из Польши «бегут до своих домов, и тех, де, свейских людей по дороге многих побили мужики»[329]. О поражении шведов в Польше говорил гонцу и канцлер курляндского герцога: «ушло, де, их ис Полши немного, толко тысеч с пять»[330].

Особый интерес для русского правительства представляли сообщения В.Н. Лихарева, находившегося в непосредственной близости от разворачивавшихся на польских землях событий. Его сообщения не расходились с другими свидетельствами. В начале апреля гонец был принят П. Сапегой в Люблине после капитуляции шведского гарнизона в этом городе[331]. В последующие дни он узнал, что шведское войско, не дойдя до Львова, вынуждено было повернуть на север и Карл Густав «пошол вниз по Висле реке». Тогда же он узнал, что коронное войско перешло на сторону восставших[332].16 апреля во время пребывания В.Н. Лихарева во Львове Ян Казимир с собранным там войском выступил в поход на Варшаву[333]. На обратном пути он записал «вести» о боях, развернувшихся в районе Варшавы, и об осаде польской столицы коронным и литовским войском[334].

В общих чертах эти сообщения рисовали достаточно ясную картину того, что произошло весной 1656 г. Военная кампания завершилась серьезной неудачей шведов. Шведская армия не только не подавила восстание, но, неся серьезные потери, оказалась вынужденной отступить на север. Значительная часть польских земель была освобождена. Польские войска осадили Варшаву, и 1 июня н. ст., не получив помощи, шведский гарнизон капитулировал.

У происходивших событий было два аспекта, важных для планирования русской внешней политики. На польских землях складывалось такое положение, что возможности Карла Густава оказать помощь шведским войскам в Ливонии оказывались очень ограниченными и это повышало шансы на успех русского похода на эти территории. Вместе с тем к лету 1656 г. Ян Казимир и его сторонники уже не находились в таком отчаянном положении, чтобы соглашаться на условия, поставленные русской стороной. Многое зависело от того, как будут дальше развиваться события на двух фронтах, старом – польском и новом – ливонском.

Поход на Ригу и переговоры под Вильно

15 мая 1656 г. царь отправился из Москвы в поход против шведов[335]. В поход вместе с царем двинулась большая армия, проделавшая вместе с ним военную кампанию 1655 г. во главе с прежним главнокомандующим Я.К. Черкасским. Ядро армии составляли 18 тыс. солдат и 26 тыс. дворянского ополчения. В обозе везли тяжелые стенобитные орудия[336]. Как «дворовые воеводы» с царем ехали его ближайшие советники Б.И. Морозов и И.Д. Милославский[337]. Через Полоцк и Витебск войска двигались к Западной Двине.