Никто не будет по ней скучать - Кэт Розенфилд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вернулся в город, – сказала Адриенн.
– Жаль. – Я нахмурилась, не понимая. – Он не мог остаться?
– Нет, мог. Просто не остался. – Она зевнула. Солнце уже опускалось и становилось золотым, а на озере крикнула гагара. Адриенн не отреагировала. Может, она была пьяной, или не только пьяной. Начала ли она употреблять к тому времени? Мне хочется думать, что я бы заметила, но она хорошо все скрывала.
– Мне жаль, – сказала я.
– Да не важно. Эй, Лиззи, сфотографируешь меня?
Она прислонилась к перилам, встав на фоне озера с бокалом вина в руке, а я сделала фото на ее телефон – и потом еще и еще, потому что Адриенн заморачивалась ракурсом. Я не возражала. Она была красивой, и позже, в уединении своей ванной, я представляла себя такой же красивой. Такой уравновешенной, «благословенной», как она всегда описывала себя и свою жизнь. И думая об Итане, я лишь гадала, почему мужчина, женившийся на такой женщине, не пользовался каждой возможностью побыть с ней.
Это казалось таким странным.
Но больше не кажется.
Глава 10
ОЗЕРОГородской дом, где жили Лиззи с Дуэйном, был безликим коттеджем, обшитым серым виниловым сайдингом, а внутри отделанный старым зеленым ковролином и деревянными панелями. Берд с его ростом в шесть футов три дюйма невольно пригнулся, входя в дверь. На западе солнце опускалось ниже, пропитывая ранний вечер золотым светом, пока легкий холодок прокрадывался в воздух, но в доме будто уже наступила ночь. Потолки были низкими, комнаты – темными.
Берд был не один: у входа его встретил Майлс Джонсон, все еще выглядевший напуганным, как… ну, как человек, с утра пораньше выудивший отрубленный нос из измельчителя мусора. Берд поморщился при виде рук Джонсона, уже красных и потрескавшихся от бесконечного мытья. К вечеру они начнут кровоточить.
– Бывали здесь раньше? – спросил Берд.
Джонсон оглядел комнату слева направо. Берд проследил за его взглядом. Перед ними была гостиная с диваном, обитым потрескавшейся искусственной кожей, клетчатым креслом и парой несочетающихся столиков. Сложно верилось, что женщина, так тщательно декорировавшая домик у озера, жила здесь.
– Пару раз, – ответил Джонсон. – Обычно в сезон охоты на оленей. Я забирал Дуэйна на машине, и мы ездили охотиться вместе. Но я никогда не оставался надолго.
– Что-то кажется необычным?
– Не мне, – покачал головой Джонсон. – Но я не могу сказать точно.
Джонсон последовал за Бердом, прошедшим в кухню, опять пригибаясь в проеме. Дом был чистым, но тесным. Комнаты были душными и забитыми, мебель громоздкой и слегка великоватой для такого пространства. Это не место преступления, насколько было известно, – один из криминалистов быстро все оглядел и не нашел следов крови или борьбы. Ружье, зарегистрированное на Дуэйна, было единственной очевидно исчезнувшей вещью. Одежда Дуэйна и Лиззи до сих пор висела в шкафах. Холодильник полон. В раковине лежала чья-то грязная тарелка, измазанная чем-то желтым – может, яичным желтком, твердой коркой засохшим на краю. Берд не заметил ничего подозрительного. Иногда в подобных делах в доме жертвы становилось жутковато, каждая потертость на деревянных полах или пятно на ковре казались неожиданно полными значения, вестниками неизбежной трагедии. Еще печальнее было видеть знаки, что жертва это предвидела: распакованный чемодан, припрятанный в шкафу, пачка купюр, укрытая в ящике, адрес приюта или визитка адвоката по разводам, втиснутые между страницами книги. В жизни избиваемой женщины не бывало дней опаснее, чем день, когда она пыталась уйти. В одном душераздирающем деле чемодан так и остался у двери, а его хозяйка лежала лицом вниз в нескольких футах от него. Она уронила его, когда он ее пристрелил.
У Лиззи Уэллетт не было чемодана, припрятанных наличных или дневника, где описывался план побега от многолетнего насилия. А Дуэйн не оставил после себя признания, прощальной записки или уличающего поиска в интернете, как добраться до Канады или Мексики. Но Берд считал, что дом все равно окажется полезным, пусть даже если только расскажет о людях, живших там, выдаст детали о Лиззи и Дуэйне, которые жители Коппер Фолз предпочли не озвучивать. Дженнифер Веллстуд была сговорчивее большинства, но даже она будто сдерживала негласную договоренность местных не говорить лишнего. Но этот дом с его дерьмовой разномастной мебелью, потертым ковром, полками без книг и сувениров, стенами, на которых не было ни одной фотографии, – все это рассказывало историю. Пара, может, и ложилась спать в одну кровать каждую ночь, но их общее пространство не имело признаков совместной жизни, «нас». Диван из искусственной кожи давно прогнулся в середине, где Дуэйн, должо быть, регулярно валялся один. Несколько пустых банок из-под пива стояли на столике с той стороны, с которой, по всей видимости, лучше было видно телевизор. Лиззи, конечно, могла бы сидеть в кресле, но оно выглядело сравнительно нетронутым, а перед ним валялись поношенные рабочие ботинки, на одном из которых порвался шнурок.
Он вышел из кухни и прошел в заднюю часть дома. Джонсон не отставал. Дверь справа вела в спальню: беспорядочную, с кучами грязной одежды на полу, источающими кислый запах. Берд отстановился и оглянулся на заместителя шерифа.
– А здесь? – спросил он. – Что-то изменилось?
– Не знаю. Я только заглядывал ненадолго, они меня в спальню не приглашали, – сказал Джонсон, озадаченно взглянув на Джонсона. – Но выглядит… нормально? По крайней мере для Дуэйна. Он неряха. Видели бы вы его машину.
– А Лиззи? Это бы ей не понравилось? – спросил Берд.
– Я вижу, к чему вы ведете, – сказал Джонсон, неловко переступая с ноги на ногу.
– И что же?
– Вы хотите знать, как все было между ними, ссорились ли они и все такое. Но я просто не знаю. Здешние люди не любят выставлять личную жизнь напоказ. Мои родители вообще всегда спускались в подвал, когда ссорились, потому что только там они могли кричать друг на друга, не беспокоясь, что их услышат соседи. Если у Дуэйна с Лиззи были проблемы, я их не замечал. Черт, да я вообще ее почти не видел. Она держалась в стороне от друзей Дуэйна,