Литературная Газета 6466 ( № 23 2014) - Литературка Литературная Газета

Он играл и шутил, словно всё время пробовал, где та грань, за которой его уже не будут понимать, нащупывал порог, так скажем, интеллектуального риска – и в жизни, и в театре. Об этом говорят и истории из развесёлых годов учёбы в Школе-студии МХАТ, записанные со слов Фоменко, в результате которых «по совокупности нарушений и «преступлений»[?] был отчислен».

Например, И. Костолевский пишет: «В нём было много хорошего, детского – игры, веселья, смеха». А Ю. Рутберг дополняет портрет: «Он прекрасен, беспощаден, милосерден, – всё это соединяется в одном человеке». Г. Тюнина вспомнила, что особенно волновало Мастера: «зритель… не должен чувствовать, что Театр – это высокое элитарное искусство, которое недоступно простому человеческому пониманию».

Тот факт, что у режиссёра всего три работы в кино, лишний раз демонстрирует, что он – человек театра и только театра, до мозга костей. Есть зрители, которые ходят только «к Фоменко», хранят ему верность, прикипели душой.

Это уже не просто признание, это даже не просто поклонение. Это – та самая Любовь.

М.В.

Теги: Наталия Колесова , Пётр Фоменко. Энергия заблуждения

В роли плохих парней

Образ современной России, который вырисовывают сегодня западные СМИ, возвращает нас к самым напряжённым годам холодной войны. Как будто наша страна оказалась на скамье подсудимых...

Конечно, на Западе немало журналистов и экспертов, которые пытаются всерьёз разобраться в русском вопросе, понять историю России, вникнуть в логику событий, но они редко выходят на большую аудиторию. А в большинстве западных СМИ Россия - "плохой парень", и только. 

Беспросветный отрицательный герой – как в кинобоевиках. С такими «тоталитарными монстрами» в «приличном» обществе не церемонятся и не миндальничают. Как будто идёт пропагандистская артподготовка к агрессии...

Нет, история последних трёхсот лет вовсе не исчерпывается противостоянием России и Запада. Тут уж скорее – вечная война всех против всех с неожиданными временными союзами, в которых каждый себе на уме. То, например, дремлет, то обостряется конфликт Франции и Германии, в котором и культурный подтекст, и долгая история взаимных болей, бед и обид. И в каждой стране есть свои ура-патриоты и атас-капитулянты. Везде имеются нарциссы, презирающие ближних, а значит, и Родину. Повсюду интеллигенция с феодальной спесью меняет сюзеренов, а самым утончённым господам и вовсе отвратительно традиционное отношение к Отечеству.

Тихих заводей на политической карте мира нет, но противостояние США и СССР в ХХ веке стало настоящей войной миров – и главным фронтом оказалась пропаганда. Американцы в этих боях действовали грубее, без рефлексий. Одна из причин такой прямолинейности – существование влиятельных кланов в американской политической элите. Внутри клана разноречивые мнения невозможны, тут спайка серьёзная и дисциплина построже партийной.

Советский Союз отвечал Джеком Лондоном, Джоном Пристли, Фридрихом Дюренматтом, Джеймсом Олдриджем... Открыто вторгаться на территорию врага наши сценаристы не любили, использовали западных писателей левых взглядов, старались опираться на союзников в англо-американском стане. Любовались «несокрушимой и легендарной», гордились вездесущими советскими разведчиками, но проповедовали «борьбу за мир» и классовую солидарность с трудящимися Америки. Правда, наши карикатуристы куражились на славу, не уступая «империалистам» в наступательном кураже.

Редкие исключения – «Человек, который брал интервью», безоговорочно антиамериканский фильм, вышедший в 1986 году. Вот там сценарист Иона Андронов ответил американцам их же монетой: профессор-маньяк, вскормленный ЦРУ, устраивает по белу свету эпидемии... Но через полтора года Горбачёв в Вашингтоне резко сменил тон в диалоге с Рейганом – и агитационный боевик оказался вне игры.

Американцы же и до, и после горбачёвского потепления поступали проще: тиражировали образ русско-советского злодея – дикаря с атомной бомбой, нацеленного на мировое господство. Психологический подтекст на уровне комикса. Воздействие – оглушительное, как от стакана «уиски». И фамилии у русских злодеев были всемирно известные – генерал Пушкин, адмирал Гоголь... Никто на Западе не удивлялся, когда Рейган назвал Советский Союз «империей зла» и заговорил о «крестовом походе» против безбожных большевиков. По фильмам привыкли, что от чудовищной Красной Москвы исходит угроза человечеству.

Удивительно, с каким розовым задором сыны американской цивилизации и сегодня доверяют пропаганде. Куда подевался сарказм Марка Твена? Современная Россия для них – фашистское государство, логово «плохих парней» на голливудский манер. Этого эффекта идеологи добились без труда. Точно так же, в два счёта, американцы поверили в мужественное свободолюбие Горбачёва. Достаточно было приклеить к нашему перестройщику подходящий ярлык. И в его доблести поверили, как в рельефные бицепсы Шварценеггера. А сейчас новый трафарет: «русский агрессор». И даже вечный наследник британского престола туда же. Ну, от этого принца можно отмахнуться – в стиле Брежнева сказавшего о западноевропейских компартиях: «Да они уже тридцать лет никого не интересуют!» Но вообще-то пренебрегать общественным мнением могут только отшельники.

Сейчас в моде афоризм императора Александра III – «У России есть два союзника: её армия и флот». От частого употребления острота превратилась в руководство к действию, а точнее – к бездействию. Кажется, нашенские политики сами не верят в успех переговоров: всё равно у нас только два союзника, к чему же копья ломать?.. С таким настроем труднее исполнять долг дипломата: как можно дороже продавать наши уступки и как можно дешевле покупать уступки партнёров и противников, владеть собой, скрывать истинные намерения и эмоции. Всё равно история государств остаётся чередой тактических союзов, в которых табачок врозь.

Такими выглядят русские в представлении западных пропагандистов

(Рис. Николай ДЫКТЯРЕНКО)

После 1998 года стало ясно: стремление к суверенитету в России не иссякло. Поветрие самобичевания прошло, а витамин Победы с 1945 года не рассеялся в крови. В начале 90-х чуть ли не самым расхожим самоопределением Родины стало: «страна дураков». Смурной похмельный скепсис, увы, объединял тогда и левых, и правых. Казалось, мы внутренне согласились со статусом колонии – только бы земля не горела под ногами. Но после краха системы, в которой балом правили молодые реформаторы и несколько более опытные подпольные воротилы, оказалось, что для русского человека важно родство с великим прошлым, ощущение себя частицей «народа-победителя», а не «страны дураков». Потрескалась постмодернистская пластмасса!

Вот и начали зашикивать возвращение России к «тоталитаризму». В мощном хоре всё заметнее голос Польши с её старинными претензиями.

Хлопцы с берегов Вислы с лёгкостью конструируют сказочную реальность и сами в неё верят: «Русско-украинский плавильный котёл дополнили рабочие из других республик СССР. Их принудительно свезли в окрестности Донецка для послевоенного восстановления разрушенных заводов и шахт», – фантазирует Марта Станишевска из польского Newsweek. И не сомневайтесь: ей поверят. И станут возмущаться жестокости московских сатрапов, которые сгоняли народ честной в адище Донбасса.

Отдадим должное коллегам: они отказались от идеализации киевского политического варева. В приступе реализма признали, что Украина расколота не только из-за российских «диверсантов». Разглядели, что выдвиженцы майдана неспособны управлять крупнейшим (если оставить за скобками Россию) государством Восточной Европы. Прямо называют Коломойского и Порошенко олигархами. Но от России ждут одного: самоустранения из международной политики. У комментаторов нет сомнений: Славянск и Луганск пылают, потому что Россия начала интервенцию. При этом, например, признают, что военное вмешательство русских отвечает ожиданиям миллионов граждан Украины. Но никого не удивляют такие огульные клише: «Геноцид Асада и шовинизм (разумеется, русский) в Крыму». И, когда писатель Роберт Литтел («признанный знаток России») говорит, что «Путин – бледная копия Сталина», он имеет в виду Сталина как пароход штампов о советской угрозе, о преступном режиме. Он не рассуждает, а бранится.

Они всё знают про наше прошлое и будущее: «В учебниках истории путинскую Россию будут вспоминать как эксперимент, в ходе которого потенциально открытая, интегрированная и продуктивная нация превратилась в изолированный народ, которому приказали подчиняться». О коррупционных миллиардах российских лидеров твердят с цифрами, но без доказательств. О единой Европе говорят как о чём-то естественном, как будто существует некая благодатная и цельная европейская идеология...