Степан Разин - Андрей Сахаров

Филимон, 17-летний сын Дружинина, достал лодку, но план не удался — быстро спала полая вода. Пугачев, скорый на решения, предприимчивый и смелый, предлагает другой план — бежать сухим путем. Торопит, тормошит купца:

— Пешим бежать никак нельзя, а надобно непременно купить лошадь.

— Конечно, надо.

— А деньги-то где?

— Лошадь-то я куплю. Только когда мы уйдем из острога, куда денемся?

— Мало ли места, куда можно бежать: на Яик, на Иргиз, а не то на Дон! Об этом ты уже не пекись, найдем дорогу, лишь бы только отсюда выбраться… Только вот что: не подговори с собой караульного солдата, уйти нам будет не только трудно, но и невозможно.

Договорились о том, что купец купит лошадь, а казак уговорит какого-либо караульного солдата. Сметливый глаз Пугачева остановился на Григории Мищенкове. Тридцати пяти лет от роду, он в свое время, как и Пугачев, бежал в Польшу, но в отличие от Емельяна его поймали, вывезли оттуда как дезертира и снова зачислили в службу, которая ему, как видно, давно надоела.

— А что, служивый, — так однажды начал Пугачев с ним пошучивать, — служить ли ты здесь хочешь или бежать на волю?

— Я бы давно бежал, — откровенно и серьезно ответил Григорий, — да не знаю куда… Видишь ли, далеко ушел я от своей стороны-то.

— Бежим со мной да вот с этим человеком, — Пугачев показал на Дружинина.

— Пожалуй! Я готов с вами бежать куда хотите!

Несколько дней ушло на то, чтобы купить лошадь и телегу. Поставили их к попу, которого знал купец. Жене с детьми Дружинин приказал ждать в татарской деревне Чирши, а Филимону — в условленном месте.

— Ну, Пугачев, — довольный приготовлениями, сказал купец, — я сыну своему приказал, чтобы сегодня приезжал к церкви и нас бы смотрел у попова двора. Так попросимся мы теперь у офицера.

— Хорошо.

29 мая, в 8 часов утра, оба отправились к прапорщику Зыкову, просили его разрешить пройти к священнику Ивану Ефимову для милостыни. Но конвойных в остроге осталось мало — многие ушли с арестантами на разные работы, и офицер отказал: придут-де с работы колодники и конвойные, тогда ступайте! В десятом часу утра их наконец отпустили. Сопровождающим прапорщик назначил солдата Дениса Рыбакова, Мищенков вызвался добровольно. Отправились вчетвером.

Пришли к священнику в дом. Поздоровались. Купец вынул деньги и попросил купить вина, пива и меду: с тоски-де выпить не грех. Поп и соборный дьячок сходили в кабак. Принесли вина на 15 копеек, пива на 7 и меду на 14. Все выпили по одной чарке вина, потом по другой, по стакану пива и меда. Немного захмелели. Арестанты подливали все больше Рыбакову, и тот вскоре совсем опьянел. Посидели еще немного, затем встали, поблагодарили хозяина и попрощались. Священник запер ворота за ними и пошел домой.

Четверо гостей вышли со двора и совсем близко увидели запряженную кибитку, правил в ней Филимон Дружинин.

— Эй, ямщик! — крикнул купец, опасливо поглядывая на Рыбакова (не догадался бы!). — Что возьмешь отвезти в кремль?

— Пять копеек.

— Ну, постой, отвези!

Посадив пьяного, сели и сами. Филимон тронул лошадь. Долго ехали по Большой Казанской дороге. Вдруг Рыбаков очнулся:

— Что, брат, так долго едем?

— А вот видишь, — голос у Пугачева был веселый, — кривою дорогой везут!

Проехали еще немного. Показалось дворцовое село Царицыно. Здесь, взяв в охапку солдата, купец высадил его, и тот побрел по дороге, не понимая, где и зачем он здесь оказался. В селе он упал у дома управителя, который утром растолкал его и направил к Казани. К острогу Рыбаков прибрел только к девяти часам вечера. Караульный же офицер донес дежурному о побеге двух колодников на следующий день. В губернской канцелярии узнали о случившемся только 3 июня, в тот же день, когда фон Брандт получил письмо генерал-прокурора Вяземского с сообщением об указе Екатерины II о Пугачеве. Он в это время был уже далеко…

Казанский губернатор распорядился искать «утеклецов» и в Алате, и в Малыковке, особенно в поселениях на Иргизе. Но нигде их не нашли, да фон Брандт и не придавал этому делу особого значения. О побеге он сообщил Вяземскому только письмом, написанным 21 июня. Но отправил его не с нарочным, а приказал сдать на почту, где оно пролежало шесть дней. Губернатор извещал Вяземского, что письмо, «в котором соизволили объявить именное высочайшее ея императорского величества повеление об учинении содержащемуся здесь раскольнику, беглому Войска Донского казаку Емельяну Пугачеву наказания его плетьми и о посылке его в Пелым, я получить честь имел, но исполнения по тому указу не учинено для того, что предсказанный Пугачев за три дня до получения сего Вашего сиятельства письма с часовым, бывшим при нем солдатом, бежал».

Письмо из Казани в Петербург пришло только 8 августа. Через пять дней в 12 часов ночи генерал-прокурор Сената князь Вяземский известил о нем графа Чернышева. Вице-президент Военной коллегии тут же принял срочные меры — утром следующего же дня в грамоте Войску Донскому и указе оренбургскому губернатору приказал срочно сыскать беглеца и «за особливым конвоем» вернуть в Казань. Рейнсдорп должен был выяснить, «не шатается ли объявленный беглый казак Пугачев и с ним солдат, бывший при нем на часах, в селениях Вашей губернии, а особливо Яицкого войска в жилищах». В Петербурге явно обеспокоились в связи с бегством Пугачева, как человека «пронырливого и в роде своем прехитрого и замысловатого». Но и эти указания шли долго, и Рейнсдорп только 18 сентября ответил в Военную коллегию, что беглецы-де до сего дня не сысканы. Со времени их бегства из Казани прошло уже более трех с половиной месяцев…

…Пугачев и его спутники между тем добрались до деревни Чирши. Пробыли здесь сутки. Купец, купив еще одну лошадь, взял с собой семью, и все отправились в лес, стоявший неподалеку. Здесь переждали день. Ночью Дружинин пытался пройти в свой дом в Алат, но у него уже стоял караул — беглецов искали. Ночью, стараясь не шуметь, проехали тайком Алат и переправились через Вятку. Добравшись через Керженки до Котловки, перебрались через Каму. У села Сарсасы Пугачев расстался со своими спутниками. Недель пять жил он у крестьянина-раскольника Алексея Кандалинцева. Познакомились они в Казани, Алексей как-то конвоировал арестантов, шедших на поселение.

Вместе они, как договорились, поехали в Яицкий городок. Верстах в четырех встретилась им казачка. К ней и обратился Пугачев:

— Что, молодушка, можно ли пробраться в Яицкий городок?

— Коли есть у вас паспорты, — ответила она, — так, пожалуй, поезжайте. А коли нет, так тут есть солдаты, они вас поймают.

Пришлось повернуть обратно. Направились к Таловому умету, месту для Пугачева известному и надежному. По пути Кандалинцев увидел знакомых из Мечетной слободы, куда с ними и уехал.