Стихи Веры Полозковой разных лет - Вера Полозкова

Мир мне ни черта не должен, конечно - но осадочек, осадочек остается.

И ясно же, что забудется, изгладится, успокоится. Такое время, детка, такое подлое гормональное устройство.

Только это давно так, и ты, каждый раз, как окошко почты, пытаешься обновить окружающую реальность, но она с обезоруживающей регулярностью оставляет у твоих ног одно и то же разбитое корыто.

А значит, дело ни черта не в ПМС; хотя об этом, понятно, лучше не думать.

4/02/06

@@@

Упругая,

Легконогая,

С картинками, без врагов –

Пологая

Мифология:

Пособие для богов.

Юное, тайное,

Упоительное,

Первым номером всех программ:

Посткоитальное

Успокоительное

Очень дорого: смерть за грамм.

Дикие

Многоликие,

Приевшиеся уже

Великие религии –

Загробное ПМЖ.

Дурная,

Односторонняя,

Огромная, на экран –

Смурная

Самоирония:

Лечебная соль для ран.

Пробные,

Тупые,

Удары внутри виска.

Утробная

Энтропия –

Тоска.

Глаз трагические

Круги -

Баблоделы; живые трупы.

Летаргические

Торги,

Разбивайтесь на таргет-группы.

Чугунная,

Перегонная,

Не выйти, не сойти –

Вагонная

Агония –

С последнего пути.

***

Мы вплываем друг другу в сны иногда – акулами,

Долгим боком, пучинным облаком, плавниками,

Донным мраком, лежащим на глубине веками,

Он таскает, как камни, мысли свои под скулами,

Перекатывает желваками,

Он вращает меня на пальце, как в колесе, в кольце –

Как жемчужину обволакивает моллюск,

Смотрит; взгляд рикошетит в заднего вида зеркальце,

На которое я молюсь;

Это зеркальце льет квадратной гортанной полостью

Его блюзовое молчание, в альфа-ритме.

И я впитываю, вдыхаю, вбираю полностью

Все, о чем он не говорит мне.

Его медную грусть, монету в зеленой патине,

Что на шее его, жетоном солдата-янки -

Эту девушку, что живет в Марианской впадине

Его смуглой грудинной ямки.

Он ведь вовсе не мне готовится – сладок, тепленек,

Приправляется, сервируется и несется;

Я ловлю его ртом, как пес, как сквозь ил утопленник

Ловит

Плавленое солнце.

***

Утро близится, тьма все едче,

Зябче; трещинка на губе.

Хочется позвонить себе.

И услышать, как в глупом скетче:

- Как ты, детка? Так грустно, Боже!

- Здравствуйте, я автоответчик.

Перезвоните позже.

Куда уж позже.

***

Я могу ведь совсем иначе: оборки-платьица,

Мысли-фантики, губки-бантики; ближе к массам.

Я умею; но мне совсем не за это платится.

А за то, чтобы я ходила наружу мясом.

А за то, что ведь я, щенок, молодая-ранняя –

Больше прочих богам угодна – и час неровен.

А за то, что всегда танцую на самой грани я.

А за это мое бессмертное умирание

На расчетливых углях взрослых чужих жаровен.

А за то, что других юнцов, что мычат «а че ваще?»

Под пивко и истошный мат, что б ни говорили –

Через несколько лет со мной подадут, как овощи –

Подпеченных на том же гриле.

***

Деточка, зачем тебе это всё?

Поезжай на юг, почитай Басё,

Поучись общаться, не матерясь –

От тебя же грязь.

Деточка, зачем тебе эти все?

Прекрати ладони лизать попсе,

Не питайся славой, как паразит –

От тебя разит.

Деточка, зачем тебе ты-то вся?

Поживи-ка, в зеркало не кося.

С птичкой за окном, с чаем с имбирем.

Все равно умрем.

12 февраля 2006 года.

@@@

Я никогда бы не стала спортсменкой: я категорически не умею проигрывать.

Я искренне не понимаю, что заставляет людей подниматься и докатывать программу, если после падения они уже не могут претендовать на высокие оценки; что движет людьми, которых сбили, которые сошли с трассы, промахнулись, потеряли драгоценное время, уже, ясно, не отбиваемое - что ими движет, когда они возвращаются, бегут остаток пути, делают вторую попытку, берут штрафные патроны? Что такого заложено в китайской спортсменке, которую партнер швырнул на лед так, что она растянулась в шпагате и потянула себе все, что могла - что за китовый ус сидит в ней, что она встает, вытирает слезы, делает два круга вокруг арены, замораживает боль - и выходит катать программу? Улыбается? Получает серебро?

Как могут люди радоваться, получая серебро? Серебро? Когда у рядом стоящего - золото, и вас разделяют какие-нибудь сотые балла? Как можно не мечтать повесить коллегу на его же собственной чемпионской ленте? А если просто засудили?

Как я никогда не понимала оценки "четыре"; четыре - самое унизительное, что могут поставить в школе; я за двубалльную систему - либо отлично, либо кол. Либо ты знаешь, либо нет. Или ты лучше всех - или какой смысл тогда.

Я перфекционист.

Я никогда бы не пошла выступать после претендента на золото; ясно же, что ты все равно не откатаешь лучше, что ты будешь выглядеть жалко, что все давно ждут подведения итогов, а ты ничего не решаешь - тебе просто по жребию выпало кататься последней. И все уже нетерпеливо считают минуты до конца выступления.

Я бы просто не вышла на лед.

Я никогда бы не смогла всерьез мотивировать себя тем, что "нужно прорваться в первую двадцатку"; "нужно сохранить за собой девятое место"; нужно "просто финишировать".

Я честно не вижу смысла.

Меня восхищают люди, которые видят его; умеют собираться; умеют бежать, прыгать, ехать даже в том случае, когда нет шансов. Просто ради самого факта. Меня такие завораживают. Они сверхчеловеки.

Все это, понятно, играет немалую роль: я просто не иду сдавать экзамен, если знаю, что не сдам его на отлично; мне не нужен диплом, если у него не будет красной обложки.

Я никогда не дописываю не задавшихся текстов.

Невозможно себе представить, чтобы я всерьез боролась за какого-то мужчину, даже если смертельно влюблена. Это унизительно.

Я не смогу три года быть девочкой-на-подхвате, чтобы выслужиться до места в штате пусть даже самого крутого издания в мире, до собственной колонки/рубрики; я предпочитаю быть первой в деревне, чем последней в городе.

Я предпочитаю сферы, где не бывает победителей; где каждый в чем-то чемпион.

При этом я очень люблю соревноваться; если иду в первой тройке, ноздря в ноздрю, и все решится только на финише; если сильно опережаю соперников. Но ни в каком ином случае.

Здесь решительно нечем гордиться; это больная, порочная внутренняя организация; но она такова.

25/02/06

@@@

А факт безжалостен и жуток, как наведенный арбалет: приплыли, через трое суток мне стукнет ровно двадцать лет.

И это нехреновый возраст – такой, что Господи прости. Вы извините за нервозность – но я в истерике почти. Сейчас пойдут плясать вприсядку и петь, бокалами звеня: но жизнь у третьего десятка отнюдь не радует меня.

Не то[ркает]. Как вот с любовью: в секунду - он, никто другой. Так чтоб нутро, синхронно с бровью, вскипало вольтовой дугой, чтоб сразу все острее, резче под взглядом его горьких глаз, ведь не учили же беречься, и никогда не береглась; все только медленно вникают – стой, деточка, а ты о ком? А ты отправлена в нокаут и на полу лежишь ничком; чтобы в мозгу, когда знакомят, сирены поднимали вой; что толку трогать ножкой омут, когда ныряешь с головой?

Нет той изюминки, интриги, что тянет за собой вперед; читаешь две страницы книги – и сразу видишь: не попрет; сигналит чуткий, свой, сугубый детектор внутренних пустот; берешь ладонь, целуешь в губы и тут же знаешь: нет, не тот. В пределах моего квартала нет ни одной дороги в рай; и я устала. Так устала, что хоть ложись да помирай.

Не прет от самого процесса, все тычут пальцами и ржут: была вполне себе принцесса, а стала королевский шут. Все будто обделили смыслом, размыли, развели водой. Глаз тускл, ухмылка коромыслом, и волос на башке седой.

А надо бы рубиться в гуще, быть пионерам всем пример – такой стремительной, бегущей, не признающей полумер. Пока меня не раззвездело, не выбило, не занесло – найти себе родное дело, какое-нибудь ремесло, ему всецело отдаваться – авось бабла поднимешь, но – навряд ли много. Черт, мне двадцать. И это больше не смешно.

Не ждать, чтобы соперник выпер, а мчать вперед на всех парах; но мне так трудно делать выбор: в загривке угнездился страх и свесил ножки лилипутьи. Дурное, злое дежавю: я задержалась на распутье настолько, что на нем живу.