Сентябрь (СИ) - Зарин Ярослав "RavenTores"

— Запомни, это вовсе… не умозрительная модель, не метафизическая теория, — предупредил он. — То, что я расскажу… подтверждается практически, — он дождался, чтобы Тэйлос кивнул. — Если Грэйс отдал Глорию в жертву, душа должна была попасть в вечное рабство. Но совершенно очевидно, что Глория избежала подобной участи, иначе призрак не сумел бы дозваться тебя. Однако и Грэйс живёт и здравствует, даже… переживает о своём поступке? Нет, — тут Дэвид остановил себя, — не переживает. Ты сделал вывод, опираясь на самого себя, а твоя душа, Тэйлос… чиста, тебе не близко то, чем живёт Грэйс, — он поднялся и принялся ходить по комнате туда-сюда. — Совсем не переживания влекут его к могиле, а нечто другое. Это имя… — он замер и на миг сжал кулак.

Тэйлос чувствовал себя очень уставшим и вымотанным, у него не было сил настаивать, хотя он видел, что Энрайз не спешит делиться всем, что знает. Солнце ещё не думало садиться, очередной — быть может, последний — солнечный и даже жаркий день не собирался заканчиваться, а ему хотелось, чтобы все оставили его и дали выспаться как следует. Рассеянно допив чай, Тэйлос вдруг услышал, что Дэвид шепчет себе под нос:

— Наверняка Грэйс задумается, кто приходил на могилу. Но сумеет ли он выйти на нас?.. Или для него не секрет, что я…

Тэйлос не вникал в его слова. Узнав то, к чему стремился, он резко охладел к чужим тайнам. Смерть маленькой Глории так и стояла перед глазами, в ушах звенели странные, почти нечеловеческие голоса, вспоминались руки Грэйса с жёлтыми плотными ногтями, какие бывают только у древних стариков. И ничто из этого нисколько не привлекало и не подталкивало сейчас же находить ответы.

Тэйлос вспомнил, что в тот день, когда он пытался вернуть деньги, ногти Грэйса были совершенно нормальными. Так что же тогда он видел?

— Может, это всего лишь сон? — предположил он. — Может, моё сознание создало причудливую картину на основе слов Глории? Или, что хуже, я и не слишал никакого голоса, а просто помешался? — объяснение было ничем не хуже любого другого. К тому же Тэйлос ещё помнил курс психиатрии, где нудный лектор расписывал, как много иллюзий расцветает на почве из самообмана, как сны воссоздают реальность в причудливых вариациях, пугая того, к кому приходят. Вспомнилась даже фраза: «…И нет ничего удивительного в том, чтобы увидеть недавно умерших во сне, это не есть послание с того света. Игра сознания, не более, ведь ваш мозг старается уложить на полках памяти каждое мгновение, заставляя вас переживать их снова — во время сновидений».

— Совершенно исключено, — прервал его размышления Дэвид, качнув головой, и вид у него был такой, что нельзя было не поверить. — Это был голос Глории.

— Откуда тебе знать? — Тэйлос потёр лицо. — Разве не может ребёнок преувеличить то, что видел? Можно ли доверять таким воспоминаниям?

— Призраки, друг мой, совсем не умеют лгать, — ответил Энрайз и поморщился, словно вспомнил о чём-то неприятном. — В отличие от других странных существ, с которыми, я надеюсь, тебе не придётся столкнуться. В Кэсендии, например, общение с духами и призраками возведено в ранг искусства, никто не страшится его и не признаёт за лженауку, как здесь. Я научился там многим любопытным вещам. В Экрандо и вовсе не существует понятия призрак, они зовут это «незримый человек» и объясняют, что духи могут быть активнее живых. Они наделяют их обязанностями, и, представь себе, эти обязанности действительно кто-то исполняет… — поймав взгляд Тэйлоса, Дэвид резко замолчал и чуть улыбнулся. — Прости, я увлёкся. Так вот, совершенно точно известно, что призраки не могут солгать, особенно медиуму. Ложь — удел живых душ, а не перешедших порог смерти.

— Для ребёнка преувеличение не становится ложью, — попытался объяснить Тэйлос, вспоминая некогда вызубренные лекции. — Глория могла… не разобраться в том, что видела и слышала, а живое воображение довершило дело. И эти… непонятные люди могли быть обычными, а фантазия превратила их в гротескных страшилищ.

— Ты всё ещё считаешь её ребёнком, но она больше не дитя, — пояснил Дэвид, остановившись у окна. Солнце вызолотило его кожу, и Тэйлос вздрогнул от контраста этого лёгкого света и слов, которые срывались с губ его старого знакомого: — Соприкоснувшись со смертью, дух обретает целостность, Глория теперь знает больше, чем ты или я, даже если сохранила игривый характер. Она намного мудрее нас обоих.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Занятно, — Тэйлос коснулся виска, где расцветал цветок головной боли, он почти не поверил в эти слова, но возразить было нечего. — Значит, мы имеем дело с чудовищами в человечьем обличии, с человеком, заключившим с ними сделку. Да поможет нам Светозарный и убережёт от Хаоса…

— Светозарный нам не помощник, — отмахнулся Дэвид, — нам нужна наука, пусть и пограничная, — он развернулся на каблуках. — Пожалуй, мне стоит воспользоваться телеграфом.

— С кем ты собираешься связаться?

— О, с самым лучшим специалистом в этой области. Возможно, нам даже потребуется вызвать его сюда. Надеюсь, рейсовый дирижабль тут имеется. Мне нужно идти, друг мой, — и Энрайз кивнул на рабочий стол. — Тебе же пора закончить заметку и отнести её в редакцию.

Тэйлос нехотя кивнул, и Энрайз, снова мимолётно улыбнувшись, вышел, оставив его наедине с работой.

========== Часть 9 ==========

Тэйлос понимал — Дэвид прав. Пора закончить несколько дел, а главное, дать себе хоть немного времени, отдохнуть после изматывающих дней. Как только Энрайз ушёл, в комнате словно стало пусто, и на миг показалось — всё, что произошло, только плод воображения, не больше.

Вместо того, чтобы заняться заметками, Тэйлос с опаской взял увесистую пачку страниц со стола. Читать их прямо сейчас он, конечно, не собирался, но нужно было найти им лучшее место. Тэйлос вспомнил о пустой папке, которую давно собирался занять рукописью… ведь на самом деле Дэвид был прав, ему очень хотелось написать роман. Что ж, возможно, единственной книгой, которую он когда-либо напишет, и будет история Глории — трагическая гибель ребёнка в самый разгар взрослых игр. Интересно, почему об этом не было статей? И где находилась мать Глории, неужели она, пусть и почти лишённая материнского инстинкта, не потребовала объяснений от Грэйса? И разве от неё не потребовали объяснений в приюте?..

Тэйлос нахмурился, внезапно осознав, сколько возможных ниточек можно найти, если хоть на секунду отвлечься от мистической составляющей произошедшего. Он тут же отложил и папку, и рукопись и сел за стол, где выхватил из стопки одну из записных книжек. Быстро — почти стенографируя — он начал записывать все пришедшие на ум соображения, заодно прикидывая, куда и к кому следует обратиться, чтобы найти нужную информацию. Конечно, сперва он посетит архив, поболтает с приятелем — Майк вряд ли откажет ему теперь, особенно если подбросить пару интересных фактов. Нужно будет навестить и приют, только стоит изобрести название для статьи…

Сон как рукой сняло, Тэйлос вновь переполнился силами и идеями, хоть на этот раз призрак и не стоял у него за плечом. Однако он осадил себя. Нельзя было позволить внезапно вспыхнувшему энтузиазму выжать его досуха. Это коварное состояние! Тэйлос прекрасно знал, чем оно обычно заканчивается. Нужно действовать размеренно и не забывать об отдыхе, а в последние дни он и так изрядно измотался.

Потому он оглядел комнату, всё-таки сложил листы в папку и надёжно спрятал её в личный тайник, а затем только решил пройтись — до ближайшего ресторанчика, чтобы пообедать, а на обратном пути завернуть к Майку в архив — занести булочек и сообщить, что в ближайшие дни зайдёт поизучать информацию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

***

Дэвид появился только на следующий день, во второй его половине, когда предзакатный свет рассеянно скользил по конькам крыш и лениво стекал на тротуары, навевая ностальгические размышления. Вечер заводился неспешно, и потому сразу бросалась в глаза некоторая нервозность Энрайза — было ясно, что он пока не получил никаких сведений, и это его несколько расстроило. Тэйлос не решился расспрашивать, терпеливо ожидая, когда Дэвид сам решится начать разговор. Вскоре так и случилось — после чашки крепкого чая, которую он пил с ожесточённой сосредоточенностью, тот заговорил: