Том 29. Письма 1902-1903 - Антон Чехов

Миролюбову В. С., 1 декабря 1902*

3901. В. С. МИРОЛЮБОВУ

1 декабря 1902 г. Ялта.

Милый Виктор Сергеевич, можете себе представить, я опять в Ялте. За границу не поеду*, буду сидеть дома и писать*. Говорят, что за границей холодно.

Нового ничего нет, все благополучно. Крепко жму руку и желаю счастья.

Ваш А. Чехов.

1 дек. 1902.

На обороте:

Петербург. Виктору Сергеевичу Миролюбову.

Спасская 26.

Книппер-Чеховой О. Л., 2 декабря 1902*

3902. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

2 декабря 1902 г. Ялта.

2 дек.

Здравствуй, жена моя хорошая! Сегодня пришло от тебя первое письмецо*, спасибо тебе. Без твоих писем я здесь совсем замерзну, в комнатах, как и в Ялте, холодно. Только, дуся, надо запечатывать письма получше, в другие конверты.

Вчера был Средин, была Софья Петровна*, сильно похудевшая и постаревшая. И мадам Бонье была. Тут много сплетен, говорят про москвичей черт знает что. Все спрашивают о здоровье Леонида Андреева, ибо кто-то пустил слух, что Л. А. с ума сошел. А он, по моему мнению, совсем здоров.

Посылаю тебе вырезки из газет*. Отдай их по прочтении Вишневскому или Тихомирову. Это из одесских газет.

Ты пишешь, что тебе больно за каждую неприятную минуту, которую ты доставила мне. Голубчик мой, у нас не было неприятных минут, мы с тобой вели себя очень хорошо, как дай бог всем супругам. Рука моя, когда ложусь в постель, сворачивается кренделем.

Поздравляю со Шнапсиком*. Пришли его в Ялту, а то здесь лаять некому.

Здешний архиерей Николай*, посетив гимназию, очень расхваливал Горького, говорил, что это большой писатель, меня же порицал — и педагоги почему-то скрывают от меня это.

Итак, веди себя хорошо, как подобает жене моей. Господь тебя благословит. Обнимаю, складываю руку кренделем, кладу твою головку и целую.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 4 декабря 1902*

3903. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

4 декабря 1902 г. Ялта.

4 дек.

Здравствуй, собака моя сердитая, мой пёсик лютый! Целую тебя в первых же строках и глажу по спинке. Нового ничего нет, все по-старому, все благополучно. Холодно по-прежнему. Сегодня в Ялте происходило освящение новой церкви*, мать была там и вернулась веселая, жизнерадостная, очень довольная, что видела царя* и все торжество; ее впустили по билету*. Колокола в новой церкви гудят basso profundo[2], приятно слушать.

Новые полотенца скоро промокают, ими неудобно утираться. У меня только два полотенца, а казалось, что я взял с собой три. Ем очень хорошо, кое-что пописываю*, сплю по 11 часов в сутки. Условие*, подписанное мною с Марксом (копия), находится, вероятно, у начальницы женской гимназии*, у себя я не нашел. Уезжая, я все важные бумаги оной начальнице отдал на хранение. Да и не улыбается мне возня с этим условием*. Ничего не выйдет. Подписавши условие, надо уж и держаться его честно, каково бы оно ни было.

Человечек ты мой хороший, вспоминай обо мне, пиши. И напомни Немировичу, что он обещал мне писать каждую среду. Свинья с поросятами*, которую ты дала мне, восхищает всех посетителей.

Напиши, что нового в театре, как здоровье Марии Петровны*, не надумали ли ставить какую-нибудь пьесу. Если надумали, то пусть Вишневский напишет подробности.

Выписываю «Мир искусства» — скажи об этом Маше*. Дусик мой, хозяечка, я забыл в Москве черное мыло, которым мыл голову (мыло от головной пыли и перхоти), отдай его Маше, чтобы привезла*. Не забудь, родная.

Когда ты ляжешь в постель и станешь думать обо мне, то вспомни, что я тоже думаю о тебе и целую и обнимаю. Господь с тобой. Будь весела и радостна, не забывай твоего мужа.

А.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Куркину П. И., 4 декабря 1902*

3904. П. И. КУРКИНУ

4 декабря 1902 г. Ялта.

Дорогой Петр Иванович, спасибо Вам за письмо*. Я уже в Ялте*, уже скучаю здесь и мерзну. Настроение, впрочем, хорошее. Надеюсь, что Вы скоро увидите «На дне» в Художественном театре* и напишете мне*, как и что, — об этом убедительно прошу. Рассказ Бунина, о котором Вы пишете*, уже напечатан в 10 номере «Журнала для всех».

Итак, оставайтесь живы, здоровы и вполне благополучны и не забывайте преданного Вам

А. Чехова.

4 дек. 1902.

А. В. Погожев высылает мне «Промышленность и здоровье»*.

На обороте:

Москва. Доктору Петру Ивановичу Куркину.

Каретнорядская пл., д. Лобозева, кв. 14 д-ра А. В. Молькова.

Книппер-Чеховой О. Л., 5 декабря 1902*

3905. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5 декабря 1902 г. Ялта.

5 дек. 1902.

Дусик мой милый, собака, без тебя мне очень скучно. Сегодня всю ночь шел снег, а сейчас — лупит дождь, стучит по крыше. Время идет тягостно медленно. Я сижу и думаю: в будущем году на всю зиму останусь в Москве. Здоровье мое не дает себя чувствовать, т. е. оно недурно. В комнатах холодно.

Получил телеграмму от шаляпинцев*, ужинавших после бенефиса. Получил длинное письмо из Смоленска* от какого-то поповича или попа, написанное человеком, по-видимому, исстрадавшимся, много думающим и много читающим; в письме этом сплошное славословие по моему адресу. Получил почетный билет от студентов-техников*. Одним словом, жизнь вошла в свою колею.

Сегодня не получил от тебя письма, но видел тебя во сне. Каждую ночь вижу.

Погода в Ялте сквернейшая, больные чувствуют себя плохо — так говорят доктора.

Целую мою жену превосходную, обнимаю, ласкаю. Не изменяй мне, собака, не увлекайся, а я тебя не буду бить, буду жалеть. Обо всем пиши мне, ничего не скрывай, ведь и самый близкий для тебя человек, хотя и живу далеко.

Духи у меня есть, три четверти флакона, но все же скажу спасибо, если пришлешь с Машей* еще небольшой флакон. Одеколон есть, мыло тоже есть. Головная щетка ежедневно употребляется.

Часы стенные довез благополучно, теперь они на месте, идут хорошо.

Ну, пупсик мой, целую тебя еще раз. Благословляю тебя. Пиши же, не ленись.

Твой А.

В городе еще ни разу не был. Холодно, дует ветер неистовый.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Книппер-Чеховой О. Л., 6 декабря 1902*

3906. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

6 декабря 1902 г. Ялта.

6 дек.

Дусик мой, пришла твоя телеграмма*. Ответ послать не с кем, все пошли в церковь, да и едва ли нужен сей ответ, ибо письмо мое уже получено тобой*.

Неустоечной записи* у меня нет и не было, и, помнится, при составлении договора с Марксом мы такой записи не делали вовсе. Копию с доверенности, выданной Сергеенку, выслать тоже не могу, так как у меня ее нет и не было. У меня есть только копия с договора, того самого, который есть, как ты пишешь, и у Пятницкого*. Честное слово, дуся, у меня нет ни записи, ни доверенности, не думай, что я плутую, прячу эти бумаги.

Вчера была О. М. Соловьева, приглашала к себе.

За работу я уже сел, пишу рассказ*. В комнате моей холодно, жены нет, пиджака никто не чистит, кто-то унес все журналы, полученные в мое отсутствие… Но я все же не падаю духом и с надеждой взираю на будущее, когда мы опять встретимся и заживем вместе.

Конверты твои никуда не годятся, письма доходят почти распечатанные. Купи себе на пятачок простых конвертов, а эти аристократические брось. Или купи английской бумаги, тонкой, и таких же конвертов — у Мерилиза. Я завтра пришлю тебе письмо на английской бумаге*.