Куприн — мой отец - Ксения Куприна

Иногда на улицах Гатчины я убегала от няни и с деланным страхом обращалась к незнакомым дядям или тетям:

— Я потерялась, отведите меня домой.

— Как тебя зовут, девочка?

— Я дочь Куприна.

И сразу люди улыбались и торжественно вели меня на Елизаветинскую улицу, знакомую всем гатчинцам.

В детстве я очень любила деревья. Помню рябину, на верхушке которой образовалось как бы удобное кресло, в котором я проводила много часов. Это был мой дом, мое убежище. Туда я залезала, когда приходил какой-нибудь неприятный для меня знакомый, туда я убегала от уроков французского языка или музыки.

Все деревья в нашем саду были мною обследованы. Я любила залезать на березу — ее белоснежный шелковистый ствол и светло-зеленая листва делали окружающий мир каким-то праздничным, светлым, кружевным.

Как-то, гуляя по саду, я заметила в соседнем заборе дырку, откуда на меня глядел какой-то круглый глаз. Чувствуя на себе все время этот пристальный, неутомимый взгляд, я выделывала всякие фокусы: то кружилась на одном месте с каким-нибудь тяжелым предметом почти до потери сознания, то прыгала с крыльца, то ездила верхом на добродушном сенбернаре. Однажды я быстро залезла на забор и, победоносно сев на него верхом, застала на месте преступления маленького мальчика с анемичным бледным личиком, большим безвольным ртом и огромными влажными карими глазами. Я ему предложила:

— Давайте познакомимся. Как вас зовут?

— Вова.

У него были вялые, всегда потные руки. Он был трус и врунишка. С тех пор он сделался моим верным рыцарем, моей жертвой. Бедный маленький мальчик Вова.

— Вова, если вы меня любите, ложитесь в крапиву!

— Вова, залезайте на забор!

Вова плакал, обижался, жаловался своей маме, после чего я наказывала его презрением и переставала с ним разговаривать. И снова видела его влажный глаз в дырочке забора. Потом он униженно просил у меня прощения, и снова начинались его мучения.

Однажды после очередной ссоры с Вовой я замазала глиной все дырочки забора, показывая этим, что все между нами конечно. Вова решил мне отомстить. Как-то, подкараулив мою маму на улице, он подошел к ней и сказал:

— Елизавета Морицовна, а вы знаете, почему я больше не играю с Ксенией? Мне запретила моя мама! Ксения пришла к нам, и, когда мама стала угощать ее чаем, она вдруг вцепилась ей в волосы.

Моя мать очень удивилась такому сообщению и повела Вову к нам в дом. При очной ставке Вова повторил свою выдумку. В доме, как всегда, были гости, приехавшие из Петербурга. Среди них оказался известный адвокат.

Папа решил устроить суд. Глядя прямо мне в глаза, Вова снова разыграл сцепу, как я вцепилась в волосы его матери. Возмущенная и удивленная, я, конечно, все отрицала, но была совершенно потрясена его невероятно убедительной ложью и актерскими способностями. Никакие перекрестные вопросы не помогли — каждый стоял на своем.

Тогда папа решил позвать на судилище мать Вовки. Он стал уверять, что его мать уехала в Питер, что ее сейчас нет дома. Но все-таки, держа Вовку за руку, папа направился в соседний дом. Потом он рассказывал, что по дороге Вова продолжал клясться, что мамы нет, но на лестнице не выдержал, заплакал и сознался в своей выдумке.

Я торжествовала. Но с тех пор мальчик Вова ушел из моей детской жизни.

Любовь к животным у меня наследственная. С самого раннего детства собаки, лошади, кошки, козы, обезьяны, медведи и другие звери были равноправными членами нашей семьи. С нежным и пристальным вниманием следил мой отец за их жизнью и нравами. Он говорил, что, если прислушаться к интонациям мяуканья или лая, явно слышится просьба, возмущение, ласка или боль. Среди животных есть добрые и злые, капризные и покладистые, есть воры и убийцы. У них разные характеры, большей частью выработанные самими хозяевами как следствие обращения и воспитания.

Анатолий Дуров в своей книге «В жизни и на арене» пишет:

«Когда желают оскорбить человека, говорят: „Эх ты, животное“. Я, со своей стороны, считал бы для себя за честь быть похожим во многих отношениях на некоторых животных. Кичливому царю природы — человеку — многому следовало бы поучиться у животных. Где вы встретите у людей такую верность, преданность, признательность и честность, как не у собак; идеальную любовь лебедя, который умирает от тоски по лебедихе, нежную весеннюю страсть воркующих голубков; однобрачие гусей, не нарушаемое за всю их жизнь. И у каких животных вы встретите Азефов, Гилевичей и т. подобное. Что же касается внешних чувств животных, то они значительно совершеннее, чем у человека.

Осязание: слон чувствует муху на толстой своей коже (тогда как человек часто бывает „под мухой“, ничего не чувствует).

Обоняние: это одно из наиболее развитых чувств; собака отличает след своего хозяина через несколько часов после того, как он прошел, и тысячи следов других людей.

Слух: кошка слышит на далеком расстоянии шаги совершенно бесшумно бегающей мыши.

Зрение — многие животные видят прекрасно ночью.

Животные отличаются своей памятью, рассудком, способностью различать время, пространство, цвета и звуки. У них бывают привязанности и отвращение, любовь и ненависть, благодарность, признательность, верность, радость и горе, гнев, смирение, хитрость, честность и забитость. Но здесь уместно подчеркнуть, что в обиходе и характере животных (я говорю о домашних) положительные стороны преобладают над отрицательными.

Животное ухаживает за больными, помогает слабым и делится своей пищей с голодными. Этим и отличаются двуногие от четвероногих».

В своей записной книжке Куприн однажды записал в 1933 году в Париже:

«Собаки на наших глазах все больше очеловечиваются. Но мы видим примеры особачившихся и освинячившихся людей.

P. S. Говорю это в подлинном смысле».

Еще в 1910 году Александр Иванович встретил Владимира Дурова и увлек его идеей взяться за дрессировку морских львов. Разглядывая как-то морского льва, он обратил внимание на его необыкновенно выразительные глаза и по их взгляду решил, что зверь должен быть очень умным, хотя до того времени существовало мнение, что все морские звери необыкновенно тупы.

Многих четвероногих героев отцовских рассказов я хорошо помню.

Про обезьянку Марию Ивановну отец написал маленький рассказ, малоизвестный. Могу добавить, что назвал он ее так, чтобы досадить какой-то неприятной ему даме, которая, рассердившись, перестала посещать наш дом, и таким образом цель была достигнута. Привезла в Гатчину обезьянку Лидия, дочь отца от первого брака, которая была старше меня на шесть лет и жила у своей матери в Петербурге. У нее тоже была, видимо, наследственная любовь к животным. Кажется, ей велели избавиться от натворившей бед обезьянки, и она сейчас же подумала об отце.