У самого синего моря. Итальянский дневник - Наталья Осис

Ситуация эта, понятно, возмущает только меня. Да и меня, по сути, возмущают только магазины, но никак не мастерские художественных промыслов. Если честно, то я этим ремесленникам просто завидую. И вовсе не из-за послаблений в организации своего маленького дела. А из-за самого дела. Artigiani – слово того же корня, что и искусство, – arte. Их непосредственное дело – каждый день создавать маленькие произведения искусства. Шляпы, обувь, платья, перчатки, посуду, сумки, ремни, вазы, стулья – все, что хотите.

Сидит себе, например, человек в мастерской и делает только коробки – все возможные и невозможные: изящные коробочки для писем, элегантные коробки для перчаток, вместительные короба для кладовок, легкие и крепкие ящики для игрушек, футляры с бархатной начинкой, с золотым тиснением, с серебряными замочками и малюсенькими ключиками. Сидит себе, не поднимая головы, и работает, а вокруг него – миллион коробок и футляров: плоских и высоких, круглых и прямоугольных, кожаных и картонных, в цветочек, в полосочку, в клеточку, с райскими птицами и алыми парусами. Утром пробежишь мимо него по дороге в школу – он уже там, ребенка в школу закинешь, зайдешь выпить кофе, а он сидит, работает. Будешь пробегать мимо с работы или на работу, по пути в магазин или на встречу с подружкой, а он так и сидит, склонившись, и что-то там колдует над своими коробочками. Ну как ему, такому, не простить грузовичок с его материалами, потеснивший тебя на узкой улице? Бог с ним, с грузовичком, тем более что свои картонные коробки он мусорщикам точно не сдает – он из них делает произведения искусства. Я теперь в таких произведениях искусства держу самые нежные воспоминания – любимые детские вещички. В коробке с ангелочками – то, что сгодится для Маши, а с парусами – сугубо мальчишечье, то, что Пете безвозвратно мало, а выкинуть рука не поднимается. Будет кому – отдам вместе с коробкой, пусть отправляется наша нежность в свободное плаванье.

Чудеса и Рождество

О мечтах и волшебных предметах

Мы с Петькой вчера не спали. Точнее, не спал он, а я с ним заодно, сидели под елкой, грызли орехи и думали о чудесах. Завтра Рождество, так что это время такое, когда хорошо думается о чудесах. И я вспомнила, как когда-то долго рассуждала, какие бы фильмы я поставила на полке, если бы у меня был видеомагнитофон (это было в давние советские времена, когда видеомагнитофон был… ну чем он был?.. ну в общем о-го-го он был, а не просто бытовое устройство), а мама моего друга детства меня очень подробно допытывала: а еще что? А еще? Я придумывала еще, и еще, и потом только сообразила, что у них-то видеомагнитофон есть.

– А у вас что стоит на полке с видеокассетами? – спросила я.

– Да какая-то солянка сборная, – застеснялась она, – мы вот тоже мечтали-мечтали, а потом совсем не те фильмы, о которых мечтали, поселились на полке. Есть, конечно, и те, самые заветные, но не тех все-таки больше…

У меня давно уже есть видеомагнитофон, который совсем больше не похож на исполнившуюся мечту. Чтобы хоть как-то оправдать детские мечты, я однажды подарила бабушке на день рождения видео, DVD и стопку кассет и дисков с ее любимыми фильмами: «Аты-баты, шли солдаты», «В бой идут одни старики», «Хроника пикирующего бомбардировщика», «Жди меня» и далее по списку. По-моему, бабушка обрадовалась, но с тех прошло уже несколько лет, и некогда модное устройство «два в одном» (DVD и VHS) показывает только мультики для Петьки. А в остальное время моя бабушка телевизор смотрит, потому как это единственный способ увидеть другую ее внучку, мою сестрицу, которая в новостях работает, света белого не видит, а ее белый свет видит исключительно в телевизоре…

И еще о какой-то ерунде мечталось. Например, сколько хочешь «марсов» и «твиксов» («сникерсы» мне не нравились) купить. Или вообще что-нибудь в коммерческой палатке… У нас тогда денег совсем никаких не было – как и у всех, наверное, – а мне было семнадцать, и мне страстно хотелось какой-то бижутерии, волшебной помады, или чудесного шампуня, или еще чего-нибудь эдакого… но больше всего хотелось шоколадного батончика. Всю свою стипендию я отдавала в семейный бюджет (смешно сказать, без этой моей стипендии он совсем у нас не склеивался), и только в день выдачи стипендии я покупала «твикс». Каким он был вкусным! Бабушка, кстати, любит рассказывать, как в самые первые послевоенные годы открылись коммерческие – она всегда выделяет голосом это слово – магазины. И в день стипендии из своего института на Садово-Самотечной бабушка бежала вниз по Тверской, и там, в Елисеевском, покупала мятных пряников на 60 рублей (а ее повышенная стипендия была около 500 рублей). На 60 рублей можно было купить 100 граммов пряников, и, пока она добегала к себе на Софийскую набережную, пряники исчезали. «Знаешь, – всегда добавляет бабушка, – они действительно таяли во рту. До сих пор помню их вкус. Никогда в жизни потом ничего вкуснее не пробовала. Теперь, наверное, такие уже не делают…»

Видимо, в чем-то нам, живущим в эпоху глобализации, повезло. «Твикс» делают до сих пор, и делают его точно таким же. Я до сих пор его иногда себе покупаю и радуюсь тому, что узнаю и вкус студенчества, и неожиданного счастья, и мокрого мартовского ветра, обещающего что-то невозможное, необыкновенное, пока еще совершенно непредставимое – как весна среди унылых черных ветвей и мартовских луж, но запах которой уже ясно слышен…

Но что же тогда получается? Получается, что «твикс» волшебнее видеомагнитофона? То есть «твикс» был изредка, но достижим, а видеомагнитофон казался абсолютно недосягаемым, так же как и разноцветно-глянцевые красоты из коммерческих палаток. Какой-то в этом должен быть смысл, только он от меня ускользает… хочется снова помечтать… о чем? Ну о чем-нибудь таком, что кажется сейчас совершенно нереальным. Как Петька в ГИТИС пойдет учиться, а Машка не только родится и вырастет, но и женихами обзаведется, и как у нас будет большая белая собака, а у меня не будет аллергии, и как однажды возьмем и купим лодку с парусом и будем под этим парусом в море выходить, а однажды возьмем и пойдем на нашей лодочке с парусом, как аргонавты, из Средиземного моря – в Черное… А еще… а еще… а еще, наверное, надо выкинуть к чертовой матери все не те кассеты, а оставить только те, о которых мечталось или о которых не стыдно было бы мечтать.

(Когда я Петруху укладываю спать и говорю ему: «А теперь помечтай о чем-нибудь хорошем. Все сбудется, если правильно мечтать», – он открывает глаза и смотрит на меня недоверчиво. Наверное, чтобы дети нам верили, надо срочно перестать бубнить о том, что телевизор вреден, а вареная рыба, наоборот, необыкновенно полезна. Иначе как они нам поверят, когда мы им будем говорить про мечты?)

Как радистка Кэт

«Мама» будем кричать по-итальянски

…в неделю теперь остается всего пара рабочих дней, свободных от всяких мамских обязанностей. К врачам (последний месяц!) как на работу. А кроме этого – в роддом, в бассейн, на курсы – это для Машки. В бассейне я провожу все свободное время, потому что только в воде я чувствую себя человеком, а не бегемотом. Во второй половине дня – Петькины коллоквиумы, гимнастика и плюс ко всему благотворительный рождественский базар, который устраивает Петькина школа в конце этой недели… И отвертеться от всего этого нет никакой возможности. Можно еще было пожертвовать курсами по подготовке к родам, но я вдруг отчетливо представила себе такую сценку:

– Синьора, тужтесь!

– Извините, а вы не могли бы уточнить, что именно означает слово «тужтесь»?

В общем, поскольку «мама» будем кричать по-немецки, пардон, по-итальянски, лучше приготовиться и выучить нужную лексику.

Кроме лексики, я не нашла на итальянских курсах ничего нового. Более того, что-то в них есть ностальгическое. «Блаженной памяти советских курсов повышения квалификации посвящается». Хоть садись и комедию пиши. У нас в группе есть классический передовик производства – это я. И меня как передовика окружают вниманием и уважением, расспрашивают о разных подробностях, страшно удивляются, что я собираюсь рожать натуральным образом, то есть без щипцов и анестезии, недоверчиво качают головой и возвращаются на свои коврики для гимнастики. Конфликты возникают только между хорошим и лучшим, разрешаются путем содержательных бесед в доверительной обстановке. Есть и мудрая наставница, которая до поры до времени не вмешивается, но потом одним веским словом направляет дискуссию в нужное русло. И все это торжество справедливости и добродетели слегка разбавлено наивными комическими сценками – кто-то разные носки надел и не заметил (ха-ха, как это мило!), кто-то на одном и том же упражнении регулярно теряет равновесие и падает (хи-хи, с таким животом я теперь не знаю, где у меня центр тяжести), вот каким-то ветром занесло сюда будущего папу, он засмущался, покраснел, поторопился спрятаться в уголочек и утонул в мягком пуфике – и десяток смешных теток, толкаясь животами и хихикая, вытаскивают страдальца из его мягкой ловушки. Соцреализм в действии, товарищи! А нам все врали о том, что это нежизненный жанр. Еще какой жизненный! Правда, на любителя.