Призрачно всё... - Алексей Мальцев

Из каждой ситуации следовало «выжимать» максимум пользы. Еще не представляя, каким образом страждущая Люси может оказаться ему полезной, Изместьев интуитивно чувствовал, что поступает правильно. А интуиция его пока не подводила.

— Что будем пить? — в прозвучавшем вопросе доктор уловил экзаменационный оттенок. Отвечать следовало немедленно, иначе в зачетке появится «неуд», и стипендии тебе, докторишка, не видать в будущем семестре, как винтообразных серных пробок в своих ушах.

Оказывается, они уже несколько минут стояли возле супермаркета «Форман», и Люси тактично ждала, когда «академик» соизволит отвлечься от своих виртуальных умозаключений. У «академика» тем временем с языка так и норовила сорваться фраза дня: «А за чей счет этот банкет?» Но ему подумалось, что, выпустив ее наружу, он станет чересчур похож на одного из героев известной гайдаевской комедии.

Люси без труда «запеленговала» всю его мозговую сумятицу:

— Я угощаю, я же и усыпляю, и ублажаю тоже я… Короче, три в одном, как «Маккофе». — Будто опасаясь, что Аркадий передумает, она поспешила «подвести черту»: И вообще, ваши места — в зрительном зале!

Доктор послушно возил по торговому залу за дамой телегу с продуктами и выпивкой, ловя себя на мысли, что при таких «объемах» он вряд ли сможет не то что завтра, но и вообще на этой неделе выполнить возложенную на него миссию по повышению рождаемости в одном конкретно взятом случае.

Потом, когда «тойота» мягко обходила одну иномарку за другой, он чуть не выпрыгнул через лобовое стекло от мысли, что Люси наверняка все «подробности» доведет до Жанки, поскольку они подруги и методично «раскладывать» по деталям каждого пропущенного через постель мужика — у них что-то навроде утренней политинформации. Как «разжигает», как «раздувает угли», как «подбрасывает хворост», надолго ли хватает в зажигалке бензина, да и велика ли сама зажигалка… Всему найдется своя ячейка, свой маленький ярлычок.

Мысль, залетевшая следом за предыдущей, и успокоила, и «заземлила» одновременно: Жанка сама «порекомендовала» его своей подруге, как… надоевшую кассету, которую слушать больше нет никакого желания. В ее магнитофоне больше нет места для такой музыки… Так что опасаться санкций вряд ли стоит.

К тому же, как бы безысходно это ни звучало, Аркадий здесь «пасется» последние деньки. Там, куда он направляется, все будет иначе. В сто раз целомудренней, в тысячу раз божественней. Это будет единственно верный вариант. Без репетиций и прогонов, без попыток. Все — набело!

Так отчего бы напоследок не «оттянуться по полной»?! Тем более что домой совершенно не хочется. Он устал от постоянной натянутости, от ощущения предстоящей грозы, которая может «грянуть» из-за пустяка. А тут — такая возможность…

Подобно хорошо смазанному мотоблоку, Люси «завелась» с полоборота. Вздохи и крики чередовались с замираниями, судороги — с почти «тряпичным» расслаблением. Короче, все как в учебнике по сексологии для старших курсов.

Изместьев чувствовал себя без пяти минут «дембелем», которого вдруг заставили «разжевывать» новобранцам устройство «калаша». Все миллион раз пройдено, хотелось остроты, новизны и открытий, а тут — «мама мыла раму»…

Где-то на уровне мозжечка в такт бедренным движениям у доктора противно вибрировало: «Да-с, паршиво без любви-то!»

И тут вдруг подобно петарде где-то в паху разорвалось:

— А давай скок-поскок, а?

— Это что еще за фольклорные изыски? — прохрипел он, с трудом освободив пространство для вдоха между двух арбузоподобных ягодиц партнерши. — Расшифруй для средних умов.

«Деловое» предложение Люси застало их в позе «валета», когда запросто можно заработать асфиксию и на самой высоте оргазма качественно «склеить ласты».

— Ну, с кокаином… Скок-поскок, значит, не слышал, что ли? — не очень разборчиво раздалось из глубины постели. — Знаешь как в тему клинит! Ни разу не пробовал?

— Еще как в тему! — уже более разборчиво повторил Аркадий, с трудом освобождаясь из плена ее бедер. — Ты просто кладезь народной мудрости.

В его голове в этот миг медленно, но верно — кирпичик к кирпичику — выстраивалась цепочка событий, благодаря которой завтрашние аборты в городской гинекологии будут отложены на неопределенный срок. Комбинация получалась чересчур многоходовой, но других вариантов в наличии не было, приходилось претворять в жизнь этот, кокаиновый.

Это — победа, пусть маленькая, но все же веха, все же шаг к той, беспрецедентной, которую он одержит, оказавшись в своем (столь желанном!) прошлом.

Город-аквариум

Небо крошилось, трескалось на мозаичные треугольники, ромбики, трапеции. Каждый из которых в свою очередь делился на множество таких же ему подобных. Савелий знал, что продолжаться это будет недолго — минут десять от силы. Затем все сольется в одну пеструю мешанину, начнет крутиться и опускаться на него. Крутиться и опускаться, открывая все новые и новые цвета.

Теперь он понимал, почему многие поэты и художники сидели на игле: вот откуда можно черпать бесконечное вдохновение. Какие краски, узоры, чувство бесконечности! Свежесть восприятия, опять же. Кто здесь не побывал, того просто жаль. Он не видел Город Будущего. Именно так Савелий называл «пункт своего назначения», куда его «доставлял» экспресс очередной дозы.

В одной старой песне были такие слова:

У окна стою я, как у холста —Ах, какая за окном красота,Будто кто-то перепутал цвета,И Неглинку, и Манеж.Над Москвой встаёт зелёный восход,По мосту идёт оранжевый кот,И лоточник у метро продаётАпельсины цвета беж.

Автор потрясающе точно обрисовал «картинку», которой в реальности, разумеется, не бывает, а вот в «зацепке»… Тут тебе и фиолетовый пломбир, и белый негр из далекой страны, и похожие на бананы в Сомали фонари. В Городе Будущего всегда стояла отличная погода: ни снега, ни дождя, ни даже ветра.

Но Савелию в принципе наплевать на картинку, ему гораздо важней то, что он не ходил по улицам, а плавал. Непередаваемое чувство невесомости. Словно город был наполнен чистейшей водой. Причем только для него: остальные жители плавать не могли, они сновали внизу туда-сюда, копошились подобно муравьям. Савелий же парил подобно рыбе-гурами в аквариуме.

Ради такого кайфа он готов был сутками ходить в женской одежде из одного туалета в другой, наблюдая за писающими девушками через глазок камеры. Да мало ли что можно вытерпеть ради такого…

— Ом-м-м-м, — внезапно раздалось справа. Савелий знал, что это Урсул. Это было его место. Так повелось с самого начала: если Савелий был в этот момент «на присосках», то Урсул молча «иглился» и ложился на топчан рядом. — Ом-м-м-м. Закатало, блин.

— Ширяй по малой, — заботливо посоветовал Савелий. — Я что-нибудь кину вдогонку.

Он медленно поднялся, уселся на топчане и открыл глаза. Окружающие предметы водили хоровод вокруг него, словно вокруг новогодней елки. Разнокалиберные бенгальские огни искрили тут и там, как в сказке.

— Слышь, Савк, — голос Урсула бубнил где-то возле фиолетового солнца. — Я тут твою маман зафиксировал в одном конкретном месте.

— Тоже мне, фиксатор… Погодь, племяш, ты о чем? — Савелий заерзал на топчане. — При чем тут моя маман?

— А при том, Савк, видел я ее с этим психдоком Ворзониным. Сам знаешь, это спец крутой, блокирует нашего брата душевно. Лысый и усатый, как артист Калягин.

— Да знаю я. — Савелий замотал туманной головой. — Сам несколько раз с его помощью на выбраковку гремел… Значит, скоро светит мне гоп-стоп. Засрут все вены, ля… На побывку едет голубой моряк…

Он подергал себя за волосы, голова сильно кружилась. Кайф был не то что обломан — раскурочен. Если мать опять договаривалась с Ворзониным, — это всерьез и надолго. Он мог сколько угодно спорить с отцом, его здесь невозможно было остановить… Но противостоять матери было выше его сил. Он знал, почему такое происходило… Но если бы кто-то попросил его рассказать об этом, тому бы не поздоровилось. Материнским просьбам Савелий подчинялся беспрекословно. Кроме одной, разумеется.

О, с какой бы радостью он стер из своей затуманенной головы некоторые «ненужные» воспоминания! Но — увы, они «свили» там гнездо навечно. Мама, мамочка… Ну кто же знал, что все выйдет так паршиво-то!!! Уже не переиграть, не отмотать назад.

Кто-то там, наверху, не только решил его бросить в прижизненный ад, что периодически «протискивается» сквозь тонкую иглу внутрь его искореженной вены, но и вслед ему кинуть спасательный круг, чтоб Савелий пошел на дно не сразу. Этот круг — его позорное ремесло, его потайная прорезь в область, отнюдь не предназначенную для мужских похотливых глаз.