Когда герои восстают (ЛП) - Дарлинг Джиана

Мои пальцы чесались от желания соединить мое имя с его.

— В качестве его адвоката? — спросила я, хотя знала, что мама слишком проницательна, чтобы ее можно было обмануть.

— Нет, Лена. Этот человек, он тебе подходит. Не говори мне, что ты не с ним.

— С ним в романтических отношениях или с ним, как в бегах? — я замялась.

Она выпустила воздух через губы и прищелкнула языком.

— Моя Лена, может, я уже старая женщина, но не оскорбляй меня, а?

Я вздохнула.

— Хорошо, тогда да и то, и другое, я думаю. Мы вместе в Неаполе, в доме Сальваторе.

Наступила мертвая пауза, в которой на обоих концах телефона было много недосказанного.

— Вилла Роза? — тихо спросила она.

— Да, мы останемся здесь, пока не придумаем план действий.

— Ты оставила закон ради этого человека, — пробормотала она, почти с благоговением. — Я так рада за тебя.

— Что? — я моргнула, глядя на лимоны, тихо шелестящие на ветру через зеленый двор, расположенный на склоне от меня.

— Это делает меня счастливой, — повторила она, хлопая в ладоши. — Тебе нужен такой человек, как Данте, понимаешь? Дэниел Синклер искал мира, дочка, а ты? Ты всегда искала хаос, да? Того, кто заставит тебя почувствовать себя живой.

Такой живой, что горю.

Я уставилась невидящим взглядом на стол, указательный палец обвел контур инициалов Данте.

— Я не знала, что это то, что мне нужно, пока, ну, не знаю, два дня назад. Как ты узнала?

— Я твоя мать, — твердо заявила она, затем вздохнула. — Я сделала много неправильных действий в этой жизни, Елена, но то, что я твоя мать, всегда вызывало во мне гордость. Ты яростная и сильная. Ничто не прижимает тебя к земле надолго. Ты юрист, тебе нравятся трудности. Данте, он дает тебе этот конфликт и силу, чтобы преодолеть это, да?

Да.

Она была абсолютно и полностью права.

— Он преступник, — отметила я, просто чтобы убедиться, что она полностью понимает ситуацию. — И не какой-то мелкий воришка в магазине, а человек, которого, возможно, разыскивает Интерпол и все правительство Соединенных Штатов.

— Да, — сказала она серьезно. — Это проблема, но ты любишь проблемы.

— Да, — признала я.

— Если кто и может это исправить, так это ты, — заявила она так серьезно, будто читала конституцию, которую все историки воспринимали как нечто абсолютное. — Ты найдешь способ вернуть вас обоих домой.

— Я постараюсь, — пообещала я.

До тех пор я играла в догонялки. События моей жизни за последние несколько дней стали шокирующими и необратимыми. Я еще не успела подумать о последствиях, не говоря уже о том, как их исправить.

— Симус мертв, — тихо призналась я ей.

Без колебаний она ответила:

— Bene. (пер. с итал. «хорошо»)

— Правда? Он был твоим мужем. Отцом твоих детей. Я ненавидела его, мама, ненавидела, но я все еще в замешательстве от его смерти, — призналась ся я, хотя для меня это было несколько иначе.

Я та, кто убил его.

Это мог быть Данте, но все чаще у меня возникало ощущение, что он выстрелил Симусу в лицо только для того, чтобы снять с меня ответственность за его смерть.

— Твой отец был плохим человеком, маскирующимся под хорошего, — тихо сказала она, слова были пропитаны вечной печалью. — Однажды у меня был шанс выбрать хорошего человека с плохой жизнью, и я сделала неправильный выбор. Я рада за свою дочь, что она не так боится, как я.

— Coraggio (пер. с итал. «храбрость»), — пробормотала я. — Данте заставляет меня чувствовать себя храброй.

— Так и должно быть, — заявила она. — Теперь я могу спать спокойно, зная, что мои дочери нашли хороших мужчин.

Я рассмеялась.

— Возможно, «хорошие» это вольная интерпретация. Я думаю, что Александр, Даниел и Данте в какой-то момент своей жизни считались злодеями.

— Мир в балансе, — сказала она, и я представила ее в «Таверне Ломбарди», раскатывающей тесто для пасты, пока она раздавала мудрые советы, одновременно домашние и вечные, все итальянские мамы и их мудрость, воплощенная в ее единственной форме. — Я думаю, что с Данте ты тоже найдешь свой баланс.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ti amo, мама (пер. с итал. «я люблю тебя»), — пробормотала я, прижимаясь к телефону, будто это была ее щека. — Спасибо, что всегда верила в меня, даже когда я давала тебе повод не верить.

— Я не делала того, что должна была, и не защищала тебя, когда ты была девочкой. — ее голос был сиплый от слез, в нем звучало сожаление, которое никогда не умрет, сколько бы раз я ни говорила ей, что не виню ее. — Самое меньшее, что я могу сделать, это поддержать тебя сейчас, боец, и знать, что ты всегда будешь гордиться своей мамой.

Мои глаза заблестели от слез, но я прижала указательные пальцы к ним, останавливая. Очевидно, влюбленность превратила меня в неудержимую плачущую машину.

— Он знает о Кристофере? — неуверенно спросила она.

— Нет.

— Лена... ты должна рассказать своему мужчине. Мне кажется, он не из тех, кто хорошо воспринимает такие вещи.

— Именно, поэтому я не собираюсь ему говорить.

— Вы с Даниэлом хранили секреты друг от друга, не повторяй этот путь, — посоветовала она.

Все мое тело пришло в движение от тяжелого вздоха.

— Я не хочу, чтобы он видел во мне какую-то жертву, мама.

— Никто, зная тебя, не может так думать. Никто, любящий тебя, даже на мгновение не подумал бы об этом. — когда я ничего не ответила, настала ее очередь вздохнуть. — Хорошо, ragazza (пер. с итал. «девочка»), делай то, что считаешь нужным. Я посылаю свою любовь тебе и Данте, хорошо? Когда вы вернетесь домой, он придет к нам на воскресный ужин, да?

— Да, мама, — согласилась я, внезапно затосковав по ней, как ребенок, которого забирают в лагерь с ночевкой. — Ti amo. (пер. с итал. «я люблю тебя»)

— Sempre, — пробормотала она в ответ.

Всегда.

После того как мы повесили трубку, я решила ответить на сообщение Бо, но проигнорировала остальных, слишком устав от объяснений или драмы.

Елена: Познакомилась с итальянской семьей Ди. Они встретили нас как членов королевской семьи. Это было... странно.

Бо: Да, черт возьми, так и есть. Королева Елена. Вот это имя я могу принять. А лучшие друзья тоже получают королевские привилегии?

Я моргнула, глядя на телефон, мое одинокое сердце согрело напоминание о том, что несмотря ни на что, даже за целым океаном от них, у меня все еще есть несколько прекрасных людей, которые всегда прикроют мне спину.

И когда слезы вновь нахлынули на мои глаза, я не стала их вытирать.

Глава 7

Данте

Я находился в глубоком сне, таком, когда сны настолько яркие, что их можно попробовать на вкус, почувствовать на кончиках пальцев. Во сне стояла глубокая ночь, тени были густыми, как пролитые чернила, а Елена была рядом, в традиционной итальянской кружевной вуали на голове. В темноте я не мог понять, была ли она белой, как свадебное покрывало, или черной, как похоронный саван. Я пытался подойти ближе, шел, потом бежал и, наконец, мчался к ней, и предчувствие сжимало мою грудь. Я знал только одно: если я не доберусь до нее прямо сейчас, она умрет или никогда больше не будет принадлежать мне.

Оба варианта были губительны для меня.

Я проснулся с адреналином, текущим по венам, мышцы напряглись под кожей, хотя я не пошевелил ни единым мускулом. Елена лежала в моих объятиях, ее теплое, сонное тело прижималось к моему по всей длине, губы были разомкнуты для ровного, мягкого дыхания, которое веером отражалось на моем лице. Вид ее черной шелковой маски на глазах и затычек для ушей заставил мои губы подрагивать от смеха и теплой близости. Я попытался расслабиться, чтобы вид ее красоты успокоил меня, как колыбельная песня, и я снова заснул, но по позвоночнику ползла томительная дрожь страха, от которой я не мог избавиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я только успел снова закрыть глаза, как раздался слабый скрип, тихий, как дыхание.