Утерянный рай - Александр Лапин

– Привет, девчонки! Вы что такие смурные? И в такое время здесь сидите?

– У нас бабушка умерла, – ответила Татьяна.

– Да, сочувствую вам, – сказал он. И тут Галка обронила странную фразу:

– Господи, и зачем старые люди живут так долго?

Шурка потом два месяца думал над этим. Он считал, что Галина и Вовка живут совсем в другом мире. Кто он? Сын телятницы и шофера. Они же – другое дело. Отец – главный зоотехник. Мать с высшим образованием.

Галка училась кроме обычной еще и в музыкальной школе по классу фортепиано. Более того, с нею отдельно занимался учитель рисования.

И вдруг – ненавидит бабку?

Сколько он себя помнил, всегда себе под нос что-то такое напевал. Эта привычка оставалась неискоренимой. Он пел дома, на уроках в школе – везде. И вот однажды в пятом классе обнаружил в стенной газете карикатуру на себя: ушастый и губастый тип, развалясь за партой, тянет во все горло: «Джама-а-айка!» Самое обидное для Дубравина заключалось в том, что раскритиковали его незаслуженно. У него ведь душа пела…

Вот так они и жили рядом. И не замечали друг друга до тех пор, пока он не увидел ее.

Три дня назад Людка Крылова «по огромному секрету» поведала Галке о том, что услышала от Дубравина. Рассказывая, она хотела убить трех зайцев. Во-первых, услышать от Галины, что Дубравин ей «по фигу». И таким образом успокоить себя. Во-вторых, при случае она могла бы передать такую нелестную оценку самому Шурке. И естественно, уязвить его. В-третьих, передавая подруге узнанные признания, она выглядела в собственных глазах благородно.

Но тут что-то пошло не совсем так, как хотелось. Озерова почему-то задумалась…

Больше всего Галину удивила та разница в обыденном общении, которую выказывал Дубравин, и то, что сказала ей Людмила. Душа ее была еще неопытна в этих делах. И она не понимала, что его подчеркнутое равнодушие, его срывы, его взгляд, как ей казалось, пристальный, «ледяной», на самом деле были просто прикрытием. И естественно, ею овладело простое женское любопытство. Она стала приглядываться к Дубравину. Заметила, какие у него «маленькие ушки». И что он вообще «такой сильный».

Конечно, были в этой девичьей душе, как и в любой другой, мечты и грезы. Жизнь рисовала что-то белое, воздушное. Но на одну тропинку с Дубравиным ее сегодня утром толкнуло только любопытство. Сначала все было ужасно страшно, а потом смешно и весело. Особенно когда они свалились в воду. Но Саша отчего-то разозлился. Она на него обиделась. Да как тут не будешь разговаривать, если надо вместе идти сдавать экзамен?

– Ну что? Это какой минерал? – сдавленно спрашивает она теперь, показывая на кусочек серного колчедана.

Оба понимают, что дело, конечно же, не в серном колчедане. Что им нужно решить – мир или ссора после утреннего. Шурка набычивается еще сильнее. И вдруг замечает ее все понимающий и ласковый взгляд. Он молчит еще секунду, а потом, вздохнув, как перед прыжком в воду, бормочет:

– Галь, ты извини меня… за утреннее…

– Да ладно, чего уж там, – растерянно шепчет она. – Бывает.

Он вздрагивает. И стукается головой о брезентовый потолок.

Оба облегченно смеются. Каждый своему.

Через полчаса они направляются к павильону.

В наскоро сколоченной деревянной беседке, где идут зачеты по минераловедению, пахнет свеженастеленными досками. На стеллажах выложены кусочки минералов и пород из коллекций.

Они, как и советовала Александра Михайловна, пристраиваются в уголке и внимательно прислушиваются к тому, что отвечают другие.

Зачет принимают тот самый животастый молодой человек с повязкой и пожилая седая женщина, одетая в плотно сидящие джинсы и легкую оранжевую ветровку. Она безостановочно курит сигарету за сигаретой и сбрасывает пепел прямо на пол. Слушая ответы, одобрительно покачивает седыми кудрями, словно старается помочь отвечающим. Шурка вспоминает, что ее зовут Мариной Афанасьевной. Она бывший геолог. Кажется, даже начальник партии. И в прошлом году была главной на республиканском слете молодых туристов.

– Это что за минерал? Где встречается? А у нас где добывается? – один за другим сыплются вопросы.

Беленькая полненькая девочка в шортах из команды усть-каменогорских долго-долго вертит минерал в пальчиках и никак не может точно ответить. Говорит неуверенно, морща губки:

– Это, кажется, кварц! Встречается… Где же он встречается?..

У Шурки Дубравина душа ликует. Ему хочется сделать приятное всем, в том числе и этой девушке, и седому геологу, и даже важному парню.

– В горных породах, – подсказывает он.

– Молодой человек, идите сюда, – зовет его женщина. – Вы так уверенно подсказываете, можно подумать, все знаете. Поэтому я вам билеты давать не буду. Мы с вами продолжим разговор по этому минералу.

Она забирает у беленькой девочки кристалл кварца и насмешливо добавляет:

– Если все знаете, поставлю высший балл. Так, Анатолий Николаевич? – обращается она к ассистенту.

Тот согласно кивает.

– Ну, скажите мне, молодой человек, что представляет из себя кварц в химическом отношении?

Шурка еще только собирается с мыслями, а Озерова уже выпаливает:

– Это одна из кристаллических модификаций кремнезема – двуокиси кремния. Существуют две модификации кварца…

– Стоп, стоп, стоп… А почему она отвечает? – спрашивает седовласая.

– А мы с ним одна команда, – тихим голосом быстро вставляет Галинка.

– Ах, вы одна команда! – смеется женщина. – Ну-ну. Тогда скажите мне, одна команда, как этот минерал называется в просторечии? Смелей, смелей, – подбадривает она Шурку.

– Горный хрусталь, – с некоторым сомнением в голосе наконец произносит он.

– Молодцы! – облегченно вздыхает тетенька. Ей, видимо, нравятся эти двое. И она в душе очень хочет, чтобы им повезло. – Молодцы! А то мямлят, мямлят, – она достает свежую сигарету. Закуривает, крепко, по-мужски затягивается и добавляет: – Всегда приятно, когда твоим делом интересуются. А я думала, тут одни дилетанты.

Глаза ее весело и лукаво блестят. И Шурка вдруг понимает, что никакая она не пожилая. Просто седая…

Они выходят из павильона счастливые и обескураженные одновременно. Шурка, которого распирает изнутри, неожиданно для самого себя протягивает руку и берет ее узкую теплую ладонь в свою. В первые секунды он чувствует, что ее напряженные пальцы безвольно лежат в его ладони. Но через десять шагов неожиданно ощущает легчайшее пожатие…

Растянутый над всей землей гигантский полог неба густо усеян яркими звездами. Они отражаются в темной, тяжелой речной воде. По берегам чернеет лес. Лунная дорожка чуть колеблется от легкой волны. О чем-то шуршат прибрежные камыши.

На пригорке горит костер. Потрескивают дрова. Блики огня выхватывают из темноты молодые лица.

– Может, пойти проверить раколовки? – ни к кому не обращаясь, говорит Володя Озеров.

Он встает от костра, расправляет плечи в «ширину», подтягивает живот и спускается по тропинке к камышам. За держаки достает круглые сетки с привязанными кусочками жареного сала. Раков, которые впились в сало и пируют, аккуратно отрывает от лакомства и бросает в железное ведро. Там они безуспешно скребутся и гремят клешнями о железные стенки.

Собрав добычу, Володя идет обратно к костру. А здесь все еще продолжается естественный для выпускников разговор.

– Кончим школу, – говорит Толик Казаков, поправляя на лбу зачем-то надетые поверх кепки темные пижонские очки, – и начнется для многих серая, скучная жизнь. Не поступят. Пойдут пахать.

Он говорит это таким небрежным тоном, что становится ясно: уж он-то в своих силах уверен на сто процентов. И его самого ждет студенческая, яркая, интересная жизнь.

– Да ладно тебе, Толюня, – ломая руками очередную толстенную дровеняку и бросая ее в огонь, отвечает ему Дубравин. – Что же так пессимистично?

Он опускает голову и, подняв над нею граненый стакан с домашней настойкой, произносит:

– За нашу и вашу свободу! Ура!

Народ тянется чокнуться и тихонько, чтобы не было слышно в лагере за бугром, придушенно кричит: «Ура!»

А Дубравин продолжает:

– Вот это главное, что мы получаем, закончив школу. А пойду ли я работать или учиться… Разве это важно…

Он лукавит. Все понимают: от того, поступят они или нет, зависит судьба. Самооценка, оценка окружающих. Просто ему хочется заранее обеспечить оправдание тем, кто не сразу пробьется.

– А что важно? – спрашивает он сам себя. И сам отвечает: – Важно – стремишься ты к чему-то или плывешь по течению. – И добавляет: – Так хочется, чтобы все узнали, какой ты. И самому увидеть мир…

Он замолкает, стараясь не выдать своего волнения, и завороженно смотрит прямо на огонь так, что пламя костра отражается в его глубоких темных глазах.

– И для этого ты идешь в военное училище? Что ты там увидишь? Казарму? Наука – вот где сейчас все происходит. Физика, химия, математика, – говорит Казаков.