Круговорот чужих страстей - Екатерина Риз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Телефон пришлось оставить Иванову. Так сразу он ничего сделать не смог, но пообещал помочь. Алёна его поблагодарила, хотя оставлять аппарат в его руках, без пригляда, почему-то не хотелось. Но делать нечего, пришлось ещё раз поблагодарить, и из техотдела выйти. Постояла в коридоре, затем подошла к окну, вспомнив, что отсюда отлично видна стоянка, и нашла взглядом свой автомобиль. Почему-то хотелось на него смотреть. Будто в нём ещё какое-то послание для неё зашифровано, просто она ещё не до конца разобралась.
Ближе к обеду позвонила Самохина.
– Записывай номер телефона и имя. Ты пишешь?
Алёна развернулась на стуле, придвинула к себе блок для записи и схватила карандаш.
– Пишу, пишу.
– Никодимов Борис Африканович.
Алёна невольно фыркнула.
– Чего?
– Чего, чего, Золотарёва! Африканович. Папа у него был – Африкан. Не вздумай заржать, когда с ним общаться будешь, дядька серьёзный.
– Бог ты мой… Ладно, давай номер.
Ленка продиктовала номер и начала объяснять:
– Он в архиве работает. Доктор исторических наук, жутко занудный, но знает, кажется, каждую бумажку. И с Марьяново тебе поможет.
– Что мне ему принести? Коньяк, виски?
– С ума сошла? Говорю же, дядька серьёзный.
– Денег, что ли, дать?
Самохина неопределённо промычала, после чего сказала:
– Не знаю, если честно. Намекнёт – дашь, но, думаю, он будет рад свободным ушам, и только. Так что, наберись терпения.
– Ладно, Лен, спасибо огромное.
– Мяукни, когда статья выйдет. Я почитаю.
Алёна вздохнула.
– Если выйдет. Ты же знаешь Рыбникова. Он губитель моего вдохновения.
Ленка посмеялась и отключилась, а Алёна тут же набрала номер Африканыча. Первый раз такое отчество слышала.
Но Борис Африканович на самом деле оказался дядькой серьёзным. Внимательно её выслушал, не перебивая, и молчал после долго, Алёна уже успела махнуть на всё рукой, от повисшей неловкости вставляя одно лишнее слово за другим, но затем ей благосклонно разрешили приехать в архив, чтобы обсудить всё лично.
– Только скажите, что именно вас интересует, – попросил историк.
– Наверное, записи рождения за начало прошлого века. Это возможно?
Никодимов замялся.
– Для этого вам потребуется специальное разрешение. Но я подумаю, что можно будет сделать.
– Замечательно. Спасибо большое, Борис… Африканович.
– Алён, обедать пойдёшь? – спросил, заглянувший в кабинет Бурдовский.
– Пойду.
До встречи с Никодимовым оставалось полтора часа. Как раз достаточно, чтобы съесть салат и булку с чаем.
– Знаешь, за что я тебя люблю, Золотарёва? – спросил Серёга, уплетая столовский борщ.
Алёна остановила на нём взгляд и удивлённо вздёрнула брови.
– А ты меня любишь?
– Образно говоря.
– А-а… И за что?
– За то, что ты любишь поесть.
Алёна замерла, перестала жевать булку.
– Вот спасибо. По-твоему, я обжора?
– Нет. Ты просто любишь поесть. И при этом вот такая, – Серёжка показал ей свой мизинец.
– У меня обмен веществ хороший, – угрюмо проговорила Алёна, совершенно не проникнувшись намёком на комплимент с его стороны.
– Я про то и говорю. С тобой приятно в ресторан ходить. Правда, дорого.
Алёна под столом его от души пнула, а Бурдовский засмеялся.
– Ты никогда меня в ресторан не приглашал, так что не жалуйся. А теперь даже если пригласишь – не пойду.
– Ладно, ладно. Ешь булку.
Алёна посверлила его взглядом, после чего откусила от калача, размером с луну. Кругом неприятные личности, только и ждут, когда гадость сказать.
На стоянке не повезло, попалась на глаза Рыбникову. Тот стоял у своего новенького «Лексуса», был занят своим телефоном, но Алёну всё равно заметил. Складывалось ощущение, что у него внутри магнит на неё настроен, в какую бы сторону Алёна от него не поворачивала, Пётр Алексеевич тут же поворачивался следом.
– Ты куда? – строго спросил он.
От его тона захотелось ему по-военному козырнуть.
– По делу. По поводу статьи, – заверила его Алёна.
– Про фестиваль?
Бодро покивала.
– Да, поеду, осмотрюсь, там декорации выставляют.
Рыбников устремил на неё въедливый взгляд, поджал губы, но затем кивнул. Но всё же не удержался и погрозил пальцем.
– Смотри у меня.
– Я смотрю, Пётр Алексеевич, – заверила его Алёна и поторопилась сесть в машину.
Архив краеведческого музея располагался… скажем так, не слишком удобно. Далеко не в центре. Как сказал бы добрый Бурдовский: в попе мира. Самая окраина города, здания все старые, как раз той эпохи, что Алёну интересовала, некогда статные, а сейчас медленно разваливающиеся. Красный кирпич на фасаде крошился и облетал, окна в старых деревянных рамах смотрелись чёрными пыльными дырами, зато двери везде новые, железные, напоминающие сейфовые. Что выглядело странно и чуждо. К чему такие двери, если можно пихнуть рукой окно рядом, и оно вылетит. Но вывески тоже новые, радующие глаз, с золотыми буквами. И если сам Краснодевичий переулок Алёна искала долго, катаясь туда-сюда по ухабистой дороге, то здание архива, благодаря вывеске, нашла тут же. Припарковалась рядом, вошла в тёмный, мрачный холл, ощутила влажную прохладу, исходящую от каменных стен и поёжилась.
– Я вас слушаю, – сказал то ли охранник, то ли консьерж в стёганом жилете.
– Здравствуйте, я договаривалась о встрече с Борисом Африкановичем.
Мужчина равнодушно кивнул.
– Он предупреждал. Проходите, поднимайтесь на второй этаж. Вторая дверь налево.
– Спасибо, – пропела Алёна и едва ли не бегом заторопилась на второй этаж по широкой лестнице.
Борис Африканович Никодимов оказался очень серьёзным мужчиной ростом чуть выше английского бульдога. Маленький, лысенький, щуплый, зато с невероятными интонациями в голосе, как будто всё на свете зависело именно от него. На его голос Алёна обратила внимание ещё когда по телефону с ним разговаривала, и нарисовала себе в воображении седовласого профессора солидной комплекции, а в реальности всё оказалось куда удивительнее. И голос, и отчество создавали явное противоречие с внешностью Никодимова. Что его совершенно не смущало, и стоило Алёне войти в его кабинет и представиться, он тут же взял её в оборот.
– О Марьянове можно много говорить. Очень интересное место!
– Правда? – Алёна плюхнулась на свободный стул и приготовилась слушать. Обратила внимание на то, что Никодимов лично её удостоил лишь беглым, абсолютно равнодушным взглядом, зато, когда заговорил об истории, глаза у него загорелись. Он встал из-за стола, став при этом лишь немного выше, и принялся ходить по забитому мебелью и бумагами кабинету, время от времени взмахивая руками.
– Я лично никогда этой темой всерьёз не занимался, хотя мысль такая была. Но в то время усадьба была заброшена, однажды мы со студентами дошли до дома, это был настоящий поход. Но там были настоящие заросли, дом разваливался и плохо пах. Кажется, там даже обретались бомжи.
– Бомжи? – Алёна вспомнила дом, великолепное крыльцо, и никак не могла представить полную запущенность и заброшенность. Но так было, между прочим, совсем недавно.
Никодимов закивал.
– Да, да. Там было неприятно находиться. Но это было в конце девяностых, больше я там не был, и от работы по этой теме отказался. Я тогда собирался защищать диссертацию. А сейчас это частная территория.
– Об этом я знаю. Я там была недавно.
Борис Африканович остановился и уставился на неё.
– Правда? Что вы там делали?
Алёна посмотрела за окно.
– Я была там по работе. Я же журналист.
– Ах, да. И как дом?
Она улыбнулась.
– Великолепен.
Никодимов ненадолго призадумался, видимо, стараясь решить что-то для себя. После чего кивнул в сторону и вернулся за стол.
– Что ж, наверное, так лучше. Пусть частная территория, но зато дом привели в порядок. Жаль, что туда не допустили нас. Возможно, мы бы смогли узнать что-то новое… А они просто всё отреставрировали.
В его голосе прозвучала неподдельная печаль. Алёна наблюдала за расстроенным маленьким профессором, и, в итоге, рискнула предложить:
– Может, вам стоит обратиться к новым хозяевам? Возможно, они позволят осмотреть территорию.
Никодимов рассеянно покивал, и, кажется, улетал в своих мыслях всё дальше и дальше.
– Возможно, возможно.
Алёна кашлянула, привлекая его внимание. Борис Африканович моргнул, его взгляд переместился к её лицу, и Никодимов более осознанно поинтересовался:
– Так что именно вас интересует?
– Всё, – ответственно заявила Алёна. – Дом, усадьба… хозяева. Но больше меня интересует всё, что касается начала прошлого века. Как они пережили революцию, кто не пережил. Предки Кривовязовых – Ставровых. Возможно, кто-то до сих пор живёт поблизости. Я бы с ними встретилась.