Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев

– Так вы тоже от набега отстали?

– От набега? – Горм немного опустил меч.

– Ты не слышал? Йормунрек Кровавый Топор с весны в набеге на Гардар, тому две луны как в Бирке дружину собрал и на Альдейгью пошел! Добычи-то будет!

– Йормунрек сын Хакона?

– Тот самый!

– Знаю я его, гостил он у нас несколько лет назад, прежде чем на восток отправился. – Горм еще немного опустил меч. – Эцур, скажи карлам, чтоб оленей отвели обратно в загон, пойдем на постоялый двор, у Барсука мед есть, расскажешь мне про Йормунрека, про набег…

– Оленей я тебе отдам, – косясь на меч в руке Горма, сказал Эцур. – А вот двор мне надо сжечь.

– Что значит надо? А ночевать нам где? – вмешался в разговор «Канурр.»

– Йормунрек сказал: «Сжигайте все на своем пути, чтобы… чтобы…» – Ингимунд, как там…

Кнуров топор, видно, не всю память отшиб у Ингимунда, потому что тот без промедления гнусаво возгласил:

– «Чтобы подкреплению врага. Пришлось идти. По выжженной земле. Без приюта и пищи.»

– А потерпеть это не может? Тебе самому-то где ночевать? – Горм поднял меч чуть выше.

– У меня крытые сани есть, с печкой…

– Аже рекут нуиты острупелые? – спросил проезжий, что выбежал вслед за Кнуром. Он силился разобрать разговор, но, видно, недостаточно понимал язык. В обеих руках он сжимал обмотанную ремнем из сыромятной кожи рукоять довольно внушительной булавы.

– Годи, Круто, может, без драки отборонимся, – коротко на венедском объяснил Кнур.

– Хотя верно, – продолжил олений вор. – Под крышей, да с медом, оно лучше. Поможешь завалить это чучело с дубиной, нашего языка не понимающее?

– А то вчетвером на одного вы не справитесь?

– Тоже правда… Сакси, Торкель, ведите оленей обратно в загон. Канурр, отвлеки пока бородатое чучело, ты вроде по-ихнему мяучишь…

– Не дело это, – сказал Кнур. – Стой пока тихо, Круто, и слушай. Мы отбрехались, а ты вот крайний остался. Их четверо, нас с Ханом четверо, ты за нас встал, поди, и мы за те…

Из-за одного из холодных ухожей, примыкавших к постоялому двору, раздались треск и кудахтанье. Хлипкое сооружение пошатнулось и рухнуло, и на его месте в туче перьев и вспыленного куриного дерьма появился некто весьма подозрительного телосложения, размером с небольшого, но до кур охочего слона, вставшего на задние ноги, с двумя барахтающимися курами в громадной левой руке, тремя в правой, и шестой курицей, безжизненно свисавшей изо рта.

– О, Кривой тоже здесь, – не по-хорошему обрадовался Эцур. – Не догнал, значит, ту корову… Я передумал, нравятся мне эти олени, да и сани твои тоже хороши.

Горм невесело оценил изменившийся с появлением куроубийственного чудовища расклад сил. Верно говорил Хёрдакнут: «Жизнь – не хольмганг.» Хотя…

– Ты не воин, Эцур Эсмундссон, – нарочито громко и медленно произнес сын ярла. – Да и не Эсмундссон, сдается мне, а Траллссон или Хестрассон. Ты не знаешь своего отца, ты вор и нитинг![43]

Ингимунд, уже закрывавший было вход в олений загон, прогнусавил:

– Он назвал тебя вором. Нитингом. Сыном раба. И сыном жеребца. При пяти свидетелях. Не считая бородатого чучела. Повод для хольмганга!

Кривой выплюнул курицу:

– Этот в кольчуге, почему он без штанов? Может быть, Кривой его съест?

Горм посмотрел на себя и действительно не досчитался штанов.

– Съест, можно. Но я его сначала убью! – Эцур состроил такую рожу, что можно было пересчитать все его зубы, на пальцах двух рук.

«Заработало,» – подумал Горм, а вслух сказал:

– Кто победит, получает постоялый двор, оленей, и сани.

– И оружие побежденного! – Эцур бросил жадный взгляд на рунный меч.

«Увидим, куда ты им получишь,» – решил Горм и кивнул.

– А где мы найдем. Законоговорителя, – справился Ингимунд.

– Двух свидетелей с каждой стороны достаточно, чтоб потом дать присягу, что все было по правилам, – заметил Горм. – Я беру Круто – Кнур, как его по отцу? – Круто Боровича вторым свидетелем. Канурр, втолкуй ему. Согласны?

Оленьи воры кивнули.

– Если ты свидетель, они признали тебя ровней, может, теперь всем гуртом на тебя не кинутся, – объяснил бородатому с булавой Кнур.

– А как место разметить? – вступил в разговор Сакси.

– Что его размечать? Кинули два плаща в снег, и готово? – предложил Торкель.

– И где ты здесь видел плащи? – съехидствовал Сакси.

«Руки у него длиннее моих, ноги короче. Пусть побегает, пока не устанет,» – рассудил Горм и предложил:

– Вон пустая левада. Пойдет?

– Пойдет!

– По старым правилам. Каждому. Полагается по три щита, – напомнил Ингимунд.

– Найдешь их там же, где плащи, гнусло? – полюбопытствовал Сакси.

– Я б не о щитах, я б о штанах радел, – напомнил Горму Кнур. – И шлем бы твой тебе не помешал. Где Барсук корчмарь? Или та дева, что пирог с капустой и яйцами пекла… Я бы сам тебе принес, да…

Кнур посмотрел на Эцура, потом на Кривого. То получил прозвище явно не потому, что был крив на один глаз. Оба глаза имелись в наличии, левый, впрочем, был почему-то желтый, а правый синий. Рожа у Кривого и вправду была вся перекошенная, брови сильно не вровень, нос почти упирался в подбородок, а по углам рта тоже вкривь-вкось торчали небольшие клыки, как у кабанчика, перепачканные в свежей куриной крови.

– Ладно, Кнур, сходи, Хан меня в обиду не даст. Кто твои свидетели, Эцур?

– А… Ингимунд и Торкель. Ингимунд обычай знает. А ты, Сакси, еще мне поизгаляйся.

– До победы. До смерти. Решайте. – Ингимунд и точно знал правила.

– До смерти! – Как получится, – хором сказали Эцур и Горм.

– Как получится, – напыщенно прогнусил Ингимунд.

Пока Кнур ходил за недостающими частями Гормовой справы, Ингимунд, окончательно надувшись от гордости, попытался заставить Горма и Эцура поклясться именем Улльра, что они будут сражаться честно. Это вызвало затруднение, поскольку Ингимунда понесло на богословский спор с самим собой, так как Улльр погиб вместе с Одином, и неизвестно, действительна ли клятва именем мертвого бога. Торкель посыпал снег в леваде пеплом, принесенным из очага корчмы. Кнур вернулся. Найдена и Барсук так и не объявились. Горм воссоединился с штанами, перепоясал кольчугу, и надел свой шлем с полузабралом. Свидетели и зрители воткнули факелы в снег и встали у ограждения левады, Кнур и Круто по обе стороны от Хана, чтобы сдержать его, если тоже полезет в драку.

Наконец, участники поединка перепрыгнули через расщепленные бревна ограждения.

– Так тебе нравятся мои олени, Эцур? – Горм переступил с ноги на ногу.

– Мне нравятся мои олени! – Эцур пару раз крутанул мечом. Руки у него и впрямь были не по росту длинные.

– Хочу тебя предупредить – они все мальчики! Хотя тебе, пожалуй, все равно, оленьих мальчиков или девочек пердолить…

– Ааааа! – Эцур бросился на Горма.

Горм рассчитывал, что Эцур станет рубить мечом наотмашь, но его первое нападение оказалось вполне сносным колющим выпадом, так что сын ярла едва отскочил. Выставив свой меч вперед, как жало змеи, чтобы отражать последующие удары, Горм стал двигаться боком, спиной к ограде и факелам, вдоль края левады. Эцур сделал еще несколько выпадов, без большого успеха, потому что не мог достаточно приблизиться к Горму, и потому что свет факелов был у него в глазах. Горм начал давать Эцуру участливые советы, что делать, чтобы понравиться оленям, и кому из них какие ласковые слова шептать на ухо. Будь Эцур поречистее, он мог бы спросить Горма, откуда он сам-то знает про все эти оленьи нежности, но из широкого рта оленекрада вырывались только пыхтение и клубы пара. За оградой, Хан рычал и скреб лапами, с Круто и Кнуром, вцепившимися в его ошейник. Горм вслух предположил, что может быть, олени нужны Эцуру не для собственного пользования, а потому, что Эцур устал быть кобылой Кривого.

– Этот в кольчуге без штанов решил, что Эцур кобыла Кривого, – обрадовался Кривой и тут же опечалился. – Нет, Кривому бы лучше настоящую кобылу… Пе-е-гую.

Через некоторое время, Горм решил, что еще больше раззадорить соперника ему вряд ли удастся, и, изрядно погоняв вора, перешел в нападение. Беда оказалась в том, что в обороне, Эцур имел преимущество за счет тех же длинных рук, и тремя или четырьмя отработанными движениями он отражал и выпады, и рубящие удары Горма. К тому же, к нему начало возвращаться дыхание. «Чем бы его сбить,» – подумал Горм, перекинул меч в левую руку, и рубанул. Эцур успел прикрыться, но движение было неловким, и он открылся слева. Недолго думая, Горм пошел на сближение и, поскольку вернуть меч после удара не было времени, впечатал стальное яблоко на верхней гарде Эцуру в лицо. Смятое полузабрало отлетело в сторону и упало на снег, оленекрад упал навзничь, как подкошенный. Из обеих его ноздрей хлынула кровь.