Джонни и мертвецы - Терри Пратчетт

Бигмак ткнул Джонни в бок, показал на испещренный цифрами листок — их раздали всем присутствующим — и что-то шепнул приятелю на ухо.

— Но я не понимаю, что содержать на кладбище, — сказал Ноу Йоу. — По-моему, пару раз в год прислать кого-нибудь подстричь живую изгородь — не слишком дорогое удовольствие.

— Мы бы делали это бесплатно, — подхватил Джонни.

— Ты что?! — яростно прошипел Холодец. Он предпочитал, чтобы свежим воздухом дышали другие — и желательно подальше от него.

На них оборачивались.

Председательница тяжело вздохнула, давая понять, что Джонни безнадежный тупица, но она тем не менее уделит ему должное внимание.

— Факты, молодой человек, как я уже неоднократно объясняла, таковы: чересчур накладно содержать кладбище, которое…

Джонни, красный от смущения, слушал ее и вдруг вспомнил: всегда остается второй шанс. Если он сейчас сдастся, отступит, то до конца дней будет терзаться догадками «что было бы, если»; а потом, когда он умрет, ангел (хотя, судя по последним событиям, ангелы и на том свете большая редкость) спросит: эй, хочешь узнать, что было бы, если бы? И он скажет: да, честное-пречестное, и тогда ангел отошлет его назад, и, может быть, это и есть… Он взял себя в руки.

— Нет, — сказал он, — неправда…

Председательница запнулась на полуслове.

— Да как ты смеешь! Не перебивай!

Но Джонни шел напролом.

— Вот тут, в ваших бумажках, сказано, что кладбище убыточное. Но кладбище не может быть убыточным. Это же не бизнес. Оно просто есть. Вот мой приятель Бигмак говорит: то, что вы называете убытками, — это просто стоимость земли под застройку. Проценты и налоги, которые вам выплатит «ОСП». А мертвые не могут платить налоги, значит, они ничего не стоят.

Представитель компании открыл рот, собираясь что-то сказать, но председательница остановила его.

— Демократически избранный Совет… — начала она.

— В этой связи я хотел бы затронуть несколько проблем, — вмешался мистер Аттербери. — Я хотел бы, чтобы с позиций демократии мне более четко разъяснили некоторые аспекты упомянутой сделки.

— Я хорошо изучил кладбище, — бросился в атаку Джонни. — Для… реферата. Я много там ходил. Там столько всего! Не важно, что никаких особых знаменитостей там нет. Здесь их знали все. Они здесь жили, работали и умирали. Это были люди. Неправда, что прошлое уходит навсегда. Оно никуда не делось. Оно здесь. Просто вы ушли вперед. Если проехать через какой-нибудь город, он все равно будет виден в зеркале заднего вида. Время — как дорога, оно существует и за вашей спиной. То, что ушло в прошлое, не исчезает. Понимаете?

Сплинберийцы жаловались друг другу: надо же, как похолодало… что-то рановато.

По городу плавали маленькие островки холода.

В кинотеатре «Одеон», в зале «К», крутили специальную круглосуточную нон-стоп программу в честь Хэллоуина, но зрители все уходили и уходили с сеанса, ссылаясь на то, что в зале слишком холодно. И жутко. Подд Мышкинс, главный администратор (и один из заклятых врагов Холодца), который выглядел так, будто в один смокинг втиснулись сразу двое, сказал: жутковато? Так и было задумано! Да, но не до такой же степени, возражали ему. Какие-то голоса, которые сразу и слышны и не слышны и которые… и такое чувство, будто кто-то сидит прямо у тебя за… Ладно, пошли, перехватим по сэндвичу. Где-нибудь, где посветлее.

Очень скоро в зале не осталось практически никого, кроме миссис Тахион, которая купила билет, поскольку в кино тепло, и большую часть времени проспала.

— Улица Вязов? Улица Вязов… Какая-то улица Вязов была за Буковым переулком…

— Не думаю, что это та самая. Ничего подобного я там не припоминаю.

Миссис Тахион голоса совсем не мешали.

— Фредди. Какое симпатичное имя!

Они отчасти скрашивали одиночество.

— И джемпер симпатичный!

Многие зрители, торопясь уйти, забыли в зале воздушную кукурузу.

— А вот в ЭТОМ ничего симпатичного нет.

После «Кошмара на улице Вязов» пустили «Охотников за привидениями», а потом — «Ночь живых мертвецов».

Миссис Тахион показалось, будто несуществующие голоса смолкли.

Все смотрели на Джонни.

— И… и… — сказал Джонни, — если мы забудем их, тогда мы просто… просто квартиранты. Нужно, чтобы они объяснили нам, кто мы. Они построили этот город. Они сделали так, что застройка превратилась в родной дом. Нельзя притворяться, будто ничего такого не было. Это… некрасиво.

Председательница зашуршала неведомыми бумагами.

— И тем не менее (веки вниз) мы живем (вверх!) сегодняшним днем, — отрывисто сообщила она. — Тех, кто умер, с нами нет, и, боюсь, они не имеют права голоса.

— Неправда. Они здесь, и у них есть право голоса, — сказал Джонни. — Я все обдумал. Это называется «преемственность поколений». На каждый наш голос приходится двадцать их голосов.

В зале стало тихо. Почти так же тихо, как в кинозале «К».

Потом мистер Аттербери зааплодировал. Кто-то поддержал его — Джонни увидел, что это медсестра из «Солнечного уголка», — и очень скоро хлопал весь зал, вежливо, но решительно.

Мистер Аттербери вновь поднялся с места.

— Мистер Аттербери, сядьте, — велела председательница. — Собрание веду я.

— Боюсь, это не так, — ответил мистер Аттербери. — Я не сяду. Я хочу сказать. Мальчик прав. Слишком многое утеряно уже безвозвратно, можете мне поверить. Вы перекопали Хай-стрит — а сколько там было маленьких лавчонок! На этой улице жили люди! Теперь там сплошь тротуары и пластиковые щиты, и люди боятся ходить той дорогой по вечерам. Боятся — в родном-то городе! На вашем месте я бы сгорел со стыда. Раньше на нашей ратуше был герб, а теперь какая-то пластиковая загогулина. Вы скупили участки и построили Пассаж Нила Армстронга — и все мелкие магазинчики обанкротились. А какие там были красивые участки!

— Это был какой-то винегрет!

— Да — но прекрасный винегрет. Самодельные теплицы, сколоченные из старых оконных переплетов. Перед сарайчиками на допотопных стульях сидели старики. И везде — зелень, дети и собаки. Не знаю, куда делись все эти люди. Может, вы знаете? А потом вы снесли десятки домов и выстроили здоровенную многоквартирную башню, в которой никто не хочет жить, и назвали ее в честь какого-то мерзавца.

— Тогда меня еще на свете не было, — фыркнула председательница. — Кроме того, мысль построить «Джошуа Н'Клемент» уже давно признана неудачной.

— Вернее, дурацкой.

— Да, если вам непременно угодно прибегать к таким выражениям.

— Выходит, ошибки все-таки возможны?

— Тем не менее все очень просто: мы строим во имя будущего…

— Очень рад это слышать, госпожа председательница, поскольку вы, несомненно, согласны с тем, что чем глубже заложен фундамент, тем надежнее постройка.

Зал опять взорвался аплодисментами. В президиуме начали переглядываться.

— Я вижу, выход один: закрыть собрание, — деревянным голосом проговорила председательница. — Предполагалось, что оно будет носить оповестительный характер.

— Мне кажется, эта цель достигнута, — улыбнулся мистер Аттербери.

— Вы не можете закрыть собрание, — сказал Джонни.

— Еще как могу!

— Нет, не можете, — не уступал Джонни. — Это общественное здание, а мы все — общественность, и никто ничего противозаконного не сделал.

— Тогда мы уйдем, и собрание утратит смысл! — объявила председательница.

Она подхватила бумаги и величественно прошествовала по сцене, вниз по ступенькам и через зал. Президиум, бросив несколько робких взглядов на собрание, последовал за ней.

Председательница возглавляла исход.

Джонни неслышно взмолился.

Кто-то где-то услышал его молитву.

Вместо того чтобы потянуть дверь на себя, мадам ее толкнула. Дверь отозвалась дребезжанием, которое становилось все более яростным, — мисс Либерти начинала терять терпение. Наконец кто-то из представителей «ОСП» рванул ручку на себя, и дверь распахнулась.

Джонни рискнул оглянуться. И не увидел никого, кто был бы похож на мертвеца.

Неделю назад это прозвучало бы весьма странно.

Да и сейчас звучало не лучше.

— По-моему, сквозит, — нерешительно проговорил Джонни. — Вот только что вроде бы потянуло…

— В коридоре окна открыты, — ответил Ноу Йоу.

Их здесь нет, подумал Джонни. Придется самому. Ну ладно…

— А по шее нам не надают? — спросил Холодец. — Все-таки собрание общественности…

— А мы что, не общественность? — ответил Джонни.

— Да?

— А что?

Некоторое время все сидели молча, глядя на опустевшую сцену. Потом мистер Аттербери встал и прихрамывая поднялся по — ступенькам.