Несущий свободу - Игорь Поль

Чертыхаясь от усилий, он вытолкнул наружу длинную доску, сильно занозив руку. Внизу тревожно перекрикивались, метались огни фонарей. Взревел мотор, прожектор залил двор ослепительным светом. Кричали разбуженные жильцы, через динамики брони громогласно приказывали: «Стоять! Стреляем на поражение!» Тени выпрыгивали из окон второго этажа. Тело человека, в которого он попал, лежало на самом краю крыши, повалив хлипкое ограждение; рука и нога свешивались вниз, голова запрокинулась – чернел открытый рот; было похоже, что он зацепился одеждой за металлическую стойку. Во дворе грохнул выстрел.

Висевшая на ремне сумка – на этот раз он экипировался не спеша и взял все необходимое, – мешала сохранять равновесие. Он столкнул доску вниз, вызвав новый взрыв шума. Скрываться больше не имело смысла: чтобы перекрыть все щели в этом квартале, потребовалась бы пехотная рота, никак не меньше, а он с уверенностью мог сказать, что в операции задействовано едва ли более десятка человек.

Подвал дома, в котором он оказался, имел выход в технический туннель, кишащий крысами. Хлюпая вонючей жижей и отмахиваясь от туч кровососов, Хенрик прошел под землей до следующего перекрестка, где и затерялся в путанице переулков.

Оторвавшись, он запросил инструкции, получил адрес новой лежки и двинулся вперед, петляя по дворам. В этой игре было много непонятного. Чем дальше, тем больше. Какой-то мрачный азарт начал пробуждаться в нем.

– Дайте мне только до вас добраться, сволочи! – сказал он вслух, испугав возвращавшуюся с работы девушку по вызову. Взвизгнув, ночная бабочка шустро юркнула в какую-то дверь.

22

Наверху послышалась возня.

– Уходит! Через верх уходит!

– Кабот – назад, не выпускай никого! Лерман, за мной! – скрываться больше не было смысла. Джон зажег фонарь. Как он их учуял? Случайность? Не заметили наблюдателя? Он не один? Мысль о том, что человек со шрамом может выпустить в него пулю, почему-то не пришла ему в голову. Он просто не думал об этом: захваченный азартом погони, он считал ступени.

На бегу Лерман пинал двери и хрипло орал: «Полиция! Вы нам без надобности…» Ему отвечали бранью.

Через разбитое окно на площадке донесся грохот железных листов. Кубриа! Чердачная дверь не заперта. Охваченный азартом, Джон рванулся в темноту; луч фонаря метался по стенам.

– Не подставляйся, идиот! – прорычал сзади Лерман, однако не отставая.

С улицы донесся винтовочный выстрел.

Тело Кубриа чудом не свалилось во двор – он зацепился карманом куртки за стойку ограждения. Лерман вкатил ему лошадиную дозу антишокового из карманной аптечки.

– Живой! – успокоил он Джона. – Парализующий заряд.

Очнувшись, Кубриа заглянул вниз через край крыши и грязно выругался.

– Убью гада! Прострелю ему живот! Сволочь! Дай мне только до тебя добраться! – ярился он.

Лерман похлопал его по плечу:

– В рубахе родился, парень.

Кубриа никак не мог простить себе, что прошляпил цель, подставился глупо, подвел лейтенанта и потерял его доверие. Ругательства сыпались из него, как горох из дырявого мешка.

– Я не успел выстрелить, лейтенант, – оправдывался он. – Услышал, как он крадется по чердаку, только поднял пистолет, и готово – ничего не помню.

– Отлично стреляет. В темноте, навскидку, в проем окна, точно в шею, – отметил Джон, мысленно прикинув картину происшествия. Повернулся к Кубриа: – Если бы не твое ковбойство, сержант, мы бы его прижучили.

Снизу уже грохотало без перерыва: десантники увлеченно били по окнам, ответные выстрелы не были слышны – эхо гуляло по двору.

– Что? Не слышу! – кричал Лерман.

– Профессионал, говорю! – проорал Джон ему на ухо.

– Ушел через соседний дом. Оттуда выход на три улицы. Маловато нас, вот в чем беда, – ответил Лерман, оглядываясь.

Рев автоматической пушки заставил их присесть. Крыша под ногами покачнулась. Кубриа с опаской отодвинулся подальше от края. Запахло дымом.

– Передай вниз – пускай заканчивают пальбу. Мы спускаемся. Кубриа, страхуй нас. Если что – бей на поражение. Слышишь?

Вместо ответа сержант сделал зверскую рожу. Лестничная клетка была наполнена дымом, фонари стали бесполезны; чтобы не упасть, Джон держался за перила. Кто-то вопил из темноты, тонко, на одной ноте, едва прерываясь, чтобы набрать воздуха. Затянутый пылью двор усеивали битое стекло и куски кирпичей. У входа пыльным мешком лежало тело. Из пролома на третьем этаже валил дым.

Капрал-десантник из приданого отделения доложил, не отрываясь от прицела:

– Сэр, противник предпринял попытку прорыва через периметр охранения. Попытка прорыва пресечена. Ответный огонь противника подавлен. Потерь нет.

Джон оглядел залитый огнем прожектора двор. Дым и пыль клубились в столбах света. Внезапно понял: ему нравится быть на войне. Нравится быть сильным. Нравится чувствовать, что он может сделать с этими людишками все, что хочет. Пускай это скоро закончится – чувство уже вырвалось на свободу. Он вышел на охоту. Прав капитан: он слишком проникся здешними методами. То, что парень со шрамом снова сделал их, ничего не означало – игра шла по правилам, навязанным Джоном: преступника травили, он вынужден был спасать бегством.

– Молодцы, парни! – похвалил он. – Лерман, возьми пару человек, проверьте двадцатую комнату. Захвати анализатор ДНК. Потрясите хозяина, опросите соседей – приметы, привычки. Напомни о вознаграждении.

В поднявшейся суматохе ему некогда было присесть и привести мысли в порядок. Его вызывали из местного участка – интересовались причинами стрельбы. Он успокоил их: все под контролем, операция миротворцев. Затребовал следственную бригаду – здесь куча незаконного оружия и наркотиков. Следом позвонил капитан Уисли, устроил ему выволочку за самоуправство.

– Миротворцы применили оружие в целях самозащиты, – легко соврал Джон. Он даже не удивился, как просто это у него вышло. Он засмеялся от странной легкости, что переполняла его; в голове шумело, словно ему вкатили дозу боевого стимулятора.

Назойливые репортеры возникли прямо из воздуха, пользуясь тем, что у него не хватало людей для оцепления. Отдавая распоряжения, запыленный, потный, он отмахивался рукой от лезущих в глаза камер и односложно отвечал на их вопросы: он был на своем месте, он легко перемещался в родной стихии.

– Я все равно поймаю его, – остановившись на мгновение, пообещал он репортеру. Камеры порхали вокруг, бронетранспортер застыл над поваленным ограждением, точно пес над прижатой к земле жертвой.

– Следует ли это понимать как месть, лейтенант? Полиция объявила вендетту преступнику, убившему их товарища? – допытывался репортер. От него несло водкой.

– Да, – неожиданно для себя произнес лейтенант и улыбнулся в камеру. – Так и скажите – я, лейтенант военной полиции Лонгсдейл, найду ублюдка. Никто не смеет убивать полицейских – это закон. Мы пришли сюда обеспечивать порядок, и мы его обеспечим.

Кажется, репортер даже засучил ногами – это сенсация, военная полиция никогда не делала столь откровенных заявлений.

Вернулся Лерман. Он тщательно скрывал возбуждение, по его лицу было видно – нарыл что-то интересное.

– Скажите, лейтенант… – вновь подступился к нему репортер.

– Тихо! – Джон поднял руку: пришел вызов от Хусто.

– Лейтенант, тот же голос! – докладывал сержант. На заднем фоне слышались голоса из дежурки. – Новый адрес, это в районе Тукумана. Ла Багар, номер восемь, стеклянная крыша, второе строение от перекрестка с Канген. Сказал: тот, кого мы ищем, будет там через два-три часа. И еще: в доме есть подвал, а там – выход в технический туннель.

– Удалось проследить источник?

– Черта с два – сигнал сразу прервался, будто и не было. Звонили с анонимного чипа.

– Ясно. В следующий раз попытайся замкнуть парня непосредственно на меня.

– Попытаюсь, лейтенант. – Хусто понизил голос: – Что у вас там? Тут такое творится – начальство понаехало из ваших. Орут друг на друга. Наши попрятались от греха.

– Да так, постреляли немного. Миротворцы помогли. Успокойся, все целы.

– Понятно. Удачи, лейтенант.

Почти рассвело. Дым рассеялся. Десантники усаживались на броню. Джон махнул им рукой прощаясь. Капрал вежливо взял под козырек. Взревел мотор.

– По коням, парни! – крикнул Джон.

– Есть что новое, лейтенант? – с надеждой спросил Кубриа. Он горел желанием поквитаться. Во взглядах товарищей ему чудилась жалость. Он ненавидел, когда его жалели. Он дал себе слово – пристрелить ублюдка; теперь это желание стало попросту нестерпимым, превратилось в паранойю.

– Снова анонимный звонок. Похоже, нашего парня кто-то крепко не любит, – ответил Джон. – Едем в Тукумана.

– Ничего, лейтенант, – заверил Лерман, зевая. – На этот раз мы его возьмем. Нуэньес его зовут. На это имя снята комната. Документы наверняка поддельные: я проверил – человек с таким удостоверением жив-здоров, но живет в другом городе. И код совпал – не впустую приехали.