Хоккей с мечом (сборник) - Владимир Венгловский

– Скажи-ка, любезный, отчего я не вижу своего горячо любимого братца? – невозмутимо спросил иноземец на чистейшем русском.

Юноша вылупился на него, натужно соображая, что ответить на столь неуместный вопрос.

– Э-э-э, – только и смог промычать он в ответ.

– Что «э-э-э»? – ехидно передразнил оказавшийся русским приезжий. – Пошел вон, раззява! Едва не наехал!..

Носильщик сообразил, что сейчас этот господин прольет на его бедную голову переполненный ушат неудовольствия из-за забывчивости или непунктуальности своего родственника. Он принялся пятиться, потянув за собой видавшую виды тачку. Перепало бы незадачливому носильщику, не покажись неподалеку Поликарп Матвеевич. Нервный пассажир, к радости юноши, оставил его в покое и с распростертыми объятиями устремился навстречу громиле-родственнику.

Приезжего мужчину звали Иваном Матвеевичем, а доводился он купцу Дубинину младшим братом. Судьба развела их лет семь тому. После трагической гибели родителей, бросив дом и не собирая пожитков, сбежали братья от барина, в Петербург подались. Однако из-за отсутствия паспорта угодил Поликарп в каталажку, а Иван случаем на корабль попал да так и уплыл в Америку. С тем и расстались братья надолго. И встреча, как расставание, нечаянной была: разбогател Иван в Америке, решил брата разыскать да на новую родину увезти. Прибыл в Москву и наткнулся на громадную надпись на большом кирпичном здании: «Мануфактура П. М. Дубинина».

Вот так оба из грязи да в князи. Жилка деловая, видать, в крови дремала. Теперь же Иван Матвеевич в Польшу к знахарю известному ездил, спину подорванную лечил, ну и дела кое-какие семейные улаживал.

– Ну, где ж ты запропал, братец? Отчего не встречаешь? – беззлобно упрекал приезжий, улыбаясь во весь рот, отчего выбеленные зубы его на фоне смуглого загорелого лица сверкали, будто жемчужины.

– Да вот, замешкался тут… с цыганками… – оправдывался купец.

– Ну, здравствуй, Поликарпушка! – наконец обняв брата, приветствовал Иван Матвеевич.

– Здорово, Ванятка! Как здоровье твое? Спина не беспокоит больше? Привез ли весть добрую? – сходу спрашивал купец.

– Не беспокоит спина. Правду о знахаре говорили – кудесник, каких поискать. И весть привез, Поликарпушка, хорошую весть! – ответил младший.

Они пошли вдоль перрона к выходу с вокзала. Чернобровая цыганка провожала их испуганным взглядом, что-то шепча пожилой своей напарнице.

У клуба господина Кречинского собралась огромная толпа. Внутрь пускали только по пригласительным билетам. Все они были распроданы еще утром, хотя цена была в рубль. Перекупщики уже торговали по два, но даже за такие деньги желающих увидеть игру оказалось гораздо больше, нежели могли вместить залы: Гриндерман постарался – статейка ажиотажу подбавила. Толпа расходиться не думала, а напротив, пополнялась новыми страждущими зрелищ и ставок. Поговорив за закрытыми дверями с хозяином букмекерской конторы Поленовым, Кречинский распорядился назначить человека на балкон. Он должен был объявлять публике у входа о забитых шарах и ходе игры. Ставки принимались повсюду – кассиры кружили по залу, караулили на лестницах, дежурили у входа.

Лука Сергеевич, удачно продавший стол и тем заслуживший личный пропуск, находился в самом центре событий. Он словно приклеился к колонне у главного бильярда предстоящего вечера. Никакая сила не могла бы сдвинуть его со столь удачного места. Рядом стоял Гриндерман. Они переговаривались, обсуждая присутствующих. Лука Сергеевич искал взглядом Дубинина. Ему не терпелось получить обещанные двадцать рублей и сделать ставку. На победу Кречинского принимали один к трем, как он и предполагал. Поликарп Матвеевич явился с братом. На младшего Дубинина смотрели как на часть представления. Его одежда, осанка и манеры вызывали интерес у всех: чины откровенно ухмылялись, разночинцы смешливо перешептывались. Иван Матвеевич, казалось, не обращал на то никакого внимания.

Явился Перро. За ним, словно оруженосец, с киями в черном кожаном чехле неуклюже шествовал приодетый во фрак слуга Гримонье. Одежка была не по персоне, и выглядел он совершенным индюком. Публика оживилась, шепот усилился до сплошного гула. В углу залы появился скрипач. Звуки скрипки немного сгладили всепроникающий гомон.

Лука Сергеевич вопросительно посмотрел на Дубинина, тот наконец вспомнил об уговоре: не говоря ни слова, вручил литератору четыре пятирублевых ассигнации. Гриндерман косился, пытаясь сосчитать, однако Желудев подставил ему спину.

Приняв деньги, Лука Сергеевич заметно засуетился. Ему непременно хотелось сделать ставку, но, как назло, кассира-букмекера рядом не оказалось. Теперь он стоял в нерешительности – покинуть столь выгодное место явно не желал.

– Ставь на француза! – шепнул ему купец. – Кречинский проиграет.

– Да бог с тобой, Поликарп Матвеевич! Как можно? Кречинский – ас бильярда! – заупрямился литератор.

– Ставь, говорю! – вновь шепнул купец.

Появился кассир – Лука Сергеевич помахал ему деньгами. Проворства этому человеку было не занимать – удивительно быстро он просочился сквозь толпу и возник перед литератором. Гриндерман с интересом наблюдал за ассигнациями, пока не говоря ни слова. Лука Сергеевич приметил его раскрытый рот и слегка ошеломленное выражение. Он протянул две ассигнации кассиру со словами: «На победу месье Перро», – а одну пятирублевку с улыбкой вручил Гриндерману, четвертая исчезла в кармане брюк. Кассир сделал запись, протянул квитанцию литератору и уставился на журналиста. Тот суетливо спрятал деньги во внутренний карман сюртука.

– Спасибо, я воздержусь, – проговорил он, похлопывая себя по груди.

К столу подошли игроки. Зал притих. Перро принялся фокусничать: он жонглировал шарами, как это делают циркачи, потом ловко бросал их на стол. Шары вращались, бились друг об дружку и раскатывались по лузам. Зал ликовал.

Кречинский несколько приуныл. От волнения он то и дело елозил по лбу платком, вытирая испарину.

Наконец партия началась. Каждый поставил на кон по тысяче золотом. Играли в «Русскую пирамиду». Кречинский выиграл биток. Разбил весьма неудачно: шар номер двенадцать подошел к угловой лузе. Перро не смазал. Следующим был забит номер второй. Четырнадцать – ноль – ход перешел к Кречинскому. Номер третий влетел в лузу с глухим шлепком, номер пять заупрямился, но от центральной лузы отошел. Началась тягучая партия. Оба осторожничали. Никто не желал подставляться.

Иван Матвеевич стоял теперь между литератором и братом. Лука Сергеевич, не отвлекаясь от игры, слушал комментарии русского американца, обращенные к Поликарпу Матвеевичу: