История белорусского театра кукол. Опыт конспекта - Борис Голдовский

Кукольные представления в доме Петра и Ильи Якубовских проходили без афиш, без специальных разрешений, и если бы не «репорты» о случаях воровства, драк и «жительства без записки», их деятельность канула бы в Лету точно так, как деятельность многих безвестных кукольных «каметчиков».

Гораздо удачнее в этом смысле была организована деятельность младшего брата — Ильи Якубовского, который со временем тоже стал профессиональным кукольником, обучился скрипичной игре и завел собственное дело — стал играть кукольные спектакли в лучших дворянских и купеческих домах Москвы.

Пройдя обучение у отца и старшего брата, Илья Якубовский наладил работу официально и давал спектакли для состоятельной публики. Он получил покровительство княгини А.Л. Трубецкой (в 1751 г. по документам значился ее служителем) и арендовал для кукольных спектаклей различные помещения в респектабельных московских домах:

«1751 году генваря 10 дня

Слушали:

По челобитью дому княгини Анны Львой Трубецкой служителя ее Ильи Якубовского коим просил о допущении для играния кукольной комедии в доме полковника Григория Богданова сына Засекина на один месяц ПРИКАЗАЛИ: к игранию показанной комедии допустить, а для прекращения ссор и драк у оной комедии от команды поставить пикет и о том в тою команду послать приказ и ежели кто в ссорах и драках явятся таковых забирая присылать в полицию.

Секретарь Захар Фокин

Василий Неелов

Максим Данилов»[85].

Арендуя для «производства кукольной публичной комедии» то или иное помещение, Илья Якубовский каждый раз платил в казну пошлину («за три рубля наемной цены пошлин семнадцать копеек три четверти»). Через несколько лет условия работы комедиантов, подобных Якубовскому, резко ужесточаются. По указу Екатерины II от 1 сентября 1763 года со всех платных увеселительных сборов в пользу казны будет взиматься уже четвертая часть от сборов.

Состав зрителей спектаклей Ильи Якубовского был, по всей видимости, разнообразным. Кукольные комедии посещались всеми сословиями, независимо от возраста, рода занятий, пола и состояния. Ценное свидетельство об этом содержится в сатирической сказке поэта И.И. Дмитриева «Причудница» (1794):

«В Москве, которая и в древни временаПрелестными была обильна и славна,Не знаю подлинно, при коем государе,А только слышал я, что русские бояреТогда уж бросили запоры и замки,Не запирали жен в высоки чердаки,Но, следуя немецкой моде,Уж позволяли им в приятной жить свободе;И светская тогда женаМогла без опасенья,С домашним другом иль одна,И на качелях быть в день Светла Воскресенья,И в кукольный театр от скуки завернуть»[86].

Точно так «заворачивали» к Осипу, Петру, Илье Якубовским подьячие, офицеры и солдатские жены. А наличие специальных полицейских пикетов позволяло «светским женам» без опасения посещать спектакли у Ильи Якубовского и ему подобных комедиантов.

Количество кукольников и небольших театральных трупп к концу XVIII в. стало уже так велико, что против подобных комедиантов начинают действовать различные ограничения. Но несмотря на них, кукольники продолжали путешествовать из страны в страну, из города в город.

Известно, например, что в 1777 г. в Вильно некий «механик» Иоганн Петр Шлегель из Магдебурга получает от магистрата разрешение на «хождение с комедией по городу», а в ноябре 1778 г. он выступал уже в Варшаве — показывал куклы-автоматы: «Два больших собрания из 25 человек, частично искусно сделанных из воска, а частично — механических; из этих 25 человек 10 не только разговаривают весьма натурально, но издают также красивый, напоминающий концерт, музыкальный тон и показывают другие различные вещи»[87].

Среди этих «различных вещей» он демонстрирует механические самодвижущиеся куклы-автоматы: «Механическим образом сделанная машина представляет почти живого старика из Швабии, у которого движутся глаза и всякий член. Сей старик ответствует на всякий вопрос громко и явственно; сказывает сколько ему лет; узнает цвет платья; не дается в обман: есть ли положат к нему в ящик деньги, то он рассказывает, в котором году и в каком месте монета чеканена; также курит табак, умеет играть в карты и в тавлей, да и многие другие удивления достойные показывает действия. Помянутый художник также будет желающим показывать новоизобретенный оптический с великим трудом и искусством сделанный театр света, какого здесь еще не видали. Он состоит в четырех отменных исторических дистанциях, в коих ежедневно являются перемены, состоящие в разных перспективных иллюминованных улицах с некоторыми в торжественные дни возженными фейерверками, с великолепно иллюминованными садами и достопамятными церквами знатнейших городов в Европе. Но сии оптические представления весьма отличны от известных уже публике общих оптических представлений: потому что представляются в настоящей их величине и совершенной красоте. К большему еще увеселению видны будут разные мосты и улицы, по которым люди ходят взад и вперед; ездят верхом, также в колясках на санях с колокольчиком, так что зрителям представится, будто бы они действительно видят настоящую, весьма приятную из большого города простирающуюся дорогу»[88].

Представление Иогана Шлегеля длилось один час и повторялось по нескольку раз ежедневно. Подобные представления с механическими куклами-автоматами, получившие особенно широкое распространение в XVIII–XIX вв., повсеместно показывались по всей Европе: от Англии, Испании, Франции, Германии, Литвы и Польши до Беларуси, Украины и России.

Так, в июле 1806 г. в Ямполе с куклами-автоматами выступал механик Франц Редень. Программа его представления обещала: «1. Придет веселый Паяццо, будет показывать свои фокусы на столе, как живой человек; 2. Будет представлен Генерал Фельдмаршал и слезет с коня, будет маршировать на столе в такт музыке; 3. Приедет шведский король с двумя слугами и со своим генералом-фельдмаршалом и арабским королем; 4. Будет Турок танцевать с разными фокусами в такт музыке; 3. Будет петь пан Ре день с женой разные арии на немецком языке, с 25 фигурами»[89].

В первой половине XIX в. широкую популярность получают показы различных механических и оптических панорам, диорам и «кинетозографических театров»[90]. Не обошли «кинетозографические представления» и белорусские города. В 1823 г. в Полоцке выступал широко известный в Европе Иордаки Купаренко со своим механическим театром, «представляющим разнообразные сцены, изображенные отечественными художниками, с механическими, сделанными им самим, фигурами».

Полонизированный румын И. Купаренко — механик и изобретатель, известный в XIX в. кукольник — выступал с представлениями, ставшими эталоном профессионального мастерства. Его слава была так велика, что породила многочисленных подражателей, которые выступали под его именем. Так, сразу несколько «кинетозо-графических, или световидных театров Купаренко» в одно и то же время показывались в нескольких российских городах. А в 1834 г. театр, носящий его имя, обосновался на Адмиралтейской площади Петербурга. В каждом представлении Купаренко показывалось пять или шесть картин, среди которых «Весеннее утро», «Замок Килон в Швейцарии», «Город Дрезден с мостом через реку Эльбу», «Огненная гора Везувий в Неаполе», «Краковский Форштадт в Варшаве, с монументом Сигизмунда» и др.

Русский литератор П.И. Шаликов даже опубликовал в «Московских ведомостях» подробную статью о Купаренко. «Отдадим отчет, — писал он, — о прежней и теперешней выставке: все декорации по своей натуральности и живости, кажется нам, заслуживают внимания, особенно:

1) Лондон с Бланк-Фросирским мостом через Темзу; в первом вы видите заботливость проходящих, скачущие кареты и верховые фиакры с разными поклажами и пассажирами, а на второй множество лодок с перевозчиками, занятыми своею работою;

2) Ливорнский залив: вдали необозримое море, покрытое множеством кораблей и малых судов, на всем плавании рассекающих водную стихию;

3) Диорама: огнедышащая гора Везувий, полная пиитическим извержением; огненная лава, вылетая из жерла горы вместе с камнями, льется по покатости, освещая своим заревом ужасного пожара прибрежные места и залив, покрытый судами любопытных. Желательно б было, чтобы сия картина при повторении была сколько-нибудь более оживлена движениями разных предметов: судов и людей, и потом оставалась бы долее открытою для зрителей, воображающих себя на сей раз в Неаполе, и не так бы скоро закрывалась занавесом;

4) Вена с церковью Мария-Хильф, уменьшающая свое очарование почти совершенною без действенностью; как картина, она превосходна и перспективой, и расположением площадей, улиц и зданий, но как представление такой столицы, как Вена, мало одушевлена движением заботливых зрителей; впрочем, может быть, там более зрителей, нежели действователей.