Серый кардинал - Владимир Моргунов

Да, все у Влада шло нормальненько, со всеми ладил, как вдруг… Со всеми, конечно, это «вдруг» случается, время нынче веселое, директоров самых известных банков, государственных людей «киллеры» убивают.

Мне-то что делать теперь? Когда противники с разных сторон нападают, надо занимать такую позицию, чтобы они друг дружке мешали. Тогда и будешь вести бой с двумя из них, максимум с тремя, одновременно. Дело за малым — знать, откуда и кто нападает.

5

Утром, до завтрака, они немного размялись.

Ограничились тем, что отжались от пола на кулаках. Бирюков, к удивлению Клюева, осилил две сотни отжиманий. Сам Клюев остановился на сто сорока.

— Однако ты зверюга, Николаич, — сказал он полувосхищенно-полузавистливо.

— Ничего, через семь лет, когда тебе тоже стукнет сорок, ты будешь делать то же самое.

— Хм… Это же если мне стукнет, а не меня пристукнут раньше.

— Ты же сам прекрасно понимаешь, что чем меньше ты будешь думать о таком исходе, тем меньше вероятности, что он наступит.

— Это верно, — согласился Клюев, — Пословица «Не буди лиха, и будет тихо» не зря придумана. Ладно, Николаич давай после чаев-кофеев приступим к очередному этапу борьбы за выживание в условиях современного города.

За «чаями-кофеями» Клюев подробно объяснил, как он видит этот «очередной этап».

— Нам надо заполучить одного человека, который ближе всех к Владу был. Если нас не опередили, конечно. Очень жаль, если нас опередили, тогда только и остается, что в глухое подполье уйти. Человек этот — бухгалтерша Влада, она же и первая любовница по совместительству. Влад ей квартиру уютненькую сделал, но официальными узами с ней связывать себя не хочет. Зовут эту даму Рытова Галина Петровна. Пойти к ней придется тебе, Николаич. Меня эти гады наверняка на подходе караулить будут, на километр приблизиться не дадут. Справишься, Николаич?

— Думаю, что справлюсь.

— Вообще-то из тебя классный разведчик получится. Я тебя выучу, слово даю.

— А не староват ли я для этого?

— Помнишь, очень давно ты говорил, что борьбой паука надо начинать заниматься в сорок лет, когда человека ничто уже не может отвлечь? Теперь тебя ничто не сможет отвлечь, в том числе и внешность той особы, к которой ты пойдешь. Бабенке около тридцати, тебе она покажется лет на пять моложе. Значит, так — все время оглядывайся, определи, не «пасут» ли тебя. Когда позвонишь в квартиру Рытовой, сразу скажи ей, что от Клюева, меня она хорошо знает. Скажешь, что я ее очень срочно хочу видеть. Записку я напишу, ты ей сразу передашь, когда она дверь приоткроет. Знатная дверь, сам увидишь. В квартиру тоже не входи на всякий случай, подождешь Рытову на площадке или внизу. Фиг его знает, может быть, там засада уже, хотя это было бы о-очень нежелательно. Но «пушку» ты обязательно возьми, вот этот, ПБ. Назад будете ехать на такси или на «частнике», денег я дам. Галина Петровна привыкли, конечно, на «Форде» своем раскатывать, но пока это, скажем так, совсем не обязательно, а если выражаться определеннее — совсем не надо этого делать.

Бирюков добрался до дома, в котором жила бухгалтер и по совместительству любовница Влада, меняя направление. Он убедился, что за ним никто не следил. Никому он не нужен. Идиотизм, конечно — ехать в автомобиле за переполненным трамваем, в котором он преодолел основную часть пути. Только в дешевых приключенческих фильмах можно такое увидеть. Но все же инструкциям Клюева он следовал неукоснительно, перед подъездом прошелся несколько раз взад-вперед, незаметно оглядываясь по сторонам. Народ все занятой вокруг сновал, суетной, на лицах печать унылой озабоченности. Он и сам, наверное, так выглядел. С трудом верилось, что вчера они с Клюевым попали в такую переделку. А сегодня, при свете апрельского дня, все выглядит спокойно и умиротворенно. Хорошее свойство у человеческой психики — всегдашняя настройка на спокойное, размеренное течение событий.

Он нащупал в кармане куртки пистолет, снял с предохранителя. Вспомнив слова Клюева о том, что из него выйдет классный разведчик, улыбнулся и покачал головой.

Дверь квартиры была на третьем этаже. Бирюков сверился с запиской: правильно, пятнадцатая квартира. Можно было и не сверяться, дверь тут одна такая, знатная, как Клюев выразился. Тяжелая, стальная. Но сделана не топорно, сварных швов не видно, петли выглядят даже изящными, замочная скважина помещается в латунном кружке, дверной глазок тоже блестящим колечком окружен. Номер прикреплен — черные цифры на сверкающем хромовом фоне. Дверь и дверная коробка покрыты каким-то матово-желтым металлом или сплавом. Два праздных вопроса напрашиваются у любого, кто на эту дверь смотрит: сколько все это великолепие стоит и можно ли его прошибить, допустим, из охотничьего ружья двенадцатого калибра.

У Бирюкова подобные вопросы, естественно, тоже возникли, но и еще об одном он подумал: чего стоит обладание кучей денег, если приходится устанавливать такие двери и каждую минуту ожидать событий, подобных тем, что произошли вчера в баре у Влада Рогунова.

Он нажал на кнопку звонка и, к своему удивлению, всего через несколько секунд услышал женский голос: «Кто?» Голос, хотя и мелодичный, приятный, как показалось Бирюкову, дрожал. Неуверенность, тревога — это понятно, раз она за такой дверью прячется, Но и дерганость какая-то, нервозность в тоне Рытовой. «Как у наркоманки или алкоголички. Но Клюев ничего такого не говорил, а уж точно сказал бы, если бы так на самом деле было.»

Дверь начала открываться. Вовнутрь. Правильно продумано — хозяин квартиры не должен высовываться наружу, за порог выходить.

— Я к вам от Евгения Клюева, вашего знакомого, — произнес Бирюков заученную фразу. «Почтальон Печкнн блин, принес заметку про вашего мальчика.» — Он велел передать вам записку.

За дверью что-то щелкнуло. Наверное, Рытова вставила цепочку в щель. Интересно, какая должна быть «цепочка» чтобы соответствовать этакой махине, весящей больше центнера? Дверь, наконец, раскрылась до такой степени, что Бирюков смог рассмотреть женское лицо в просвете. А цепочки, как ни странно, не было. «Ни фига себе. Для чего же такая броня, если слабая женщина отпирает любому незнакомцу? Что за беспечность? Знает она, что случилось с ее другом? Глаза у нее… Неестественное выражение.»

— Вы один? — дрожит, дрожит голос. И бледная Рытова, до майонезного оттенка бледна.

— Один, — Бирюков на всякий случай оглянулся.

— Тогда входите.

И тут случилось нечто странное: Рытова указала глазами влево, в ту сторону, куда должна была пойти дверь. Да, точно, указала. Глаза предупреждали, молили.

Рытова отступила, а Бирюков сделал то, чего даже сам от себя не ожидал — изо всей силы пнул дверь ногой, чтобы через долю секунды почувствовать: он кого-то зашиб стальной громадиной, здорово зашиб.

А в следующее мгновенье он перепрыгнул через порог, схватил Рытову, ощущая, какие у нее слабые и безвольные плечи, и толкнул на силуэт, возникший в полутемной прихожей. Рефлексы остаются рефлексами — человек в прихожей поймал летящее на него тело. И тотчас же получил сокрушительный удар в лицо. Еще совсем недавно Бирюков был в состоянии разбить этим ударом кирпич, подвешенный на веревочке. Теперь этого удара хватило для того, чтобы переносица незнакомца подалась внутрь, словно спичечный коробок. Человек упал на спину, грузно, как сваленная колода, Рытова повалилась на него, продолжая движение по инерции. Среди шума падения тел ухо Бирюкова уловило еще один звук: на паркет упал какой-то небольшой, но тяжелый предмет.

Не поддаваясь искушению узнать, что же это еще стукнулось об пол, Бирюков резко развернулся и движением, многократно отработаны в тренировках, отреагировал на присутствие противника, находившегося в углу, выбрасывая ногу в том направлении и выставляя вперед правую руку для возможного блока или захвата. Ни блока, ни захвата не потребовалось: ушибленный дверью человек только слабо забарахтался на скользком паркете, пытаясь приподняться. Бирюков наклонился к нему, взял за отвороты куртки и вытащил из угла. И тут же почувствовал, как крепкие руки схватили его за рукава. Ощутив рывок, Бирюков в самый последний момент успел увернуться от ноги, направленной ему в живот, и нанести слегка скрюченными пальцами удар в гордо противника. В каратэ этот удар называется нукитэ, то деть, «рука-копье». Бирюкову еще ни разу в жизни не приходилось применять его в драке, а уж тем более в спарринге. Он вообще-то не слишком верил в эффективность этого удара, хотя и тренировал его наряду с остальными. В данном случае автоматизм и сработал, «мышечная память» позволила сделать именно то, что было наиболее применимо в создавшейся ситуации. Бирюкову как-то рассказали баечку о боксере, который, не заметив препятствия под ногами и споткнувшись о него, уже начиная падать… принял боксерскую стойку: левая рука вперед, плечо прикрывает подбородок, локоть правой прикрывает корпус, кулак на уровне нижней челюсти.