Иван Шуйский - Дмитрий Володихин

Князь Петр Иванович Шуйский, несомненно, имел представление о политических и конфессиональных сложностях в лагере неприятеля. И он знал, до какой степени Полоцк важен для всей войны из-за своего расположения. Как отец, он разъяснял всю эту непростую ситуацию сыну, и тот жадно внимал, научаясь быть «мужем брани и совета».

Судя по тому, что первый разряд для похода был составлен в сентябре 1562 г., подготовка войск началась именно тогда. По своему масштабу это военное мероприятие было грандиозным, едва ли уступавшим походу на Казань 1552 г., и требовало тщательной организации сбора сил.

13 сентября 1562 г. Иван IV вернулся в Москву из Можайска, и уже до 22 сентября был составлен 1-й разряд планируемого похода. В этот день были разосланы приказы по городам и московским воинским людям «чтоб... запас пасли на всю зиму и до весны и лошадей кормили, а были б по тем местом, где которым велено быти, на Николин день осенней». 23 сентября на Вятку, Балахну, Кострому, Чухлому, а также в Галич, Унжу, Парфеньев, Каликино, Шишкилево, Жехово, «в Судаи», в «Верх Ко- строми» и к Соли Галицкой были посланы дети боярские «сбирати пеших людей». В ближайшие дни воеводам по городам на «годовой службе », назначенным для похода на Полоцк, было указано быть готовыми к «зимней службе», а духовенство получило повеление «нарядить » 230 «своих людей»157.

Рать собиралась по полкам в 17 городах, не считая сил, которые вышли с самим царем из Москвы. Общая численность всех сил составляла как минимум порядка 150 ООО человек. Эти данные складываются из нескольких источников. Подробный разряд Полоцкого похода указывает, что дворян набрано было чуть менее 20 ООО, казаков, служилых черкасов, мордвы, татар — около 12 ООО. Трудно сказать, указаны ли в этом разряде вооруженные дворовые люди дворян, или (что вернее) нет, поэтому число бойцов дворянского ополчения может быть и значительно выше. Летопись, а также в сочинение Файта Зенга дают численность стрельцов (не вошедших в разряд) — 12—20 тыс.158 Псковский летописный свод 1567 г. говорит о 81 ООО человек, составивших «посоху» — толпы людей, предназначенных для транспортных, погрузочно-разгрузочных и инженерных работ. Отсутствуют данные о посохе по другим городам, кроме Пскова. Следует поставить данную цифру под сомнение: демографический потенциал Псковской земли XVI столетия довольно скромен, вряд ли она могла дать 80 с лишним тысяч посошан. Явно, речь идет о посошанах, вызванных из разных городов России159.

Стоит разобраться в этих цифрах. Иностранцы, посещавшие Московское государство в XVI столетии, нередко писали о колоссальных армиях, собиравшихся по воле наших государей: 200 тысяч бойцов, 300 тысяч бойцов... Но до какой степени это можно считать правдой? Страна ни в экономическом, ни в демографическом смысле не могла обеспечить боевой выход такого количества полноценно вооруженных, обученных, обеспеченных конями и всем необходимым снаряжением ратников. Впечатление многолюдства создавала как раз посоха — многочисленная, плохо вооруженная или же вообще безоружная: обозники- «кошевые », обслуга артиллерийских орудий... Это, конечно, второстепенные по своей боевой значимости силы, они в принципе не способны сыграть в бою сколько- нибудь значительную роль. Посохи под Полоцком могло быть тридцать тысяч человек, как полагает современный историк А.Н. Лобин, поскольку этого количества хватило бы для обслуживания артиллерийского парка нашей армии. Ее могло быть в несколько раз больше (и это более вероятно): Псковская летопись четко говорит 81 000 посошан, причем у псковичей была возможность подсчитать численность посошной рати, поскольку они занимались ее материальным обеспечением; да и рабочие руки посошан требовались не только при обслуживании пушек, но и для многоразличных инженерных работ. Однако все эти десятки тысяч нельзя было поставить в строй при вооруженном столкновении с неприятелем. Поэтому надо признать: численность посошной рати слабо влияла на реальную боеспособность армии.

Боевое ядро составляли четыре силы: во-первых, дворянское ополчение, во-вторых, служилые иноземцы (европейские наемники, татары, мордва, черкасы, ногайцы и т.д.), в-третьих, казаки и, наконец, в-четвертых, стрельцы. Если высчитать силу этого боевого ядра в полоцком походе, то она минимально составит порядка 44 ООО воинов. По современным представлениям, в начале Ливонской войны количество «боевыххолопов» или, иначе, «боевыхслуг», приведенных с собою помещиками, составляло в среднем несколько менее одного дополнительного полноценного бойца на одного дворянина160. Таким образом, по чисто умозрительным соображениям, численность дворянской конницы следует увеличить на 18—19 тыс. бойцов (итого ее будет примерно 35—40 тыс). Тогда численность всего боевого ядра русского войска составит 62—65 тыс. ратников, без учета иностранных специалистов.

Для того времени это весьма значительная сила. Молодому Шуйскому повезло видеть перед собою армию, которая сосредотачивалась для великого дела раз в несколько лет, а при более спокойной обстановке — в несколько десятилетий. Последний раз сравнимое по силе воинство Москва собирала в 1552 г. — для взятия Казани.

Известно, что «наряд» (артиллерийский парк) грозненской армии был огромен. По современной реконструкции, в него входило 4 гигантских осадных пушки (ядра весом от 160 до 320 кг), 36 «верховых» и «огненных» орудий, 3 крупнокалиберных пищали, а также 100—110 орудий меньшего калибра. При «наряде» находилось около 1500 дворян и 1000 казаков, возможно, к его обслуживанию были привлечены английские, немецкие, итальянские инженеры и артиллеристы161. В распоряжении историков нет сведений о более масштабной артподдержке какой- либо наступательной операции вооруженных сил России в XVI столетии.

Не позднее 20-х чисел ноября был составлен уточненный разряд похода, так как именно в эти дни (до 27 ноября) в Москве находился литовский «гончик (посланец. —Д .В.) Сенка Олексеев», тщетно пытавшийся добиться перемирия. Для будущих литовских послов царь велел выдать «опасную грамоту», но сами переговоры с С. Олексеевым велись, очевидно, лишь для отвода глаз, и отпущен он был с Лобаном Львовым по дороге через Тверь — Псков — Юрьев Ливонский, т.е. значительно севернее маршрута движения московских войск. Литовского посланника велено было придержать во Пскове до того момента, «когда государь с Лук пойдет, чтобы на государеву рать вести не дал»162. Этот фокус с задержкой послов, кстати говоря, Иван IV применял неоднократно, например в 1564 г.: Коммендони 7 января 1564 г. сообщал кардиналу Бор- ромео из Варшавы: «Я только что узнал, что вельможа Его Величества (короля Сигизмунда Августа. —Д.J5.), посланный в Москву с целью выхлопотать свободный проезд для послов, спешно возвратился и прибыл вчера вечером (6 янв.). Он принес весть, что великий князь принял и выслушал королевских послов; однако тогда же отправил свое войско в Литву, не считаясь с договорами о мире. Поэтому послы сколь можно спешно возвращаются. Но говорят, что и войско поспешает за ними. Это известие — сверх всяких ожиданий, и видимо, можно встревожиться не на шутку»163.

Иными словами, маршрут был к 27 ноября окончательно определен.

Трое Шуйских получили посты в армии вторжения.

Во-первых, отец князя Ивана, боярин князь П.И. Шуйский. Он получил высокую должность второго воеводы в Большом полку. Непосредственно ему подчинялось 950 вооруженных дворян164. Кроме того, сама должность выдвигала его на роль одного из главных руководителей всего воинства. Можно сказать, он оказался в составе штаба полевого соединения. Выше него стоял князь Владимир Андреевич Старицкий, но старшинство удельного князя — чисто номинальное. Всем распоряжались царские воеводы. Первым воеводой в Большой полк поставили князя Ивана Дмитриевича Вельского. Он по праву считался одним из знатнейших людей царства, обладал большим тактическим опытом и не был обделен отвагой. Но совсем недавно ему пришлось испытать тяжелую опалу. Царь имел основания сомневаться в его верности. 116 знатных людей в 1562 г. подписали «поручную грамоту», где обязались выплатить колоссальную сумму в 10 ООО рублей, если И.Д. Вельский «отъедет» к другому государю. Опасались, конечно, не побега к крымцам или шведам, а перехода через литовский рубеж. С русско-литовской знатью он, как родовитый Гедиминович, был связан кровно... И вот его ставят... во главе армии, идущей под Полоцк, во владения великого князя литовского! Очевидно, второй воевода, то есть как раз И.П. Шуйский, получил вместе с высокой должностью своей дополнительную заботу: «приглядывать» за Вельским. Ведь неровен час...

Его сына, князя Ивана, определили в группу из 11 знатных молодых людей, коим вменялось в обязанность «за государем ездити». Они представляли собой не столько охрану Ивана IV, сколько команду его «порученцев», а также пышный аристократический эскорт. Для Ивана Петровича это назначение являлось не только почестью. Оно открывало возможности следить за всем ходом боевых действий из центра, где принимались важнейшие тактические решения. Молодой князь, будущий полководец, мог набираться опыта, наблюдая работу опытных военачальников. А то, чего он не знал или не понимал, мог рассказать и объяснить ему отец, находившийся неподалеку.