Газета "Своими Именами" №37 от 10.09.2013 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)

Настоящая молитва! Рождество Богородицы – 8 сентября. Так что, о.Иоанн вечером 6 сентября молил Бога «взять с земли» великого писателя  в ближайшие 36 часов. Но Бог-то через три месяца взял и убрал самого Иоанна, как труп зловонный. А Лев Толстой прожил после его молитвы ещё всё-таки два с лишним года. Не рой могилу другому, не рой...

Лев Николаевич не раз  получал и письма с угрозой убийства, если до установленного срока не отречется от своих антицерковных убеждений. Есть основания подозревать, что это делалось не без участия Иоанна.

Медленно умирая на станции Астапово, окруженный врачами и родственниками, великий еретик  не исповедался, не причастился и не примирился с церковью, чего та очень добивалась. Какой же это образец, Георгий Александрович, чтобы его выставлять на погляденье!

Разумеется, я вовсе не хочу сказать, что среди русских писателей не было верующих. Были: помянутые Карамзин и Жуковский, Лермонтов, Достоевский, Станислав Куняев... Просто надо знать, кто есть кто.

Но оставим писателей, поговорим о более бесспорном. Вот упомянули Вы церковь Покрова Богородицы в Измайлове, где Вам когда-то предложили создать подворье Псково-Печерского монастыря, но Вы отказались, предпочли Сретенский монастырь, что в центре Москвы. Да ведь возле этой церкви  прошло несколько лет моего детства! Буквально рядом, в ста метрах от неё стояла старинная и основательная, когда-то земская школа, в которой я учился со второго до пятого класса. Ах, золотое время!.. Помните у Пушкина? -

В начале жизни школу помню я;

Там нас, детей беспечных, было много;

Неровная и резвая семья,

Смиренная, одетая убого...

Признаться, смиренными были далеко не все, а вот убого одетых  - гораздо больше. Это же начало 30-х годов! И тем не менее, они незабываемы -

Те дни, когда мне были новы

Все впечатленья бытия...

Измайлово было тогда подмосковным селом, и только в середине 30-х годов оно вошло в Сталинский район столицы.

Не знаю цела ли, работает ли и ныне та моя незабвенная школа. Ведь сколько их ныне закрыто и разрушено... Вот Вы радостно сообщаете, что «к тому времени (осень 1993 года) было возрождено уже 360 монастырей, и с каждым месяцем их число увеличивалось». Как же, как же. Было на что. Недавно академик Шмелёв поведал: в те годы церковь получала субсидию в размере 6 миллиардов долларов в год, а Академия наук – 200 миллионов, т.е. в 30 раз меньше. И вот его вывод: «За эти годы треть российских мозгов выставлена за рубеж» («Советская Россия», 11.7.13).

 Я тут невольно подумал, что хорошо бы Вам умерить несколько своё ликование и присовокупить: «А число деревень вместе со школами, больницами, родильными домами, увы, не увеличилось, а уменьшилось. И как!». Ведь эта приписка была бы столь богоугодна! А интересовались ли Вы, на сколько именно? Похоже, что нет. Так вот, примите во внимание: за двадцать лет любезной Вам демократии исчезло с лица русской земли более 23 тысяч деревень вместе с их жителями, школами, больницами и около 20 тысяч, где живут по пять-шесть стариков, ждут своей  очереди у могил. Отпела ли церковь хоть одну из почивших деревень? Русская поэзия отпела:

Поставьте памятник деревне

На Красной  пощади в Москве,

Чтоб всюду высились деревья,

Валялись яблоки в траве...

Нет памятника. Сейчас на Красной площади увеселения, гулянки, шабаши...

А в проклинаемое Вами советское время  за те же 20 с небольшим лет с 1918 года (ещё шла Гражданская война) до 1938-го число учащихся (соразмерно и школ) выросло с 8 миллионов до 30-ти («Страны социализма и капитализма в цифрах». М., 1957, с.109). Могу порадовать Вас сведениями на сей счёт и о нашей родной столице: всего за  семьдесят лет Советской власти, с того же 1918 по 1987-й год построено 1669 школ на 1 миллион 480 тысяч ученических мест («Москва в цифрах». М., 1988, с.173). Вероятно, одно из этих мест занимали и Вы, как и место в Институте кинематографии (ВГИК), который окончили в 1982 году.

Говоря об осени 1993 года, Вы почему-то не упомянули не только о погибших деревнях и сёлах, но даже и о том, что тогда, той-то осенью, Ельцин расстрелял парламент, потопил в крови защитников Конституции и совершил государственный переворот. Вы молча прошли мимо, словно к русскому священнослужителю это не имеет никакого отношения, не волнует и даже не интересует его. Странно...

Листая сейчас страницы своей жизни, я вижу, что очень часто она проходила как раз вблизи церквей. Вот эта в Измайлове, рядом с которой пролетели три года золотого советского детства; а приезжали мы с сестрами летом к бабушке и дедушке в Тульскую область в деревню, и там на берегу Непрядвы, на самом высоком месте стояла красавица  ХVIII века; когда я учился в Бауманском институте, а после войны – в Энергетическом им.Молотова, по дороге каждый раз любовался  Елоховским кафедральным собором; позже пять лет учёбы в Литературном институте на Тверском бульваре - и там в переулочке за Камерным театром тоже церквушка да ещё одна совсем неподалёку – в начале улицы Чехова (Малой Дмитровки), в Путинках; бегал на свидания к своей будущей жене, которая жила с матерью в Телеграфном (ныне Архангельском) переулке, и тут церковь Архангела Гавриила да еще «Меншикова башня», тоже церковь в виде высоченной колокольни; ездил на метро навещать сестру на Вторую Самотёчную улицу, и там недалеко от станции «Новослободская» - тоже большая красивая церковь; в храме Всех скорбящих радости отпевали мы нашу мать... Всё это в советское время. И все эти церкви были действующими, работали. Пять лет тому назад в церкви, что в подмосковной Немчиновке, крестили мы двойню внуков. И вот уже почти тридцать лет, когда едем на машине в Красновидово на дачу, встречается нам по дороге пять церквей и один монастырь. А из окна моего дачного кабинета тоже видна церковь в деревне Лужки и в надлежащие дни и часы доносится благовест... Вот я и думаю, неужели настоятели, наместники, игумны, весь причт этих знакомых мне церквей и монастырей тоже не заметили расстрелов, кровопролития, государственного переворота осенью 1993 года?..

В Вашей книге, Георгий Александрович, удивляет, как я уже обращал Ваше внимание, довольно поверхностное знание о  жизни в советское время и явно предвзятое представление о многих её сторонах. Вот своим наставником и попечителем Вы назвали архимандрита Иоанна (Крестьянкина. 1910 – 2006). Прекрасно. Вы пишете, что в 1950 году на о. Иоанна якобы за антисоветскую пропаганду  написали донос настоятель собора, где он служил, регент того же собора да ещё  и тамошний протодьякон. Как? Три собрата во Христе  артельно настрочили донос на четвертого! Это для меня неожиданная и горькая новость. Тут, оказывается, не я, а Вы знаете жизнь лучше, согласен.

Но дальше мы узнаем, что о. Иоанна арестовали и почти год шло следствие, но, несмотря на неизбежные под Вашим пером пытки, «за весь год Крестьянкин не назвал ни одного имени, кроме тех, которые упоминались следователем». А кого он мог назвать, если донос был ложным? Но Вы продолжаете: «Он знал, что каждый названный им человек будет арестован». Нет, Георгий Александрович, он не мог этого знать. Далеко не всегда арестовывали даже тех, кого прямо оговаривали. Вспомним хотя бы того же хорошо известного Вам и высоко чтимого Вами прохвоста Солженицына. Он на следствии безо всяких пыток и угроз не просто назвал, а представил своими единомышленниками и сообщниками по антисоветской пропаганде несколько школьных друзей и даже родную жену Наталью Решетовскую. И что же? Никто из них никуда не был даже вызван и допрошен. Мало того, ведь он был осуждён по самой страшной 58 статье УК, а его жена после этого была принята на работу, где требовалось засекречивание, и она его прошла. Не могла же Наталья Алексеевна скрыть при этом, что муж сидит именно по этой статье.  

Рассказывая о внуке Родзянко, ставшем священником, об отъезде их семьи за границу, Вы столь же уверенно заявляете: «Семью бывшего председателя Госдумы новые властители России в живых оставлять не собирались». С чего Вы это взяли? Кто Вам сказал? Большевики и защитников Зимнего дворца, и даже генерала Краснова после подавления поднятого им контрреволюционного восстания под честное слово отпустили на все четыре стороны. Вы подумайте только: главаря восстания – под честное слово! А он, конечно, плевал на своё генеральское слово, тут же помчался на Дон и самым активным образом включился в вооруженную борьбу против Советской власти. Был разбит, бежал в Германию, а в 1941 году вместе с немцами – опять... Что оставалось делать Советской власти после его вторичного захвата, как ни повесить бесстыдника. Это и произошло в 1947 году.

А известно ли Вам, как большевики обошлись с защитниками Зимнего дворца 25 октября 1917 года и с членами Временного правительства? Первых просто разогнали по домам. А вторых подержали недели две в Петропавловской крепости и тоже – на все четыре стороны. Их было пятнадцать человек. Примерно половина эмигрировала, половина осталась на родине и благополучно дожила до глубокой старости. Так, исполнявший обязанности военного министра генерал  А.А. Маниковский не пожелал эмигрировать и стал – чудо из чудес, да? - начальником снабжения Красной Армии, но, увы, в 1920 году погиб в железнодорожной катастрофе. Министр путей сообщения  А.В. Ливеровский, пишет В. Кожинов, «никуда не уехал, играл крупную роль в транспортных делах страны, в том числе в героическом строительстве знаменитой «Дороги жизни» во время блокады Ленинграда, города, где он и скончался в 1951 году уважаемым человеком в возрасте 84 лет» («Россия. ХХ век», т.1, с.212).Министр  вероисповеданий А.В. Карташев, как Вы могли бы знать, эмигрировал во Францию, стал одним из выдающихся историков Православия, умер в Париже, когда ему было 85 лет. Трагична судьба министра экономики С.Н. Третьякова, внука одного из создателей нашей знаменитой галереи. Он стал очень ценным сотрудником советской разведки в Париже. Но в 1943 году немцы его раскрыли, и он был казнен. А морской министр Д.Н. Вердеревский, пережив немецкую оккупацию, в мае 1945 года явился на приём в наше посольство и поднял тост «За здоровье великого Сталина!». Словом, жизнь, Георгий Александрович, в том числе и советская, не так одноцветна и прямолинейна, как это представляется кому-то за монастырской стеной.