Страсть по понятиям - Владимир Колычев

— Я не стукач, — угрюмо, с виноватым видом буркнул парень.

— Ну да, ты же моя охрана.

— Разморило, заснул я.

Он поставил на тумбочку пакет. Я вопросительно посмотрел на него.

— Апельсины здесь, пряники, кефир, — пояснил он.

— А сухарей не было?

— Сухарей? А надо?

— Надо. Чем тверже, тем лучше.

Мне приходилось говорить сквозь сомкнутые зубы, но рвущийся наружу смех распирал… Перелом челюсти у меня, а Ваня апельсины мне принес. Ладно, если бы ему не известен был диагноз, так нет.

он еще позавчера все узнал.

— Хорошо, завтра сухарей принесу.

— И сухой кисель, грызть буду.

— Как скажешь…

— Как у тебя дела? Никто не трогает?

— Нет. Я в лесу машину поставил.

— Давай туда, и не высовывайся. Если менты вдруг доберутся, прикинься дураком. Скажи, что мама тебя на дубе рожала. Скажи, как родился, так с дуба и рухнул…

Нервный смех одолевал, и мне все трудней было удерживать сломанную челюсть в зафиксированном состоянии. Как бы беды не было.

— Не, я с дуба не падал. Но если надо, скажу…

— Давай, Ваня, иди. А то мент может прийти, а ты здесь.

— А чего нам ментов бояться? — непонимающе спросил Ваня.

— Они здесь против нас. Как бы чего не вышло… Ну все. давай. Больно мне.

Я хотел сказать, чтобы он звонил мне, если вдруг что, но. во-первых, каждое слово давалось с трудом, и приходилось экономить на них. А во-вторых, телефона у меня не было, его забрал врач. Причина простая и понятная — нельзя тревожить сломанную челюсть разговорами. Нельзя, но дознавателя ко мне пустили. И Ваню никто не одергивал, когда приходил и разговаривал со мной.

И все-таки мне пришлось сказать несколько слов про телефон. Я забрал мобильник у Вани, а ему сказал купить себе новый.

Он ушел, а вечером ко мне снова пожаловал капитан Кольчугин.

— Я был у вашей Насти, Константин, — сказал он.

Его ничуть не смущала абсурдность ситуации, зато мой взгляд выражал недоумение… Ладно, допустим, по своим профессиональным способностям он был непризнанным комиссаром Мегрэ. но как он мог встретиться с Настей, если она могла быть на работе или где-нибудь в разъезде?.. Возможно, она вернулась домой пораньше или никуда сегодня не уезжала, но что за срочность, господин Кольчугин?

— Вас, наверное, удивляет, как я нашел Настю? — Дознаватель правильно понял причину моего сарказма. — Так это нетрудно. У врача ваш телефон, там номер ее телефона.

Действительно, она звонила мне, назначая встречу со своим братом, и я перенес номер ее телефона в долгосрочную память под именем «Настя»… Но все равно, вопросы к дознавателю оставались.

— Только не свататься к ней вы, Константин, ездили. Вы частный детектив, вы ищете некоего Альберта Караваева.

— Да, я уже вспомнил.

— Ну, это хорошо, — с колкой иронией усмехнулся Кольчугин.

— Я Караваева ищу. Он у Насти был, а потом уехал. Ремезов его в Киров увез, там его и оставил. Нет его здесь.

— Но вы же все равно его ищете?

— Ну а вдруг он все-таки здесь? Может, женился на ком-то из местных.

— Вас избили возле дома гражданина Шептулина? Что вы там делали?

— Не помню. Честное слово, не помню.

— И кто бил вас. не вспомнили?

— Нет.

— Плохо. Преступников надо найти, — сказал Кольчугин с показным желанием восстановить справедливость.

Главное, прокукарекать…

— А Шептулин что говорит? Он же видел, кто меня бил?

— Э-э… — замялся дознаватель.

— С ним надо было говорить, — ехидно хмыкнул я.

Действительно. Настю нашел, а свидетеля допросить не удосужился.

— А вы что, Константин Алексеевич, помните Шептулина? — пошел в наступление Кольчугин.

— Нет, но вы же про него говорили.

— Да говорил… Я его, конечно, допрошу… Как вы думаете, нападение на вас могло быть связано с человеком, которого вы ищете?

Я пожал плечами.

— Не знаете?

— Я знаю, что мне уезжать пора. Нет здесь Караваева. Поеду я.

«Так и передайте своему начальству», — мысленно добавил я.

— В Москву?

— Нет, в Киров. Ремезов туда Альберта увез. Там его искать буду.

— Может, Караваев все-таки здесь, в Некрасове?

Я покачал головой и пальцами одной руки провел по щекам. Челюсть у меня сломана, больно говорить. Да и ребра отбитые ноют. С почками тоже не все в порядке, печень болит. Ну а про голову и говорить нечего…

— Может, я помогу вам его найти?

Я пожал плечами. Если есть желание, то пожалуйста. Но только без меня.

Возможно, Кольчугин правильно понял мой мысленный посыл, но это его не остановило. Не та у него программа.

— Давайте начнем с него, тогда мы. возможно, выйдем на его обидчиков… Итак, что вам удалось узнать? Где он может находиться?

— В Кирове.

— Но вы же искали его здесь?

Я кивнул.

— Значит, был повод? — напирал дознаватель.

— Уже нет.

— Но Настя сказала, что вы ей не верите. Она сказала, что вы ищете Караваева.

— В Киров я поеду, там буду его искать.

— Но, может, он все-таки здесь. Дайте мне подсказку, я займусь этим делам.

— Нет ничего… И проблемы мне не нужны… И говорить я больше не могу…

— Но вам же нужно найти Караваева! — не унимался дознаватель.

Я с недовольным видом закрыл глаза. Все, что было нужно, я уже сказал. Все. на этом разговор закончен. Кольчугин, конечно, может и дальше пытать меня, но я ему больше ничего не скажу…

— Поймите, Константин Алексеевич, я не собираюсь выполнять вашу работу. Мне до Караваева нет никакого дела, но я должен найти людей, которые на вас напали, — ощущая свое передо мной бессилие, недовольный этим, сказал капитан. — Я, конечно, допрошу Шептулина, но если он ничего не скажет, будем действовать через Караваева. Возможно, нападение на вас как-то связано с этим парнем… Как вы думаете, это возможно?

Не открывая глаз, я медленно повел головой. Нет, я так не думаю, и не надо меня провоцировать. И еще я очень плохо себя чувствую, поэтому пусть меня оставят в покое… Наконец-то до Кольчугина дошло, что разговора не будет.

Он ушел. А через два дня ко мне пожаловала сама Настя. К этому времени я чувствовал себя уже вполне сносно. Головные боли прошли, перед глазами уже не плыло, сосущая тошнота из желудка исчезла. Челюсть, конечно же, не срослась, проволочные шины по-прежнему мешали мне говорить, но я научился довольно-таки внятно произносить слова.

И еще синяки над глазами не прошли. Опухлости немного уменьшились, а синева хоть и пожелтела по краям, но в середине стала еще гуще. На носу ссадина, на губе поджившая трещина, на подбородке сбитость. В общем, видок у меня еще тот. Именно это и давала понять мне Настя своей ироничной улыбкой. Дескать, хоть и не красавец я, но ей нравлюсь.

На ней был медицинский халат, но и платье под ним тоже белое, причем облегающее и чуточку прозрачное, длиной выше колена. Выглядела она в нем очень соблазнительно.

— Не помешаю? — спросила она.

Я лежал на заправленной койке, в шортах и футболке. Надо было бы подняться, но я подвинулся, освобождая вторую половину койки. Дескать, не помешает она, как раз наоборот.

— Ты как нельзя кстати.

— Это что, шутка такая? — скорее в шутку, чем всерьез, возмутилась она.

— А если я по тебе соскучился?

Понятное дело, в каждой шутке есть свой предел. Тем более Настя — чужой мне. в общем-то, человек. Более того, мы по разные стороны баррикад. Поэтому я стал подниматься, опуская ноги на левую сторону койки, но она вдруг села на кровать слева от меня, рукой коснулась моей груди, призывая вернуться на место. Я повиновался, но лег так, чтобы не касаться ее. Хотя чего уж греха таить, захотелось вдруг лечь на бок. животом прижавшись к ее спине, обнять… ну и так далее…

Палата у меня на четыре койки, но соседей не было. И я даже догадывался почему. Кто-то договорился с врачами, чтобы я оставался в гордом одиночестве. Ремезов в городе личность известная, как бы не попался мне сосед, который хорошо его знал. Как бы я выспрашивать о нем не стал… Мало ли. вдруг узнаю о нем что-нибудь компрометирующее.

— Тебе лежать надо, — сказала Настя.

Она села боком ко мне, и ее левое бедро оказалось на моей койке; голень под прямым углом свешивалась вниз. Колготок на ней нет. нога загорелая, гладкая как шелк. И я почти уверен был в том, что Настя не скинула бы мою руку, если бы я вдруг рискнул погладить ее коленку.

— А если хочется подняться?

— У тебя сотрясение мозга, перелом челюсти.

— Это намек?

Я все-таки рискнул и ладонью накрыл ее коленку.

— Может быть еще хуже, — язвительно и даже злорадно усмехнулась она.

Но руку с коленки не столкнула. И тело ее заметно напряглось — в предвкушении продолжения. Ведь если я настоящий мужчина, то, сказав «а», обязан произнести «б»… Только вот готова ли она совершить со мной путешествие по всему алфавиту? Вдруг ее интересуют буквы «р» и «с»? Развод с женой и свадьба с ней самой… Я бы не хотел так далеко заходить. Достаточно «д» и «е»…