Время выбирать - Патриция Хорст

Спрятавшись за раскрытым меню, Маргарет удивленно смотрела на дочь.

— Он тебе не нравится?

— Я его презираю. — Джудит старалась говорить как можно тише. — Нет, он даже не достоин моего презрения. Ладно, — сказала она уже нормальным голосом. — Мам, ты что-нибудь выбрала себе?

Но Маргарет была настолько поглощена тем, чтобы сложить дважды два и при этом получить пять, что ей было безразлично, что заказать на ужин. Она смотрела то на Джудит, то на Томаса, то на Макса. А затем с дрожью в голосе спросила:

— О, Джудит! Уж не он ли?.. Господи! Это он?

— Мама! Да как ты могла подумать! — возмущенно произнесла Джудит. — Забудь, что он существует, и давай спокойно поужинаем.

Если Розалин сохраняла самообладание и оставалась спокойной, то Джудит от возмущения или от презрения к кому-то буквально выходила из себя. Она могла вся пылать от негодования. В эти минуты ей недоставало лишь копья в руке, — и возник бы отличный образ воинственной амазонки, готовой в любой миг поразить своих врагов.

— Роберт, тебе не следует позволять пациентам вторгаться в твою личную жизнь. И уж, во всяком случае, тебе нельзя поощрять такое фамильярное поведение, какое сегодня продемонстрировала эта пожилая женщина, — наставляла Камилла своего сына, зная, что ее голос прекрасно доносится до слуха сидящих за соседним столиком. — Это люди не нашего круга, дорогой.

Роберт знал, что ее слова были адресованы Джудит и Маргарет и что те прекрасно их слышали. Ему было не по себе.

— Это люди как раз моего круга, — ответил он резко матери. — И я едва ли смогу без них жить!

— Тебе не следует так думать, сынок, — прогудел Джорж Капота. — У меня уже готов для тебя кабинет с твоей фамилией на двери. Ты можешь в него перебраться в любое время, когда захочешь.

— Пап, может быть, после нашей свадьбы, но не сейчас, — мягко возразила Розалин. — Роберт привязан к своей больнице, и мне кажется, да нет, я даже уверена, что пациенты очень любят его, как и он их.

— Его отец, дорогая, тоже всецело посвятил себя медицине, — вклинилась в беседу Камилла. Холодное презрение в ее голосе растаяло, и она с теплым упреком попыталась возразить Розалин: — Но он никогда не позволял своим пациентам переходить дозволенные приличием границы. Чего, кстати, не мешало бы знать дирекции этого заведения. Я раньше и представить себе не могла, что окажусь за ужином рядом с теми, чьи манеры годятся лишь для… Нет, это просто возмутительно! У меня нет слов! Этой молодой дамочке, — она взглядом указала на Джудит, — следует обучить своего невоспитанного отпрыска хотя бы элементарной вежливости. Хотя, право, ей и самой не мешает обучиться кое-чему, если уж она хочет появляться в нормальном обществе! Подумать только, этот мальчуган чуть не сбил меня с ног и даже не удосужился извиниться!

Роберт едва сдержался, чтобы не взорваться в ответ на несправедливые материнские упреки.

— Помилуй, мама, он же еще ребенок!

— Каким и ты был когда-то. Но ты же не вел себя так, как он!

Еще как вел, мамочка! — подумал ее великовозрастный сынок. Проступок Томаса — ничто по сравнению с тем, что вытворял я, хотя был не многим старше его.

Розалин, почувствовав его гнев, примирительно положила свои пальцы с большим бриллиантом на его руку.

— Не думай об этом, дорогой! — проворковала она нежно. — Это все мелочи.

— И в самом деле! — вставила Анна Капота. — Мы же здесь собрались, чтобы отпраздновать день рождения Камиллы. Давайте забудем о тех, кто к этому событию не имеет никакого отношения, и прекрасно проведем время.

Но это были не мелочи! В душе Роберта бушевал ураган. Слова матери задели его сильнее, чем кто-либо мог предположить. Гигантским усилием воли он сдержал себя, чтобы не хлопнуть кулаком по столу.

Это мой ребенок! Вот так! А вы говорите, не думай об этом! Джудит же — мать моего ребенка. И не смейте обижать их! — Роберт мог так сказать, но вместо этого сник, словно смирившись с происходящим.

А тем временем беседа за столом перешла в мирное русло, и неприятный инцидент был всеми забыт, словно его и не было вовсе. Может быть, и ему окончательно успокоиться? Да, он в ту жаркую ночь не думал о последствиях. Но, что сделано — то сделано, и сейчас уже не стоит сильно горевать по этому поводу. Все так…

Но единственный сын рос без него. Да, его не было рядом, чтобы перевязать поцарапанные коленки, когда малыш впервые упал с велосипеда, или прогнать вон его ночные страхи. А в то время, когда надо было в момент болезни ребенка всю ночь не смыкать глаз возле детской кроватки, он тоже находился далеко. И как после этого можно спокойно сидеть и слушать, как другие оскорбляют его сына и Джудит!

Ему хотелось доказать себе и Томасу, что он настоящий отец. Тогда и Джудит рано или поздно это признает. И уж если эта женщина здесь, он больше ее не упустит.

Единственное, что его удерживало от немедленных действий и признаний, — это обида и отчаяние Розалин. А его невеста такого унижения не заслуживала.

6

Уже после того, как Маргарет и Томас легли спать, Джудит решила немного расслабиться в теплой ванне. Минут через сорок она облачилась в свое новое красное платье и села на диван смотреть телевизор. Но ни глупые лица участников шоу, ни идиотский текст передачи не могли избавить ее от чувства унижения, которое довелось испытать за ужином.

Мучительней всего было видеть Роберта с этой смазливой девчонкой, сверкающей большим бриллиантом на одном из пальцев изнеженных рук. Ведь ее саму за все время их юношеского романа он ни разу не пригласил ни к своим друзьям, ни в ресторан или театр, стараясь не афишировать их отношения. Их встречи происходили или в темной аллее, или в каком-нибудь другом уединенном месте. И лишь один раз он неожиданно позвал Джудит домой, представив своим родителям. Вероятно, до этого у них произошла крупная ссора, и ему нужно было любыми путями показать отцу и матери свое «я».

Но в семнадцать лет она убеждала себя, что ее возлюбленный держит в секрете их отношения, чтобы спасти ее репутацию. Именно поэтому он увозил ее в какой-нибудь мотель за пятьдесят миль от города.

Однажды они заснули вместе и проспали до трех утра. Когда же Джудит приехала домой, то забралась к себе в комнату, на второй этаж, по приставной лестнице. Но там ее уже поджидал разъяренный отец с ремнем в руке.

Странно, но Джудит было все равно. То, что происходило между ней и Робертом, давало ей силы вынести любые, даже самые страшные, истязания. Их любовь была подобна той, о которой пишут поэты… Все эти годы Джудит утешала себя мыслью, что если бы Роберт захотел жениться, то женился бы только на ней.