В окопах времени - Борис Орлов

В общем, смерть свою они достойно приняли, что бы они в прошлом ни сделали! Искупили кровью! Своей и вражеской! Да… Однако немцев это не остановило! Смяли они нашу оборону, заняли траншеи. Ну и начали на нас поворачивать, чтобы фланг свой обеспечить! Вот… А лужок-то болотистый только у речки! А со стороны лощины пологий сухой склон! Отличные, просто полигонные условия для атаки! Они и атаковали! Давай, Витек, плесни еще по полной! Что-то от этих воспоминаний сердце защемило! Вот, казалось бы, третий год воюю, до майора дослужился, две «звездочки»[3] на груди краснеют да три золотых[4] шеврона сверкают, а до сих пор этот бой забыть не могу! Глянул я тогда на своих орлов — как они? Нормально! Хоть и интеллигенты, а не дрожат! А старший политрук со своим шофером хватают артистку в охапку и в тыл бегом! Я еще мельком подумал, что струсили они! Вот веришь, Витек, сколько времени прошло, а мне за ту мысль до сих пор стыдно! Потому как ошибся я и ошибся сильно! Тут мне не до раздумий стало, немцы-то прут! Пятнадцать танков вверх по склону ползут, за ними батальон пехоты в цепь развернулся, а со дна лощинки еще десяток самоходок постреливает! В общем, веселуха полная! Ну, вдарили мы по ним, да толку… Сотня винтовок да три пулемета… И чувствую я — не удержим высоту! Выбьют нас! Слышу, один из моих «Максимов» замолчал. Я к нему! Добежал, а от расчета только клочья остались, по стенкам окопа раскиданные! Ну думаю, все — хана нам! Огляделся я по сторонам тоскливо и вдруг вижу — возвращаются мои «беглецы»! И политруки, и шофер их. И тащат какие-то пеналы! Прыгнули в стрелковые ячейки, и тут такое началось! Пеналы эти «эрэсами»[5] оказались! Противотанковыми! Что глаза округлил? Неужели тебе еще немецкие «фаустпатроны» не попадались? Ах, попадались! Ну, так чего ты тогда удивляешься? Откуда они у наших в сорок первом взялись? Вот об этом, Витек, я до сих пор гадаю! Да и не «фаустпатроны» это были. Наше это было оружие, советское! Политрук их потом «гранатометами «Муха» назвал. Что ты ржешь? Эти «Мухи» жужжали так, что немцам мало не показалось! Через пять минут немецкие танки пылали! Да-да, Витек, как свечки на новогодней елке!!! Какое расстояние до них было? Метров триста-четыреста! Сам знаю, что «фаустпатроны» так далеко не бьют! Я ж тебе говорю — советские это были хлопушки! Ну, ты, блин, и вопросы задаешь, Витек! Ну откуда я знаю, почему их до сих пор в войсках нет! Мне тот политрук еще тогда сказал, что это экспериментальное оружие.

Что дальше было? А! Интересно стало! Хе! Налей еще по половинке. Эх, хорошо прошла! Ну вот, а потом слышу — пулемет заработал! Я думаю — откуда? Как? Ведь оба моих «Максимки» уже вверх колесами к тому времени лежали. И интересно мне стало! Я ужом по ходам сообщения на звук! Дополз — глядь, а тот корреспондент, младший политрук, с каким-то незнакомым пулеметом в свободной ячейке пристроился и стреляет! И смотрю — хорошо стреляет! Да не просто хорошо, а отлично! Короткими очередями, экономно, а после каждой очереди три-четыре немца в цепи падают и не поднимаются! Ну, блин, думаю, повезло мне — опытный пулеметчик попался. И не просто опытный, а обстрелянный! Пять очередей даст и меняет позицию, пока немчура по нему не пристрелялась! Что за пулемет? Хрен знает! Чем-то на чешский VZ-26 похож, только рожок сверху не торчит. Питание ленточное, а сама лента в коробку уложена, а та коробка снизу к ствольной коробке пристегнута. Ну, ты слушай, что дальше-то было! А дальше у этих чудо-корреспондентов заряды к их гранатометам кончились. Но это было уже не важно, атакующие танки сгорели, а те, что внизу стояли, назад через речку ушли. А за ними и пехота покатилась. Я до старшего политрука добежал, а он из автоматического карабина бьет. И как бьет! Любо-дорого смотреть! Один выстрел — одно попадание! Причем только офицеров выбивал! Что за карабин, спрашиваешь? Вот тут опять загадка, никогда больше я таких карабинов не видел! Только у немцев что-то похожее есть — штурмовая винтовка называется. Как ты сказал? Вот-вот! Штурмгевер![6] Видел уже? Ну, значит, можешь представить тот карабин. Внешне очень похож, только легче и сделан проще. Как это, какой лучше? Наш, конечно!

В общем, отбили мы ту атаку. Тут немцы опять из пушек огонь открыли, мы все по щелям, как тараканы, попрятались. Я с этим корреспондентом в одной ячейке сижу. Вокруг грохочет, а я его все выспрашиваю, что это у них за оружие. И тут понимаю я — не корреспонденты они! Тогда я политрука напрямую спрашиваю: мол, вы кто такие? А он сначала сказал что-то вроде «Спецназ ГРУ». Видно, что машинально ответил, но потом поправился: «Мобильная группа особого назначения»! Я обрадовался было, ну еще бы — такое подспорье в обороне! Но политрук мой пыл сразу охладил. Сказал, мол, прости, лейтенант Гымза, но у нас свое задание. Хотя до вечера обещал остаться. Ну и остались они… До вечера еще три атаки отбили. Вижу я — выдохлись немцы! Затихло все, только на юге погромыхивает. Как потом выяснилось, это Гудериан к Туле прорывался. Теперь-то я знаю, что мы уже тогда почти в окружении бились. А тогда я об этом не думал, отбили атаки — и слава богу! То есть «слава труду»!

Отбились и отбились! Я, конечно, людей проверил, потери подсчитал, раненых на эвакопункт отправил. Вроде все дела свои командирские переделал. Можно отдохнуть, перекусить, принять «наркомовскую». Я тогда политруку и говорю: пошли ко мне в землянку, отметим нашу маленькую победу. А он: погоди, надо артистку нашу из убежища вызволить. Интересно мне стало, что там у него за убежище. Напросился проводить. А он идет напрямую к своей машине. Они, оказывается, в полукилометре от передовой ее оставили. Подходим мы к «ЗИСу», а возле него воронка здоровенная от пушки-гаубицы немецкой стопя-тимиллиметровой… Ну, думаю, если артистка где-то рядом пряталась… Жаль девушку…

Нет, подходит политрук к автомобилю, открывает дверь, и артистка живая и невредимая выпархивает… Что, блин, за чудо? Воронка в пятнадцати метрах! Простой «ЗИС» весь осколками бы посекло! Присмотрелся я тогда к машинке этой повнимательнее, хотя и темнело уже… И что ты думаешь? Нашел на борту несколько царапин! От осколков! Словно по броне чиркнуло! Да нет, Витек! С виду это самая обыкновенная машина была — ЗИС-101. Что говоришь? БА-20? Ну, ты, Витек, думай, что говоришь! Что я, кадровый офицер Красной Армии, броневик от легковушки не отличу? Вот только борта у той легковушки были попрочнее бортов броневика!!! После близкого разрыва БА-20 решето напоминает! Сколько я их за войну навидался, коробочек этих!

Ладно… Извлекли мы из «ЗИСа» артистку, гитару, коньяк, закуску эту московскую, диковинную. Почему диковинную? Ну, консервированную ветчину ты наверняка видел, а вот лапшу в коробочках, которую готовить не надо? Как это? А вот так! Заливаешь кипятком, ждешь три минуты и готово! Название у нее тоже какое-то смешное было, татарское, что ли — «Доширак»…

Ну, посидели мы душевно, это я тебе уже рассказывал… Да, песни пели, коньяк пили… Неплохо, в общем, время провели! Я все порывался политруков этих расспросить об оружии, да и обо всем другом… Но то ли постеснялся, то ли… Что потом? Потом я посты проверять отправился, а когда вернулся, мне взводные и говорят, мол, ворвался в землянку Левкович со своими подручными и арестовал наших гостей, те и сделать ничего не успели! На каком основании? Блин, Витек, какое этим уродам нужно основание? Петька, ну, зам мой, так он сказал, что, когда их обыскивали, то под шинелями много чего нашли! Рации, что ли, какие-то портативные с надписями не по-русски. Как там Петька сказал? Слово уж больно мудреное, но зам мой университет перед войной окончил… «Моторола», что ли? Да, точно — «Моторола»!

Ну, думаю, совсем Левкович оборзел — таких боевых ребят хватает! А фронт кто держать будет? Особист этот хренов со своими мордоворотами? Сел я тогда и крепко задумался. Ну не мог я допустить такую несправедливость! И вот тогда, Витька, я и решился на авантюру, по меркам нашего государства — преступление! Об этом, Витька, теперь только двое знать будут — ты и я; остальные посвященные — на том свете все: и правые и виноватые! Но я тебя с первого класса школы знаю, да и на фронте ты за чужими спинами не прятался! Вон какой иконостас у тебя, покруче моего будет! Да и то, что мы с тобой именно в госпитале встретились… Ладно-ладно, Витек, хорош обниматься! Переборщил с непривычки, парень… Еще бы — три месяца на больничной койке… Сядь, закури, дай мне историю закончить.

Ну, успокоился? Продолжаю… Подумал я тогда, да и позвал несколько ребят, в которых был уверен, как в самом себе: двоих взводных, Петьку, зама своего, да сержанта из второго взвода, пожилого дядьку, третью войну уже пахавшего. У него на Левковича зуб был: тот его за «превознесение царского генерала» арестовать хотел, комиссар полка отмазал, они с этим сержантом вместе в партию вступали, в одна тыщща девятьсот пятнадцатом году. Какого генерала? Да про Брусилова дядька красноармейцам рассказывал, про прорыв его знаменитый, хотел новобранцам мысль внушить, что немца победить можно.