Вообрази свой мир! Из жизни гениев и психов - Владимир Алексеевич Колганов

всё осветилось в одно мгновение. Я сел за рояль и стал писать с такой стремительностью, как будто я всё уже знал наизусть».

Сходным образом процесс творчества описывает Чайковский:

«В другой раз является совершенно новая самостоятельная музыкальная мысль… Откуда это является – непроницаемая тайна… Сегодня, например, с утра я был охвачен тем непонятным и неизвестно откуда берущимся огнем вдохновения, благодаря которому я знаю заранее, что всё написанное мной сегодня будет иметь свойство западать в сердце и оставлять в нём впечатление».

Итак, по-прежнему неясно – что, откуда и почему? Кутанин пытается найти ответ во сне – к счастью, не в своих сновидениях:

«В психической полутемноте или, ещё чаще, в полном мраке душевной деятельности возникают симфонии, баллады, песни, сказки и произведения изобразительных искусств… Нередко художники, писатели и поэты сами сравнивают свои творческие переживания со сном… Когда мы всмотримся внимательнее в сонное переживание, то мы должны будем сказать, что границы между нормой и психической болезнью стёрты. Сумеречное состояние истеричного построено по тому же трафарету, что и сновидение. С другой стороны, бредовое лихорадочное состояние тифозного, онейроидная спутанность, шизофреническая вспышка – всё это взаимно переплетается самыми незаметными переходами».

Тут следует пояснить, что онейроидный синдром – это что-то вроде грёзоподобной дезориентации. Хотя и такое толкование мало что объяснит неспециалисту.

Кутанин настаивает на том, что именно «в полном мраке душевной деятельности возникают симфонии, баллады, песни, сказки…» Попытаемся разобраться, что из себя представляет этот «мрак».

Представим, что есть некая проблема, которая не даёт покоя Автору, будь то учёный или же художник. Сначала Автор пытается найти решение логическим путём, потом перебирает варианты наугад, и вот наступает момент, когда мозг уже не в состоянии следовать его желаниям. Надо отдохнуть – вздремнуть, отвлечься, к примеру, занявшись физическим трудом, и вот через некоторое время Автора, что называется, осеняет. Вдруг появляется вполне оформленная мысль, или художественный образ, или музыкальная фраза – остаётся только положить это на холст или на бумагу. Почему же так произошло? Судя по всему, в мозгу продолжился процесс поиска решения, но уже помимо воли Автора – он тут как бы ни при чём, но мозг из сохранившихся воспоминаний и эмоций пытается составить некую цельную картину, нанизывая одно памятное событие на другое, или формирует из обрывков мыслей цепь непротиворечивых суждений, которая заканчивается принятием решения. По сути, здесь срабатывает некий защитный механизм – механизм самосохранения. Блуждающие в возбуждённом мозгу мысли сродни известным нам из химии свободным радикалам, они способны нарушить тщательно отлаженные процессы, благодаря которым человек сохраняет здравый ум и твёрдую память. Если этих «радикалов» слишком много, тут недалеко и до безумия. Недаром образование в организме свободных радикалов связывают с процессами старения. Но, связываясь в некую цепочку, эти блуждающие мысли становятся безвредными, возбуждение спадает, а если очень повезёт, эта «цепочка» превратится в образ или мысль, что позволит Автору решить вроде бы неразрешимую проблему.

Достоинство такого «метода мышления» в том, что он не подвержен влиянию эмоций, ему неведома усталость – допустим, человек спит, но мозг ни на минуту не имеет права «отключиться». Там, где-то в глубине идёт тяжёлая работа. Иными словами, сознание человека отдыхает, а подсознание работает. Что станет итогом такого рода творчества? Тут многое зависит от личности Автора – бывает так, что воспоминания не впечатляют, обрывки примитивных мыслей приспособить не к чему. Есть только претензия на гениальность…

Теперь самое время возвратиться к проблеме, которая до сих пор не решена – к проблеме связи творчества с безумием. В 1863 году итальянский психиатр Чезаре Ломброзо написал книгу «Гениальность и помешательство». Там есть такие строки:

«Ещё Аристотель, этот великий родоначальник и учитель всех философов, заметил, что под влиянием приливов крови к голове "многие индивидуумы делаются поэтами, пророками или прорицателями и что Марк Сиракузский писал довольно хорошие стихи, пока был маньяком, но, выздоровев, совершено утратил эту способность"».

Кровоснабжение мозга безусловно важное условие его работы – по себе знаю, что после сытного обеда в голове не появляется ни единой интересной мысли. Видимо, основные силы организма брошены на поддержание работы органов пищеварения, ну а голове достаются только крохи. Однако и на пустой желудок трудно что-то впечатляющее написать – тут требуется что-то среднее между сытостью и голодом. Недаром Антон Чехов утром пил только кофе, днём – бульон, и только к вечеру позволял себе кое-какие кулинарные излишества. Однако процесс творчества куда сложнее, чем может показаться, особенно если происходит вблизи грани, за которой властвует безумие.

Судя по всему, безумец «спит наяву», то есть работает тот же механизм, что и у здорового человека, но мозг испытывает двойную нагрузку – человек сознательно пытается найти решение проблемы, но параллельно этому идёт процесс поиска помимо его воли. Увы, силы организма не беспредельны и потому не избежать беды, если не удастся «взять себя в руки». Однако выздоровление может означать потерю прежнего «алгоритма принятия решений», и нет никаких гарантий, что недавний «безумец» найдёт адекватную замену. Иными словами, потенциальный гений превращается в посредственность. Но это моя версия развития событий, с которой дипломированные психологи вряд ли согласятся.

Заплутав в «психической полутьме», Кутанин переходит к анализу бредовых состояний:

«Нечто подобное развёртывается в психике больного и при различных состояниях отравления. Одним из типичных можно считать бред при белой горячке. И здесь, знакомясь с переживаниями больного, мы попадаем в мир чертей, в преисподнюю, в различные фантастические страны, туда, куда уносит нас поэт в своих воображаемых ситуациях. Неудивительно, что Э. По и А. Гофман, злоупотреблявшие спиртными напитками, использовали эти переживания в целях своих, поразительных по жуткости, рассказах и сочинениях».

По мнению психиатра, всё предельно просто – стоит крепко выпить, и вот отравленный организм сам выдаёт такие образы, которые трезвому человеку и не снились.

«Здесь, в этих областях … „подсознания*, сближается гениальность и помешательство, здесь рождается бред, и отсюда возникают прекраснейшие произведения искусства. Поэтому изучение болезненного творчества обещает нам приоткрыть завесу над скрытой ещё областью творчества здорового».

А я вот очень сомневаюсь – по себе знаю, что стоит написать хотя бы несколько строк в нетрезвом состоянии, как после отрезвления убеждаешься, что это ерунда, не достойная пера писателя. Более того, после сильного подпития мне требовалось около недели для восстановления творческих способностей, как в науке, так и в живописи или в писательском труде. Скорее уж алкоголь можно использовать для избавления от стресса, вызванного обилием образов, которые создал своим воображением – образов, которые существуют как бы сами по себе