Русская и советская кухня в лицах. Непридуманная история - Ольга Сюткина

Выйдя в отставку, он некоторое время живет в Москве, уделяя больше внимания писательству. Вообще, литературная деятельность рано начала привлекать Филимонова. Еще в 1811 году он избирается членом «Общества любителей российской словесности» при Московском университете[56]. А через несколько лет (в 1818-м) ему присваивают звание почетного члена Вольного общества любителей российской словесности, затем и Вольного экономического общества.

После разгрома восстания декабристов B.C. Филимонов делает попытку в 1827 году самостоятельно издавать два журнала и газету. Петербургский цензурный комитет рассмотрел его ходатайство «О дозволении журналов «Время», «Надежда» и газеты «Отголосок мира», но ни одно из них не было допущено к изданию. Лишь в 1829 году с большими трудностями он получил дозволение на выпуск литературной газеты «Бабочка». В этом же году по причине стесненных материальных обстоятельств B.C. Филимонов вновь возвратился на госслужбу, получив именным указом назначение на должность губернатора в Архангельск.

План Архангельска 1813 года

Это был достаточно стремительный взлет карьеры. Все-таки в 42 года стать действительным статским советником (фактически – генерал-майором гражданской службы) суждено было не каждому. Но чиновничья жизнь в царской России – это тоже «не подарок». Интриги, покровительство проектам и сделкам, господряды – все это не сегодня возникло. А находясь под впечатлением недавнего декабристского восстания 14 декабря 1825 года, Николай I стал вдруг очень серьезно относиться к госаппарату (Господи, до чего же порой повторяется наша история). Любой донос грозил длительным разбирательством, следствием.

С одним из таких заявлений «о покровительстве купцу Качнову» Филимонову удалось справиться. Хотя вести дознание был послан в Архангельск сам сенатор А.Д. Гурьев. По иронии судьбы, также имевший отношение к нашей гастрономии: его отец граф Дмитрий Александрович Гурьев – «изобретатель» той самой гурьевской каши.

Вряд ли именно общие кулинарные интересы склонили сенатора в пользу подозреваемого Филимонова. Однако вердикт следствия был оправдательным.

Но беда не приходит одна, и в июне 1831 года московская охранка арестовывает членов тайного студенческого кружка, планировавшего вооруженное восстание. Собственно о «серьезности» всего этого заговора свидетельствует разношерстный состав его руководителей – отставной надворный советник Н.П. Сунгуров, отставной прапорщик Ф.П. Гуров, студент Московского университета Я.Н. Костенецкий, отставной надворный советник Д.А. Козлов. Кроме студентов Московского университета и Московской медикохирургической академии туда входили офицеры и разночинная интеллигенция. Декларируемой целью общества было принятие конституции. В доносах одного из членов этого общества студента И.Н. Поллонина раскрыт намеченный конкретный план действий общества: предполагалось привлечь на сторону восставших войска и, взяв столицу, затем идти на Тулу, взять Тульский оружейный завод и даже попытаться взбунтовать Малороссию. Поверить в осуществимость этих планов могли только напуганные недавним декабристским восстанием власти, которым «заговор» чудился уже в каждой студенческой вечеринке.

Вот только спуску не было никому. Что там понапридумывали студенты в своих революционных прожектах – сейчас уже неведомо. Как и то, кто из них был искренним сторонником свободы, а кто – просто провокатором III отделения. Как бы то ни было, но строчка в показаниях о том, что они в случае неудачи «будут пробиваться в Архангельск», где при поддержке губернатора погрузятся на корабли и отбудут в Англию, – была решающей.

Арестованный В. Филимонов все категорически отрицал. Да только при обыске у него обнаружили переписку с декабристами Муравьевым и Батеньковым, копию письма осужденного полковника Штейнгеля, размышления о конституции. В общем, полнейшая крамола и подрыв устоев. И хотя часть этих бумаг попала к губернатору вполне невинным образом – от родственника, работавшего в следственной комиссии по «декабристскому» делу, Филимонова это не спасло. Бывший чиновник был выслан на поселение в Нарву, лишен имущества и состояния и затем отдан под надзор местной полиции. Начались долгие годы нужды, гонений.

В общем, ничего необычного. Такие повороты судеб встречались и до, и после этого. Но почему же, спросите вы, мы вдруг упоминаем имя Филимонова среди людей, внесших вклад в русскую кулинарию? Все просто. Оказавшись «на дне» – полностью разоренным и уволенным отовсюду, Владимир Сергеевич занялся тем, что оставила жестокая судьба. Литературным творчеством, поэзией. Которые единственно и остались ему в качестве средства к существованию.

«При таком стеснении уже не ради славы, а почти ради Христа я вынужден прибегнуть к единственно остающемуся мне средству отклонить от себя крайний недостаток – к занятиям литературным. Но после случившегося со мной, при всей чистоте намерений моих, я всего боюсь: в продолжение трех лет страданий, несмотря на нужды мои, я ничего не печатал, хотя продолжал работать над своими поэмами»[57]. Однако на все ходатайства о смягчении своей участи Филимонов получал неизменные отказы от III отделения. Причины были понятны. Как объяснялось в письме министра внутренних дел А.Х. Бенкендорфа (август 1836 года), «…действительный статский советник Филимонов прикосновенен к открытому в Москве в 1831 году Тайному злонамеренному обществу, за что по Высочайшему поведению сперва содержался в Санкт-Петербургской крепости, а потом назначен ему был местопребыванием г. Нарва»[58].

Вот так он, возможно, и пришел к главному делу своей жизни. Кто бы там сто лет спустя вспомнил пусть бы даже и успешного губернатора? Только дотошные историки, собирающие материалы для местного краеведческого музея. А поэма Филимонова «Обед» осталась в памяти россиян. И сегодня изумляя чистотой стиля и яркостью языка.

Однажды был такой обед,Где с хреном кушали паштет,Где пирамида из котлетБыла усыпана корицей,Где поросенок с чечевицейСтоял обвитый в колбасах,А гусь копченый – весь в цветах.А вот обед, где ветчинаБыла с изюмом подана!!!Вот редька горькая с сметаной!!!Вот с черносливом суп овсяный,С лавровым листом колбаса,С ершами – соус из морошки,С брусникою – телячьи ножки!

Даже специалисты отмечают, что поэма, состоящая из пяти частей, отличается сложностью композиции[59]: В.С. Филимонов вводит в художественный текст целый стихотворный «Обеденный устав», состоящий из пятидесяти двух параграфов, затем дополнение к «Уставу». Есть здесь и сатирическая «Песня», высмеивающая «льстецов, гордецов, волокит, банкометов, скупцов». Поэт шутливо замечает, что у людей подобного рода «нехорошо варит желудок». Этот рефрен, много раз повторяющийся в «Песне», скрывает авторскую насмешку над «пошлостью пошлого человека», прожигающего бесполезно свою жизнь, либо приспосабливающегося к постылой действительности.