Та, что будет моей - Агата Лель

зарабатываю, и нам ничего от тебя не нужно! — гордо вскинув подбородок, она взяла доску и одним взмахом ножа скинула овощи в большой прозрачный салатник. — К тому же я уверена, что тебе есть на кого потратить свои деньги.

— И о ком это?

— Ни о ком, — отвернулась, перемешивая что-то скворчащее в маленькой сковороде. Он не понял о чем речь, но тему развивать больше не захотел. Вздохнул, ощутив, что запарился. Причем во всех смыслах.

Стянув пиджак, стоимостью как четыре ее кухонных гарнитура, небрежно бросил на свободный табурет. Расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке.

Она, орудуя деревянной лопаткой, косо проследила за его манипуляциями.

— И что теперь будет? — задала неожиданный вопрос.

Он поднял на нее рассеянный взгляд.

— Ты это о чем?

— Ну, пиджак, портфель с документами… Это было очень важно?

Перспектива работать в Сколково? Нет, что ты.

— Разберусь.

Ему показалось, что она хотела спросить что-то еще, но будто передумала. Выключив под сковородой огонь (он готов был поклясться, что не видел таких плит тысячу лет!), открыла навесной шкаф и потянулась чтобы достать тарелки. Но то ли она сильно волновалась и не следила за движениями, то ли агрегат для хранения посуды стоял неудобно, но хромированная стойка была задета и штук пять-шесть тяжелых стеклянных крышек поехали набок, грозясь обрушится на пол горой осколков.

Реакции Вишневского позавидовал бы даже спринтер: он резко подорвался с места и успел перехватить бандуру ровно за секунду до катастрофы.

— Я так и знала, что когда-нибудь это наверняка произойдет! — взволнованно охнула она, явно чувствуя себя неловко от такой его вопиющей близости.

А он действительно был непростительно близок: стоял позади, тесно прижавшись к ее спине. Он ощущал, как упираются в его грудь ее острые лопатки, и кое-кто пониже — прямо в пах.

Эй, это запретный прием, мы так не договаривались!

Секса у него не было ну недели полторы. Не много, да, но и не так мало, чтобы организм молниеносно не отреагировал на не намеренную провокацию.

Отреагировал так, как и положено реагировать организму молодого мужчины в его здоровые двадцать семь.

Сейчас, находясь так близко, ощущая ее запах, ее тело, он вспомнил. Вспомнил все. И от этого почувствовал еще больший разгон тестостерона. Тот мчался по венам, спеша в сконцентрироваться в стратегически важном месте. И кажется, та прыть, с какой его организм принялся качать топливо мужского либидо, ее даже испугала.

Она обернулась на него, изо всех сил пытаясь скрыть во взгляде то ли удивление, то ли возмущение, а он, в свойственной ему манере, даже ухом не повел, не отойдя при этом ни на шаг. И порадовался, что люди не умеют читать чужие мысли, потому что думал он сейчас о том, что давно уже не хотел заняться сексом так неожиданно и так остро. По-взрывному.

Он вдруг явственно представил как смахивает со стола все эти нелепые солонки и приподняв ее за бедра…

— Ма-ам, я есть хочу, — раздалось где-то совсем возле двери.

Она резко вздрогнула и, облизав пересохшие вдруг губы, не сводя взгляда с Вишневского проговорила наигранно бодро:

— Конечно, иди сюда, я уже все приготовила.

Валюша прошлепала на кухню и, подойдя к столу, забралась на растущий стул, усадив рядом свою игрушку. По очереди посмотрела на испуганную маму, на дядю со странным выражением лица.

— А ты будешь есть с нами? — серьезно спросила у Вишневского, и тот кивнул, не отрывая взгляд от застигнутой врасплох бывшей.

— Конечно. Я очень голодный.

Аглая опустила глаза и абсолютно точно покраснела.

Сцена, что только что произошла между ними в его планы не входила, он не планировал ее соблазнять, не собирался посягать на ее честь и уж точно не думал делать что-то силой. Но теперь вдруг явственно понял, что если бы ребенка не было дома, то вечер определенно получился бы томным.

Часть 11

* * *

Ужин оказался простым и действительно вкусным, ничего особенного: паста с каким-то домашним мясным соусом, салат из овощей. Вишневский орудовал вилкой и искоса посматривал на свою дочь, которая копалась в салатнице, выковыривая кольца редиса. Потом взглянул в свою тарелку, где в стороне гордо высилась розовато-белая горка. Улыбнулся.

— Тоже не любишь редис?

— Фу, нет. Он горький.

— Зато полезный, — тоном строгой, но справедливой учительницы, вмешалась в беседу Аглая. — Ешь, — а потом Артуру: — И ты тоже.

На нее он посматривал так же, пытаясь понять, как себя ощущает в этот момент. Что чувствует. А чувствовал он что-то определенно.

Он вдруг понял, что ему даже как-то уютно находиться здесь, в их этой маленькой съемной квартире. Не хочется никуда спешить, думать о работе. Ничего не хочется, хочется просто смотреть как его маленькая дочь копается в салатнице и, морща нос, вынимает редис. Здесь и сейчас, в эту самую минуту.

Стареешь ты Дзен, что ли.

Неожиданно сытое течение его мыслей прервал звонок в дверь. Маленькая компания одновременно оторвалась от поедания ужина: Вишневский цепко взглянул на Аглаю, она — растерянно — на кухонную дверь, ведущую в коридор.

— Ты кого-то ждешь?

— Нет, — но тем не менее из-за стола выбралась. — Сейчас узнаем.

Он понятия не имел, какой у нее круг общения, есть ли здесь подруги или это забежала соседка. Вернее… Сосед.

Да долбаный ты Валя!

Ну чего тебе дома не сидится, а?

— Привет. А я домой шел, смотрю, у вас свет на кухне горит, — пробасил он, явно войдя уже в прихожую. — Не занята?

— Нет, я… — обернулась, наткнувшись на взгляд Вишневского: он уже стоял в проеме, разделяющем прихожую и кухню. Стоял, сложив руки на груди, совершенно не собираясь скрывать своего настроя.

А настроен он был… ну не дружелюбно.

Его бесил этот мужик. Чувствовал он, что что-то с ним не то. Да, можно было бы списать все на элементарную ревность или чувство