Поцелуй, Карло! - Адриана Трижиани

Большие круглые часы неутомимо тикали над трехстворчатым зеркалом и табуретом перед ним. Часы висели в каждой комнате театра, чтобы стимулировать труппу, напоминая о скором выходе на сцену, – а может, просто потому, что какой-то богатый театрал умер и завещал все эти часы Театру Борелли. Сэм считал, что любое даяние должно служить общему делу.

Фрэнк подхватил тряпичный помидор, нашпигованный булавками, и осмотрел его.

– Ты все тут делаешь сама?

– Иногда приходится. Ты не подумай, мне много помогают. Но времена изменились. У нас была большая труппа, а теперь от нее мало что осталось.

Калла вывернула бархатный кафтан наизнанку, положила его на стол, пригладив, и спрыснула раствором, перед тем как нацепить на вешалку с надписью «Хор», снабдив ярлыком.

– И с костюмами возишься каждый вечер?

– Раз в неделю. Актеры сами заботятся о своих костюмах. Но у нас нет денег на химчистку до самого конца сезона, так что надо выкручиваться.

Калла потрясла бутылку с распылителем на горлышке:

– Водка.

– Обычно, если я на свидании, водка входит в состав коктейля, который я покупаю моей девушке. И она не поливает ею одежду.

Калла рассмеялась:

– Извини, Фрэнк. Добро пожаловать в театр. Этому старому фокусу я научилась от мамы.

Напоследок Калла занялась костюмом Виолы, пышным одеянием из шелковой тафты пурпурного цвета со шлейфом, обшитым золотом. Она бережно положила платье на стол.

– Этот костюм играет в театре, сколько я себя помню. Каждая исполнительница главной роли его носила. Каждая Люциана, и Дездемона, и Офелия. Мы меняли оборки и добавляли другой воротничок или рукав. А зрителям невдомек.

Калла осторожно сбрызнула ткань, чтобы не слишком ее намочить.

– Ты же знаешь, я ничего не понимаю в театре.

– Хочешь поучиться?

– А должен?

Калла засмеялась:

– Хотя бы честно.

– Но меня интересуешь ты.

Калла покраснела:

– Как можно интересоваться мной, не зная, чем я занимаюсь?

– Тебе бы понравилось чистить отстойники?

– Нет.

– И я не ожидаю, что понравится, но… это часть моей работы.

– Весьма справедливо.

– У нас много общего, чтобы интересовать друг друга.

– Ты так думаешь?

– Я уверен. Смотри, у тебя ровно три веснушки на носике безупречной формы.

Фрэнк соскочил со стола и неожиданно для Каллы прижал ее к себе.

– Мои родители полюбили друг друга на танцах в Сан-Донато в 1917 году, перед тем как папа ушел на Великую войну. Ты танцуешь?

Не успела Калла ответить, как Фрэнк закрутил ее по костюмерной, нечаянно наступив ей на ногу.

– Кто ведет, ты или я?

– Сама виновата, это ты вела.

– Нет, не я!

– Я не мог ошибиться. Я брал уроки танцев, – гордо заявил Фрэнк.

– Требуй деньги назад.

– Они не возвращают.

– Печально для твоего счета в банке и для моих ног. – Калла сделала реверанс и вернулась к костюмам.

– Калла, а сколько тебе лет?

– Двадцать четыре, а тебе?

– Тридцать три.

Калла присвистнула.

– Староват для тебя?

– Нет. В этом возрасте папа стал руководить театром.

– И отсюда же ушел на пенсию?

– Он здесь работал всю жизнь.

– И как он справился?

– Были времена, когда дела шли неважно. Провал спектакля может сильно ударить по семье. Но отцу всегда удавалось что-то придумать и исправить положение. Обычно помогала постановка комедии.

– Люди любят посмеяться.

– Конечно. И раньше они приходили за этим в театр.

– А я только что купил телевизор.

– В самом деле? – заинтересовалась Калла. – И как?

– Надо бы как-нибудь показать тебе. Очень увлекательная штука. Может, потому, что новая. Но там можно посмотреть «Мартина и Льюиса»[34]и всякие другие развлечения, не ожидая, пока их покажут в клубе или в кино, просто сидишь у себя дома и смотришь. Я думаю, это будущее.

– А я-то надеялась, что это кончится ничем.

– Чтобы твое дело опять начало процветать?

– Чтобы мир не менялся так быстро.

– А что плохого в переменах?

Калла пожала плечами:

– Чем плохо придерживаться ритуалов таких же древних, как сами люди? Есть нечто сакральное в том, что зрители приходят поглядеть на актеров, рассказывающих им истории. Раньше достаточно было просто хорошо рассказывать. Но нынешние зрители желают большего. Знать бы, как заманить публику на спектакли. Я думаю, что если бы они увидели хоть один, то стали бы ходить постоянно.

– Может, театр слишком старомоден, – предположил Фрэнк.

– Может, ничего такого с театром, но люди скорее останутся дома и будут смотреть телевизор.

Фрэнк перегнулся через стол, приблизив к ней лицо:

– Или, может, люди просто идиоты и не умеют ценить то высокое качество, которое им предлагает театр.

– Я думаю, ты сейчас так говоришь, потому что хочешь меня поцеловать.

– Нет, я просто поцелую тебя, потому что иначе жизнь остановится.

– Тебе точно пора избираться на должность мэра. Умеешь работать с публикой.

Фрэнк обошел стол и встал рядом с Каллой. Он сложил руки, как она, глядя на вешалку с костюмами.

– Я поцелую тебя, если только ты этого хочешь.

Она обернулась к нему, улыбнувшись:

– Возражать не буду.

Фрэнк нежно поцеловал ее.

– Есть хочешь? – спросил он.

– Всегда.

– И я. Но куда оно все девается?

– Пропадает на ступеньках между бельэтажем и подвалом. Если бы мне предложили исполнить одно мое желание…

– Да? – сказал Фрэнк, надеясь, что она подумала о нем.

– Я бы пожелала подъемник. С платформой.

– Хорошо, – кивнул Фрэнк.

– Я видела такой в Оперном театре Филадельфии. Не хочу думать, что я завистлива, но этому лифту я завидую. Мне здесь приходится много мотаться.

Калла вернула бутылку с водкой в секретное место, ящичек в швейной машинке «Зингер». Если оставить ее на виду, то Хэмбон Мейсон вместо спрыскивания смешает коктейль. Она погасила свет в мастерской и спросила:

– Куда мы пойдем?

– Я думаю, прокатимся.

– У меня машина.

– Тогда оставишь свою дома и возьмем мою. И поедем в «Палумбо» на поздний ужин. Ну как?

Калле нравилось, что Фрэнк умеет принимать решения. Она сама проводила дни и ночи в театре, принимая решения обо всем: от освещения до костюмов, акустики или как избавиться от жевательной резинки, прилипшей к полу в фойе. Хорошо, когда парень умеет планировать, а еще лучше, что ей уже заранее известно, что он отлично целуется. У Фрэнка Арриго было прекрасное будущее.

Ники и Пичи ехали на велосипеде по Южной Девятой улице. Пичи придерживала шляпку одной рукой, а другой ухватилась за раму, пока Ники лавировал в потоке машин. Когда они добрались до «Стейков Пэт», он мягко притормозил.

Пичи спрыгнула и ждала, пока Ники прислонял велосипед к столу. Он приобнял ее, и они встали в очередь за сэндвичами.

– Я заметил, что ты подружилась с какой-то зрительницей.

– Ага. Милая дама. И тоже работает в «Уонамейкере».

– В бухгалтерии?

– Не-а. В отделе продаж. Она дала мне свою визитку. Никогда не видела ее раньше, но заметь: заведует секцией новобрачных. Это ли не судьба? Я подумала, что нам надо вместе туда сходить.

– Как только захочешь.

– Ну, на самом деле надо сначала назначить день свадьбы, а то бывает, что набежит толпа случайных людей, которые, может, и не собираются жениться, и в результате отдел завален бумажками без всякой выгоды. Мы должны представить настоящий список гостей, чтобы подписаться на сервиз от «Роял Альберт» с росписью «английский ситец»…

– Позволь, я догадаюсь: розовый.

– Естественно. Потом столовое серебро, «Уильямсберг» от Тоула, и все остальное, необходимое молодым, вроде ведерка для льда, коктейльного миксера и пивных кружек из хрусталя. Нам надо шесть. Но я ничего не могу предпринять, пока мы не определимся.

– Пич, кажется, я знаю, куда ты клонишь, – поддразнил ее Ники.

– Все завязано на дату свадьбы.

– Понятно.

Ники нагнулся к окошку и заказал два сэндвича со стейком и моцареллой, ей без перца, себе с перцем, и две бутылки газировки на травах.

– Я подумала назначить свадьбу на двадцать девятое октября, – тихо сказала Пичи.

– Меня это устраивает.

– Точно?

– Мне нравится осень.

– Осенью прохладней, и гости могут одеться в бархат. Бархат – моя любимая ткань.

– Как скажешь, Пичи.

– Ты же знаешь мою маму. Единственное, что она требует, это чтобы свадьба состоялась в такое время, когда все носят одежду с длинными рукавами.

– Правда? Это все, что она требует? – пошутил Ники.

– Пусть и она получит удовольствие. Один Бог знает, как долго она ждала этого.

– Я не поленился и съездил в Уортон, поглядел на тамошние новостройки, – признался Ники.

– Правда?

– Я думаю, тебе очень понравится. Домики такие милые. Много места на задних двориках. Ну, для детей и пикников. Крепкие деревянные заборы. Можно покрасить в любой цвет или проморить под сосну или красное дерево, что угодно. Можно даже пустить вьюнок. И для садика хватит места. Как у тебя с садоводством?