Миллионы Стрэттон-парка - Дик Фрэнсис

Марджори уехала, не взглянув на опустошенный гараж, который находился в том же состоянии, в каком я его застал, мальчиков я нашел сидящими вместе с Гарднерами и Дартом в гарднеровской кухне, поглощающими пирог. Теплый, благоухающий фруктовый пирог, с пыла с жара. Кристофер спросил рецепт, «чтобы папа сделал его в автобусе».

— Папа умеет готовить? — иронически проговорил Дарт.

— Папа умеет все, — с набитым ртом заявил Нил.

«Папа, — подумал я про себя, — только что, с наскока, ввязался в предприятие, не сулящее ничего хорошего».

— Полковник… — начал я. Он остановил меня:

— Зовите меня Роджер.

— Роджер, — сказал я, — могу я?.. Я хотел сказать, может архитектор моего дома приехать сюда завтра и как следует осмотреть трибуны? Я не сомневаюсь, у вас есть профессиональные специалисты, которые дадут вам экспертное заключение о состоянии сооружения как такового и тому подобное, но не могли бы мы сами посмотреть свежим взглядом, насколько важны новые трибуны для доходного функционирования скачек или, может быть, и вправду не стоит ничего переделывать?

Дарт чуть было не подавился куском пирога, у Роджера чуть-чуть оживилось лицо, которое я уже привык видеть напряженным и угрюмым.

— Чудесно, — сказал он, — но не завтра. Приезжают специалисты по беговым дорожкам, и землекопы будут весь день приводить все в порядок перед скачками в понедельник.

— Тогда пятница?

Он с сомнением посмотрел на меня.

— Это же будет Страстная пятница, ну да, Пасха. Возможно, этот ваш архитектор не захочет работать в Страстную пятницу.

— Он будет делать то, что я ему скажу, — заверил я его. — Архитектор — это я.

И Дарт, и Роджер широко раскрыли на меня глаза.

— Я дипломированный архитектор, — спокойно объяснил я. — Я проишачил целых пять лет в Архитектурной ассоциации, одном из самых требовательных институтов в мире. Правильно, я предпочитаю обычные дома, а не высотные, но это потому, что мне больше по душе горизонтальные линии, они лучше вписываются в природу. Я ученик Франка Ллойда Райта, а не Ле Корбюзье, если это вам что-то говорит.

— Я о нем слышал, — сказал Дарт.

— Франк Ллойд Райт придумал крышу на консолях, теперь такие на трибунах, ну там, где строятся новые ипподромы.

— У нас нет консолей, — задумчиво произнес Роджер.

— Нет, но давайте посмотрим, что у вас есть и как вы без них обходитесь.

Отношение Дарта ко мне несколько изменилось.

— Вы же сказали мне, что вы строитель, — упрекнул он меня.

— Да, так и есть.

Дарт посмотрел на детей.

— Что делает ваш отец? — спросил он.

— Строит дома.

— Что, своими собственными руками?

— Ну, не совсем руками, — уточнил Эдуард, — лопатой, мастерком, пилой, там другими инструментами.

— Развалины, — пояснил Кристофер, — в наши пасхальные каникулы мы охотимся на развалины.

Перебивая друг друга, они стали рассказывать изумленной аудитории о том, как мы живем. Слушателей поразило особенно то, что просто, как о чем-то само собой разумеющемся, дети рассказывали про вещи, которые дано пережить очень немногим.

— Но мы собираемся остаться в том последнем доме, который он сделал. Правда, папа?

Я пообещал, наверное, уже в двадцатый раз, что показывало степень их озабоченности, потому что я обычно выполнял все, что обещал им.

— Вы, должно быть, страшно устали то и дело переезжать, — посочувствовала миссис Гарднер.

— Нет, дело не в этом, — объяснил ей Кристофер. — Все дело в доме. Этот просто блеск.

В его подростковом словаре «блеск» означал противоположное ужасному.

Роджер кивнул, подтверждая слова Кристофера.

— Блеск. Но, мне кажется, страшное дело отапливать все это пространство.

— Там есть гипокауст, — сообщил Нил, облизывая пальцы.

Гарднеры и Дарт удивленно воззрились на него.

— Гипо — что? — сдался наконец Дарт. — Что такое гипокауст?

— Центральная отопительная система, придуманная римлянами, — спокойно ответил семилетний мальчик. — Под каменным полом оставляются пустоты, соединенные скрытыми каналами, через них прогоняют теплый воздух, и пол все время остается теплым. Папа подумал, что это получится, и получилось. Всю зиму мы бегали по полу босиком.

Роджер повернулся ко мне.

— Значит, так, пятница, договорились, — проговорил он.

Когда солнечным утром через два дня я приехал на автобусе в то же самое место, входа в гараж не было видно не из-за горы накопившегося за десятилетия мусора, а из-за лошадей.

Мои сыновья, чувствуя себя в полной безопасности, взирали в окна на скопление непрестанно двигающихся четвероногих, там было шесть или семь громадных животных, решили не выходить из автобуса под копыта коней, хотя каждого коня держал на поводу конюх.

На мой взгляд, лошади были недостаточно стройными, чтобы быть скаковыми, а наездники совсем не походили на щуплых ребят, выезжающих обычно таких лошадей, и, когда я вышел из машины, ко мне торопливо подошел Роджер и объяснил, что это конрадовские охотничьи лошади, которых вывели на утреннюю разминку. Вообще-то лошадей выгуливают на дороге, но их буквально атаковали шесть или семь шерстяных шапочек, все еще упрямо пикетировавших главные ворота.

— Откуда они? — спросил я, оглядываясь вокруг.

— Лошади? Конрад держит их здесь, на ипподроме, на дворе неподалеку от заднего въезда, через который приехали вы.

Я кивнул. Я обратил внимание на здание, которое вполне могло быть конюшнями.

— Вместо этого они рысят по внутренней дороге, — сказал Роджер. — Это совсем не то, что нужно, но я не могу выпустить их на скаковую дорожку, куда мы их иногда пускаем, так как все уже готово для скачек в понедельник. Ваши мальчики не захотят выйти посмотреть на них?

— Не думаю, — сказал я. — После побоища у ямы стипль-чеза они немного побаиваются лошадей. Знаете, это так их потрясло, особенно тот изуродованный зритель.

— Я совсем позабыл, что они его видели, беднягу. Тогда, может быть, они посидят пока в автобусе, а мы с вами пройдемся по трибунам? Сначала посмотрим старые проекты, я разложил на столе в конторе чертежи, хорошо?

Я предложил подъехать поближе к конторе, и в результате мы встали точно на том месте, где два дня назад сгрудились машины Стрэттонов. Мальчики убедились, что тут им ничто не грозит, и спросили, могут ли они поиграть в прятки на трибунах, если пообещают ничего там не портить.

Роджер не очень уверенно согласился.

— Там вы увидите, что много дверей заперто, — сказал он им. — И вчера там все прибрали, все подготовлено для скачек в понедельник, поэтому смотрите не напачкайте.

Они торжественно поклялись, что все будет в порядке. Дети принялись обсуждать правила игры, а мы направились к невысокому, выкрашенному белой краской деревянному сооружению в дальнем конце парадного круга.

— Снова игра в пиратов? — улыбнулся Роджер.

— На этот раз, по-видимому, нападение на Бастилию. Ну, что-то вроде похищения заключенного, но так, чтобы при этом самому не попасться. Потом спасенный заключенный должен скрываться от преследования.

Пока Роджер возился с замком, я оглянулся назад. Мальчики помахали мне рукой. Я ответил им тем же и вошел в контору, где принялся перебирать старые строительные чертежи и планы, которые свернули так давно, что пытаться распрямить их было все равно что бороться с осьминогом.

Я снял пиджак, повесил его на спинку стула, чтобы легче было взяться за дело, а Роджер сказал что-то про то, какой выдался теплый весенний день и как он надеется, что солнце не пропадет до понедельника.

Передо мной были преимущественно рабочие чертежи, дававшие подробную спецификацию каждому болту и гайке. Это были обстоятельные, полные и очень впечатляющие документы, и я это отметил.

— Здесь только одна проблема, — сказал Роджер, криво улыбнувшись. — Строители не придерживались спецификаций и расчетов. Недавно обнаружено, что бетон, который должен был быть толщиной шесть дюймов, едва дотягивает до четырех с половиной, и мы постоянно мучаемся с некоторыми ложами, там из трещин подтекает вода, и от этого ржавеет арматура, она раздается от ржавчины и еще больше увеличивает трещины. Местами бетон крошится.

— Отслаивается, — кивнул я. — Это может быть опасно.

— И, — продолжил Роджер, — если вы посмотрите на общий план водоснабжения, впускные и выпускные трубы, канализационную систему, все выглядит очень разумно, но трубы проложены совсем не там, где положено. Однажды случилось, что без всякой видимой причины в одной части сооружения стали засоряться женские туалеты и заливало пол, но трубы были в полном порядке, совершенно чистые, а потом мы обнаружили, что проверяем совсем не те трубы, что те, которые идут от уборных, проложены совсем в другую сторону и чуть не намертво забиты.