Русский патриотизм и советский социализм - Алексей Кожевников

Победа над Врангелем означала окончание вооруженной борьбы с «белой» контрреволюцией и иностранной интервенцией на большей части территории России (Дальний Восток, находившийся под контролем белогвардейцев и оккупационных японских войск, будет освобожден частями Народно-революционной армии Дальневосточной республики лишь в октябре 1922 г. и затем включен в состав РСФСР). Оценивая победу трудящихся Республики Советов в гражданской войне как высшее проявление «революционного», народного патриотизма, В. И. Ленин в заключительном слове по докладу о концессиях на фракции РКП(б) VIII съезда Советов 21 декабря 1920 г. подчеркивал: «Патриотизм человека, который будет лучше три года голодать, чем отдать Россию иностранцам, это – настоящий патриотизм, без которого мы три года не продержались бы. Без этого патриотизма мы не добились бы защиты Советской республики… Это – лучший революционный патриотизм»[210].

Пришедшие к власти в России в октябре 1917 г. большевики являлись убежденными сторонниками мировой революции и своей конечной целью провозглашали построение коммунистического интернационального общества, в котором государственные и национальные перегородки, разъединяющие международный пролетариат, будут со временем разрушены. Однако реальность гражданской войны, иностранная интервенция и существование молодой Советской республики в условиях международной изоляции заставили большевистских руководителей скорректировать свою идеологическую политику, «реабилитировав» патриотизм как одну из главных составляющих государственной пропаганды 1918–1920 гг. (понятия «патриотизм», «национальная гордость» были введены в большевистский идеологический лексикон В. И. Лениным еще в 1914 г.). Идея защиты социалистического Отечества как важный элемент пропаганды революционного оборончества была провозглашена в феврале 1918 г. и свое окончательное выражение получила в ходе советско-польской войны весной-летом 1920 г. В период Гражданской войны идея русского патриотизма будет использоваться большевиками как идея революционная, служащая задачам российского и международного пролетариата.

§ 2. Патриотическая идея в советской политике и пропаганде 1920-х гг.: «за» и «против»

Несмотря на победу в Гражданской войне и освобождение территории центральной России от войск белогвардейцев и иностранных интервентов, политическое и экономическое положение Советской республики оставалось крайне тяжелым.

Война явилась страшной трагедией в истории народов России и, прежде всего, русского народа. За годы гражданского противостояния (с осени 1917 до начала 1921 гг.) население России уменьшилось на 10887 тыс. человек. В результате голода, эпидемий, продолжавшихся военных столкновений, контрреволюционного и красного террора население страны в 1921–1922 гг. сократилось на 3446 тыс. человек. В 1917–1921 гг. из России эмигрировало около 2 млн. человек – почти вся политическая, финансово-промышленная, значительная часть военной, научной и культурной элиты.

Первая мировая и последовавшая за ней Гражданская войны привели к катастрофическому спаду производства: в начале 1921 г. объем промышленного производства в стране составлял 12 % от уровня 1913 г. В результате засухи в 1922 г. голодало до 27 млн. человек, погибло около 1 млн. крестьян. Трагическим последствием войны, голода и смертности населения стало массовое сиротство: в 1922 г. в России насчитывалось около 4 млн. беспризорных детей. Резко возросла безработица и уголовная преступность. Значительная часть населения деклассировалась. Крестьянские восстания (в Тамбовской губернии и других центральных регионах России, в Сибири), события в Кронштадте, забастовки рабочих, бандитизм, террор против партийных и советских работников – все это было проявлением массового недовольства большевистской политикой и представляло реальную угрозу новой власти, победившей в войне, но не сумевшей экономически и политически утвердить свое положение.

Это привело ленинское руководство к необходимости радикального изменения экономического курса в марте 1921 г. и введению НЭПа. Возникшая угроза контрреволюционного мелкобуржуазного «термидора» вызвала новую волну репрессивных мер органов ВЧК по отношению к остававшимся в России небольшевистским партиям, прежде всего – социалистическим (эсерам и меньшевикам). Указывая на опасность новой контрреволюции, уже под социалистическими, эсеро-меньшевистскими лозунгами, В. И. Ленин подчеркивал: «Умнейшие вожди русской крупной буржуазии сказали себе: “Мы не можем победить в России немедленно. Поэтому нашим лозунгом должно стать: “Советы без большевиков”… Лозунг сейчас таков: борьба против большевиков какой угодно ценой, во что бы то ни стало. Вся буржуазия помогает теперь меньшевикам и социалистам-революционерам. Эсеры и меньшевики являются сейчас авангардом всей реакции. Поэтому мы должны продолжать беспощадную борьбу против этих элементов»[211].

Такая оценка деятельности эсеро-меньшевистской оппозиции имела под собой определенные основания. Так, в документах захваченного ВЧК весной 1921 г. архива ЦК партии правых эсеров содержалась директива местным партийным организациям (от 25 февраля), в которой им предписывалось возглавить повстанческое крестьянское движение в регионах России и содействовать созданию на освобожденных от власти большевиков территориях органов «демократической государственности»[212]. Таким образом, речь в документе шла не только о свержении коммунистической власти, но и о подрыве территориальной целостности РСФСР, о создании независимых от центра «органов государственности». Активную роль в организации рабочих забастовок в Петрограде, Москве, Харькове и других городах России сыграли представители меньшевистской партии. Позднее лидеры меньшевиков (в частности Ф. И. Дан) признавали факт помощи зарубежных издателей в публикации антибольшевистских листовок для рабочих[213].

Страна вступила в зону ожесточенного социального и политического размежевания, что какой бы то ни было компромисс становился невозможным, а взаимный террор противоборствующих сил – неизбежным. В условиях острой политической конфронтации коммунистическое руководство и репрессивные органы ликвидировали к 1922–1923 гг. остатки многопартийности и легальной антисоветской оппозиции на своей территории. Был окончательно утвержден курс на построение однопартийной коммунистической системы как надежного стержня для укрепления политической и идеологической централизации.

Сохранялась и опасность внешней агрессии. «Славянские» советские республики – РСФСР, УССР и БССР, а также советские республики Закавказья и Туркестана находились во враждебном окружении капиталистических государств, правительства которых рассматривали факт существования коммунистических режимов как прямую угрозу распространения «революционного пожара» на свою территорию. Значительная часть России (Дальний Восток) еще не была освобождена от вооруженных сил контрреволюции – белогвардейцев и японских интервентов. Активную разведывательную, террористическую и диверсионную деятельность на территории советских республик (прежде всего, РСФСР), проводили белоэмигрантские и антибольшевистские организации, пользовавшиеся поддержкой западных политических кругов и спецслужб. Приграничные области Белоруссии подвергались постоянным нападениям отрядов савинковцев и балаховцев, на ее территорию из Польши перебрасывались боевые группы националистов. На Украине активно действовали вооруженные формирования петлюровцев. Борцы за «национальную независимость» и освобождение от «большевистского рабства» терроризировали местное население и убивали своих единоплеменников, сотрудничавших с новой властью или заподозренных в сочувствии ей. Террор против собственного народа некоторые организаторы кровавых акций позднее стремились оправдать патриотическими мотивами. Так, в своих показаниях советским следственным органам 21 августа 1924 г. бывший лидер «Народного союза защиты родины и свободы» Б. В. Савинков, чьи боевые отряды совершали массовые убийства, грабежи и диверсии на советской территории, заявлял: «Я любил Россию, был глубоко предан трудовому народу и, конечно, мог ошибаться, но действовал всегда по совести и крайнему разумению»[214]. Савинковская «любовь к России» щедро оплачивалась польским Генштабом и контрразведкой «Дефензива», английской и французской спецслужбами, стремившимися создать на территории советских республик очаги нестабильности[215]. Движение басмачей в Средней Азии, опирающееся на поддержку зарубежных исламистских кругов, английских и турецких секретных служб, представляло серьезную угрозу для Советской власти в Туркестане. В Грузии и Армении, где в 1920–1921 гг. установились коммунистические режимы, активную подрывную деятельность осуществляло националистическое подполье.