Русский патриотизм и советский социализм - Алексей Кожевников

В результате успешно проведенного контрнаступления в мае-июле 1920 г. Красная Армия освободила захваченные противником территории Украины и Белоруссии и вступила в пределы Польши. Еще за несколько дней до освобождения столицы Белоруссии Минска, 2 июля РВС Западного фронта отдает знаменитый приказ № 1423: «Красные солдаты! Пробил час… Войска Красного Знамени и войска гниющего белого орла стоят перед смертельной схваткой… Оправдаем же надежды социалистического отечества… На западе решаются судьбы мировой революции. Через труп Белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках понесем счастье и мир трудящемуся человечеству. На запад к решительным битвам, к громкозвучным победам. Стройтесь в боевые колонны, пробил час наступления на Вильно, Минск, Варшаву. Марш!»[199]. 23 июля В. И. Ленин направил члену РВС Юго-Западного фронта И. В. Сталину телеграмму, текст которой красноречиво свидетельствовал о настроениях большевистского руководства, предвкушавшего скорую победу европейской революции: «Положение в Коминтерне превосходно. Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может быть, также Чехию и Румынию»[200]. В тот же день Главнокомандующий Вооруженными силами Республики С. С. Каменев отдал приказ советским войскам овладеть Варшавой.

Отношение И. В. Сталина к предстоящей военной операции на территории Польши было изначально скептическое. В статье «Новый поход Антанты» («Правда», 25–26 мая 1920 г.), подчеркивая освободительный характер действий Красной Армии на украинских и белорусских землях, Сталин, вместе с тем, отмечал, что предстоящая революционная война, перенесенная на территорию сопредельного государства, будет в корне отличаться от внутрироссийского гражданского конфликта. И прежде всего это касалось тыла противостоящей стороны: «Ни одна армия в мире не может победить… без устойчивого тыла… Слабость Колчака и Деникина объяснялась тем, что у них не было “своего” тыла, что они, проникнутые истинно-русскими, великодержавными стремлениями, вынуждены были строить фронт, снабжать и пополнять его в значительной степени за счет нерусских элементов, враждебных к таким стремлениям, вынуждены были действовать в районах, заведомо чуждых для их войск… В отличие от тыла Колчака и Деникина, тыл польских войск является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение – “чувство отчизны” – передается по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польских войск»[201]. Законы классовой борьбы, по мнению Сталина, также не действовали бы в подобных условиях: «Классовые конфликты (в Польше – А. К.) еще не достигли такой силы, чтобы прорвать чувство национального единства и заразить противоречиями разнородный в классовом отношении фронт. Если бы польские войска действовали в районе собственно Польши, с ними, без сомнения, трудно было бы бороться»[202]. Месяц спустя, в беседе с корреспондентом УкрРОСТА, Сталин предупреждал, что польская армия располагает значительными резервами и опирается на помощь Антанты. Исходя из этого, он считал «неуместным то бахвальство и вредное для дела самодовольство, которое оказалось у некоторых товарищей: одни из них не довольствуются успехами на фронте и кричат о «марше на Варшаву», другие, не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляют, что они могут помириться лишь на «красной советской Варшаве»[203].

Однако сторонники разжигания «мирового революционного пожара» были настроены иначе и, прежде всего, рассчитывали на «классовую сознательность» польского пролетариата. Советско-польские мирные переговоры зашли в тупик. Тем временем в Польше была объявлена дополнительная мобилизация. В течение июля в польскую армию пришли 573 тыс. мобилизованных и 160 тыс. добровольцев[204]. Пропагандистская кампания «защиты национальной независимости», а также предпринятые правительством меры, направленные на сглаживание социальных противоречий (закон, ограничивавший помещичье землевладение и предоставляющий льготы крестьянским хозяйствам) способствовали сплочению польского общества. По мере приближения советских войск к Варшаве сопротивление поляков возрастало. 4 августа премьер-министр Великобритании Д. Ллойд-Джордж потребовал немедленного прекращения наступления советских войск, угрожая возобновлением блокады и направлением английского флота к берегам России. Между тем, на заседании Политбюро 5 августа, на котором рассматривался британский ультиматум, наркомвоенмор Л. Д. Троцкий уверял партийных соратников, что 16 августа Красная Армия возьмет Варшаву[205]. 16 августа польские войска, использовав численное преимущество, нанесли контрудар по 3-й и 15-й армиям Западного фронта. Началось отступление Красной Армии по всему фронту. К 25 августа советские войска отошли на линию Липск-Вислочь, восточнее Бреста. Следствием поражения под Варшавой стало заключение в октябре 1920 г. перемирия с Польшей на значительно менее выгодных для Советской России условиях по сравнению с предлагаемыми польской стороной в июле. Анализируя причины поражения советских войск, В. И. Ленин впоследствии отмечал: «Когда мы подошли к Варшаве, наши войска оказались настолько измученными, что у них не хватило сил одерживать победу дальше, а польские войска, поддержанные патриотическим подъемом в Варшаве, чувствуя себя в своей стране, нашли поддержку, нашли новую возможность идти вперед. Оказалось, что война дала возможность дойти почти до полного разгрома Польши, но в решительный момент у нас не хватило сил»[206]. Эти слова лидера большевизма, убежденного интернационалиста и сторонника мировой пролетарской революции являлись фактическим признанием действенности патриотической пропаганды и необходимости учитывать «национальный фактор» в условиях революционной войны.

Постепенное затухание военного конфликта с Польшей позволило командованию Красной Армии перебросить войска на южное направление – против выступивших из Крыма белогвардейских частей генерала П. Н. Врангеля, сменившего в апреле 1920 г. А. И. Деникина на посту главнокомандующего ВСЮР. Еще до начала наступления советских войск в Северной Таврии (28 октября) среди врангелевцев стала распространяться листовка – «Воззвание к офицерам армии барона Врангеля», составленная участниками Особого Совещания и подписанная Председателем ВЦИК М. Калининым, Председателем СНК В. Ульяновым (Лениным), Народным комиссаром по военным делам Л. Троцким и Председателем Особого Совещания при Главкоме А. Брусиловым. Апеллировавший к патриотическим чувствам русских офицеров, оказавшихся в «белом лагере», текст листовки гласил:

«Все, что есть честного в русском офицерстве, уже стало на защиту Советской России и борется за ее независимость, за возможность мирного труда, за власть трудящихся на фронтах против Польши и Врангеля. И только вы до сих пор еще ведете братоубийственную войну, находясь в стане наших врагов…

Во имя единодушного труда всех и всего, что есть честного в русском народе, руководимые заботой о возрождении трудовой России, мы призываем вас:

Откажитесь от постыдной роли на службе у польских панов и французских ростовщиков и сложите оружие, бесчестно направленное против собственного народа»[207].

Тот же призыв прозвучал позднее – в дни вступления частей Красной Армии в Крым. 11 ноября Революционный Военный Совет Южного фронта и его командующий М. В. Фрунзе обратились по радио к офицерам, солдатам, казакам и матросам врангелевской армии: «Борьба на юге заканчивается полной победой советского оружия. Пали Краснов и Деникин, завтра падет Врангель. Все попытки восстановить в России капиталистический строй с помощью иностранных империалистов кончились позорно. Великая революция победила, великая страна отстояла свою целость. Белые офицеры, наше предложение (о прекращении сопротивления – А. К.) возлагает на вас колоссальную ответственность. Если оно будет отвергнуто и борьба будет продолжаться, то вся вина за бессмысленно пролитую русскую кровь ляжет на вас»[208]. Это предложение «белой» стороной было проигнорировано. Врангель приказал закрыть все радиостанции, за исключением одной, обслуживаемой офицерами[209].

Победа над Врангелем означала окончание вооруженной борьбы с «белой» контрреволюцией и иностранной интервенцией на большей части территории России (Дальний Восток, находившийся под контролем белогвардейцев и оккупационных японских войск, будет освобожден частями Народно-революционной армии Дальневосточной республики лишь в октябре 1922 г. и затем включен в состав РСФСР). Оценивая победу трудящихся Республики Советов в гражданской войне как высшее проявление «революционного», народного патриотизма, В. И. Ленин в заключительном слове по докладу о концессиях на фракции РКП(б) VIII съезда Советов 21 декабря 1920 г. подчеркивал: «Патриотизм человека, который будет лучше три года голодать, чем отдать Россию иностранцам, это – настоящий патриотизм, без которого мы три года не продержались бы. Без этого патриотизма мы не добились бы защиты Советской республики… Это – лучший революционный патриотизм»[210].