Сильнее смерти - Яна Завацкая

На кожу приклеили электроды. Кельма колотило уже заранее. Стали пускать ток – сначала слабый, потом всё сильнее. Хуже всего электрические удары отзывались в недавних ранах. Да и нервы, ещё не зажившие, отвечали такой болью, что Кельм часто терял сознание. Он плакал и хрипел, пытался вывернуться из ремней из последних сил. Датчики на коже контролировали сердцебиение и давление. К счастью, и то, и другое становилось всё хуже. У Кельма началась аритмия. Его оставляли в покое, лечили, давали выспаться. Потом начинали всё заново.

Цветные пятна плыли перед глазами. Во рту страшно пересохло. Кельм почти не различал над собой лицо Линна, но хорошо слышал голос. Звучащий ласково и разумно.

– Это же нелепо, Кельмин. Ты не понимаешь этого? Наши методы безотказны. Рано или поздно ты всё равно изменишься. Позволь твоему сознанию сделать скачок. Посмотри на вещи шире. Пойми, есть то, что человек преодолеть не в силах.

– Иди к чёрту, – прошептал Кельм. Ему показалось, что звука не получилось. Но Линн, кажется, понял.

– Зря ты так. Зря. Ну что ж, если ты не сделаешь рывок, придётся начать следующий этап. Будет новая операция. Подумай об этом.

Хуже всего – сознание бессмысленности. Действительно, зачем он делает всё это? Кельм не знал. Согласиться с психологом, идти у него на поводу – было бы слишком страшно, вот и всё, что он понимал. Но зачем он терпит – не знал тоже. Ведь всё бессмысленно… Дейтрос, Дарайя, Бог, люди… какая разница? Война… он давно уже не воин. То, во что он превратился, никак нельзя назвать воином. У него и воли уже нет давно. И ничего нету…

Рядом послышался какой-то шорох, Кельм с трудом повернул голову. После пытки все нервы в теле, казалось, снова были воспалены и ныли, временами вспыхивая острой болью. Очередной мучитель стоял рядом с ним. Гелан – Кельм даже вспомнил его имя.

– Кельмин, ты помнишь меня? Я заместитель по кадрам начальника центра виртуального оружия. Ты так и не согласен работать со мной, как я вижу. Твои попытки сопротивления нелепы. Ты только измучаешь себя, а потом всё равно попадёшь к нам.

Кельм не отвечал, равнодушно глядя сквозь него.

– Кельмин, ты понимаешь меня? Если да, то ответь.

– Я понимаю, – вяло сказал он. Иногда его начинали мучить, просто чтобы вывести из полного оцепенения.

Внезапно кадровик нагнулся к нему так низко, что едва не касался губами его головы. И прошептал очень тихо, в самое ухо:

– Дейри.

Господь с тобою. Кельм слегка дёрнулся. Кадровик выпрямился и стал водить ладонью перед его глазами. Что-то он при этом говорил, но Кельм не слышал ничего. Потому что на ладони была приклеена каким-то образом записка. И в записке этой чёрными чёткими буквами стояло:

«Я гэйн. Агент. Я выведу тебя домой. Ты должен сказать психологам, что готов работать. Я заберу тебя в центр. Дальше сделаю всё сам. Тебе не надо будет работать на них. Если прочёл и понял, два раза опусти веки».

Кельм поспешно два раза зажмурился. Прежде чем подумал, что это может быть ловушка, что это может быть неправда или ещё что-нибудь. Хотя зачем бы им нужно было строить такую ловушку? Гелан убрал руку.

– Ты понял меня? – спросил он с нажимом.

– Понял, – слабо ответил Кельм.

– Тебя будут резать снова. Ты этого хочешь?

– Нет.

– Запомни: твоё единственное спасение – это попасть в наш центр. Только это избавит тебя от боли. Только так у тебя ещё есть шансы на нормальную, даже очень хорошую и обеспеченную жизнь. Я не настаиваю, – добавил Гелан, – чтобы ты дал немедленный ответ. Подожди день, два, подумай хорошенько. У тебя ещё есть время. Но я хочу видеть тебя в моём центре.

После сна Кельма снова переложили на каталку и повезли в операционную. Когда его привязывали к столу, гэйн посмотрел в глаза Линна и сказал.

– Не надо. Я всё решил. Я согласен.

Ему не было противно или неприятно говорить это. Страшно лишь одно – что это не остановит палачей, что его всё равно начнут резать.

– Вот как? – спросил Линн. – Это серьёзно или опять ненадолго?

– Серьёзно. Отправьте меня в центр.

– Ну что ж, если так, я позвоню, и тебя заберут. Но имей в виду – если ты не пройдёшь проверки, окажешься здесь снова.

Кельм задрожал.

– Не надо. Я буду делать всё, что вы хотите. Я не могу больше, – совершенно искренне сказал он.

Господи, как это, оказывается хорошо… как легко.

Его долго везли куда-то в закрытой машине, на носилках. Он был так слаб, что и сидеть не мог. Ему даже сразу вернули облачное тело, правда, накинув шлинг. Облачко ему на время возвращали и раньше – иначе он не прожил бы так долго.

Кельм оказался в незнакомом здании. Его вымыли. Переодели. Накормили с ложечки супом и мягким творогом. Поставили укол, и он заснул.

Проснулся в маленьком помещении, дверь была закрыта, окно занавешено жалюзи, но дневной свет просачивался сквозь их щели, света было достаточно. Кроме койки, на которой лежал Кельм, и какого-то шкафчика и стула, в комнате не было ничего. Над кроватью на полочке пикал какой-то прибор, от прибора тянулись проводки к телу Кельма, к приклеенным датчикам. Видно, со здоровьем совсем плохо стало, раз ведут постоянный контроль жизненных функций.

Внезапно дверь открылась. Вошёл старый знакомый Кельма, Гелан. Он остановился, быстро провёл каким-то прибором вдоль собственного тела. Потом – вдоль кровати Кельма. Сел рядом.

– Жучков нет. Как ты себя чувствуешь, братишка? – он говорил по-дейтрийски.

– Нормально.

– Больно?

– Немного. Терпимо.

Гелан внимательно смотрел на Кельма, и того обдало жаром. Он помнил этот взгляд.

Это был не бред и не видение.

– Вот и всё, – тихо сказал агент Дейтроса, – всё кончилось, брат. Тебя больше не тронут.

– Линн говорил… про какую-то проверку.

– Чепуха, ты должен сделать работу на пробу. Чаще всего они используют что-нибудь… ты должен был бы совершить какое-нибудь богохульство. Но я сказал, что проверю тебя сам, и вышлю им отчёт. Отчёт я, конечно, вышлю, – Гелан чуть улыбнулся. Погладил Кельма по голове.

– Дня два ещё надо подождать, хорошо? И тебе надо будет встать. Тебя заберут из Медианы. Я уеду, чтобы обеспечить себе алиби.

– Понял, – сказал Кельм.

Гелан вдруг нагнулся к нему, обнял, коснулся губами лба.

– Прости меня, парень, – сказал он свистящим шёпотом, – прости, если сможешь. Я так долго… не мог тебя вытащить. И за девочку твою прости.

– Дейри, – ответил Кельм.

Больше Гелан не появлялся. За Кельмом ухаживали, меняли повязки. На третью ночь, едва он задремал, дверь открылась. Вошла высокая молодая женщина – дейтра, в салатовом костюме медсестры. Черты её лица были совершенно типичными для дейтрийской расы – вытянутое лицо, узкое, остроносое. Чёрные короткие волосы. Женщина подошла к Кельму.

– Привет, – сказала она по-дейтрийски, – меня зовут Алейль, можно просто Аль. Вставай, боец, одевайся… как тебя по званию-то?

Она бросила на постель ворох одежды. Полевая форма для Медианы.

– Я ксат, – Кельм попробовал сесть. Переждал головокружение. Стал неловко одной рукой натягивать рубашку. Аль помогала ему.

Она уже несколько лет работала здесь, в центре. Изображая перебежчицу из Дейтроса, но не гэйну – чтобы её не заставили производить маки. Аль была связной и помощницей Гелана. Вот и сейчас от неё зависело очень многое.

– Сейчас уйдём, – тихо говорила она, – я выведу тебя в нашу зону. Сейчас там нет охраны, мы позаботились об этом. Наши будут тебя ждать. Одному тебе не уйти.

– Спасибо.

Кельм спустил ноги с кровати. Аль натянула ему ботинки. Помогла встать.

– Тяжело?

– Ничего, я смогу, – пообещал он. На самом деле стоять было очень тяжело. А сможет ли он идти? Но ведь смог тогда, в атрайде, когда устроил этот нелепый, театральный побег…

– Не боись, не сможешь – я вынесу, – пообещала Аль, – держи.

Он почувствовал под рукой привычную холодную тяжесть оружия, и на душе сразу стало легче. Пистолет был ТИМК, дарайский, но с ним Кельм умел обращаться. Шлинг он повесил не под левую покалеченную руку, а тоже под правую. В конце концов, в Медиане пистолет не понадобится.

– Ну, с Богом! – сказала Аль. Кельм шагнул к двери. Покачнулся. Аль подставила плечо.

– Держись, не геройствуй. Тебе ещё по Медиане пилить.

Он опёрся на неё. Аль была только чуть ниже его ростом, крепкая, сильная. Как большинство дейтрийских девушек. Но Кельм старался сильно не давить, сохранял равновесие. Сердце колотилось возбуждённо. Неужели это правда – свобода?

По коридору они шли, казалось, целую вечность. Медленно, останавливаясь и отдыхая. Наконец Аль свернула в какую-то дверь. Кельм увидел зал, защищённый знакомым образом, – отсюда выходили в Медиану.

Облачное тело ему вернули здесь сразу же. Аль посмотрела на него.

– Готов? Эшеро Медиана.

От волнения он даже не сразу смог выйти. Аль растворилась в воздухе, а он всё ещё стоял, не веря в это счастье – оказаться в Медиане. Медиана – это свобода. Это абсолютная, безграничная свобода…