Сид и император (СИ) - Елена Колоскова

Смуглый человек в просторных светлых одеяниях и накидке, скрывающей волосы, и его молчаливая покорная спутница с закрытым согласно обычаям лицом никого не заинтересовали.

Все это я узнала намного позже, когда закончилось мое путешествие.

— Битайе?

Пристраиваюсь поудобнее позади него, обняв руками за торс, и все равно седло уже до синяков набило бедра, отвыкшие от верховой езды. Юбки пришлось надрезать по бокам, потому что они были слишком узкими для езды на лошади по-мужски.

— Что? — спрашивает он.

— Зачем я шаману?

— Накаль много говорит.

«Да знаю, знаю». Он говорит так всякий раз, когда я задаю вопрос о том, что меня ждет. Можно сделать предположение, что он просто недостаточно хорошо знает всеобщий язык. Но каким-то шестым чувством я понимаю, что он просто не хочет говорить об этом. Мне не остается ничего иного, как ждать и думать…

Вокруг, насколько охватывает взгляд, простирается Великая степь, вся сплошь покрытая поднявшимися по весне травами, пробивающимися сквозь сухую прошлогоднюю траву.

Конь, несущий нас — прекрасное создание, похожее своей пегой окраской и крепкой костью на выносливую хинскую лошадку, а статью и высоким ростом на восточного иноходца. Он без устали скачет, подчиняясь легким движениям и словам своего хозяина и не нуждаясь в других сигналах. Иногда мне кажется, что конь и его всадник понимают друг друга без слов.

Битайе сам похож на такого же умного, молчаливого и грациозного скакуна. Может быть, он станет «ветром с гривой» в следующей жизни, или был им в прошлой…

Иногда накрапывает ледяной дождь, от которого не спасает даже теплый плащ, которым меня заботливо обеспечил Битайе. Судя по всему, он поставил цель привезти меня в стойбище живой и здоровой.

Не прерываясь на стоянку, он кормил меня лепешками с сушеным мясом, которое невозможно было жевать, и давал напиться из притороченной к седлу фляги.

Некоторое время я надеялась, что лошадь с двумя седоками не сможет быстро двигаться, и нас нагонят. Однако вскоре нас встретил еще один урук верхом на лошади и с парой лошадей на смену. Я поняла, что все мои надежды тщетны.

Мы передвигались днем и ночью, меняя лошадей и лишь однажды остановившись на ночлег. На третий день мы наконец достигли мест, куда Империя изгнала уруков с их земель.

Когда на горизонте появился дым от множества зажженных очагов, Битайе сразу же расслабился и пустил своего скакуна легкой рысью, уже не погоняя, как прежде. Лошади, ощутив настроение ездоков и узнав знакомые места, с новыми силами припустили в сторону селения.

Битайе и его соплеменник кратко переговаривались между собой на своем языке, явно обрадованные благополучным возвращением.

Чем ближе мы подъезжали, тем больше становилось стойбище, издали казавшееся точкой на горизонте. Навскидку я прикинула, что там было около полусотни шатров из дубленых шкур на основе из жердей. До этого я видела такие жилища только на картинках в книгах.

Охраняющие селение часовые сделали полукруг, издали помахали моим попутчикам и что-то закричали. На этот крик из шатров высыпали люди, среди которых было немало смуглых женщин и детей, одетых в причудливые платья из шкур. Они галдели и радовались возвращению воинов.

Битайе спешился и помог мне слезть с лошади, а потом что-то сказал, указывая на меня. Я уловила только знакомое слово «накаль». Уруки одобрительно закричали, а потом замолкли и расступились, давая дорогу шаману.

Шаман смотрел на меня и молчал. Я тоже молчала и рассматривала его.

Это был тот самый старик из моего видения. В этом не было никаких сомнений. Морщинистый, горбоносый и смуглый, в одежде из шкур тончайшей выделки и украшениях из кости и голубого камня, с головным убором из птичьих перьев, он должен был внушать всем уважение и почтение. Его темные глаза доброжелательно и одобрительно смотрели на меня… или на Битайе? Он был рад, что тот справился с заданием?

Из книг по расоведению я знала, что люди с волшебным даром у этих дикарей рождались редко, и их очень уважали. А до преклонного возраста в племени мало кто доживал. Поэтому отношение к старикам как носителям сокровенного знания было очень трепетное.

Но я не чувствовала ни грана уважения или почтения. Только интерес и беспокойство. Зачем я ему? Судя по их реакции, меня не собирались убивать или снимать с меня скальп. Я была нужна им живой и здоровой.

— Приветствую вас, уважаемый, — почтительно кивнула я шаману. — Как поживаете?

— Женщина целитель, ты здесь, — торжественно сказал шаман на всеобщем. — Я приветствую тебя. Духи предков велели призвать тебя, чтобы ты рассказала, где окончился мой род.

«Что?»

Шаман, закончив свою короткую, но очень емкую речь, что-то сказал Битайе, и тот мягко подтолкнул меня в сторону шамана. Я шла за ним через стойбище и гадала, к чему все это.

В шатре у шамана ровно горел очаг, обложенный камнями, и было довольно тепло. Под потолком на жердях висели пучки трав и связки кореньев, какие-то скребки и погремушки. Запах трав не мог перебить едкий дух дубленой кожи и жира. Все это напоминало мне жилище какой-то деревенской знахарки.

Битайе попрощался и вышел, аккуратно подоткнув шкуру у входа, чтобы теплый воздух не улетучивался вон. Шаман степенно уселся на шкуры у очага и предложил мне сесть рядом.

— Назови мне свое имя среди бледнолицых, Накаль, — велел мне шаман.

— Я Твигги из Рэнса, — представилась я шаману.

— Хорошо. Твое имя тоже правильное, для твоего дома, — одобрил он и пожевал морщинистыми губами. — Но здесь отзывайся на новое имя. Битайе сделал хороший выбор. Мое время под небом кончается, а у племени нет другого шамана.

«И что с того?» Я все равно не понимала, чего же он от меня хочет. Не заставит же он меня стать новым шаманом? Это мог быть только урук, иначе племя утратит связь с предками. По крайней мере, так считали дикари.

— Говорите, — сказала я. — Что вам нужно от меня?

— Предки долгое время молчали. Теперь они сказали, что моя кровь еще жива. Они показали мне тебя. Предки сказали, что ты знаешь, где окончился мой род. Ты поможешь найти моего потомка, — ответил шаман.

О, Силы! Неужели… он говорит о Дине и ее матери? Может быть, это отец или дед Дине? Она была чистокровной, хотя и родилась уже в рабстве. Ее мать захватили в плен, когда она была уже беременной. Их кровь молчала, потому что девушка и ее мать были в другом мире или лишь недавно вернулись в Ламару.

Интересно, как он отнесется к новости, что она все это время провела в услужении, ублажая чужестранцев, а ее дочь едва не стала продажной женщиной? Нет-нет, лучше не рассказывать все сразу.