Сватовство (The Matchmakers) - Джуд Деверо

— Привет, Майк, — сказала я. — Как себя чувствуют новорожденные?

Когда Майк повернулся, чтобы на меня взглянуть, я сразу поняла, что что-то сморозила, и не надо было особо шевелить мозгами, чтобы сообразить — что. Я слишком поздно заметила пару ног в сапогах, высовывающихся из грузовика.

Почему это мужчины так любят висеть вниз головой с сидений машин и разглядывать провода под приборной доской? Может, потому, что они такое делали детьми, пока матери, наконец, не заставили их осознать, что в обществе не одобряется лежать на полу и подглядывать под юбки девочек.

— Тебе нужен этот ключ? — спросил Майк у брата, и на момент мы оба затаили дыхание. Может быть, Кейн меня не слышал? Может, у Кейна уши полны автомобильных проводов и он не имеет представления, что я только что выдала при нем свою тайну.

Кейн был разъярен и не собирался этого скрывать. Он перевернулся на сиденье, не взглянув на меня или брата, вышел из кабины и стал взбираться на ближайшую гору. Продираясь сквозь кусты и перепрыгивая через камни, он понесся со всей энергией, которую придавала ярость.

Я поплелась за ним следом, потому что подумала: он заслужил объяснения.

— Ну, что теперь? — спросил он, как только Кейл подошла к нему. — Я что, обязан на вас жениться?

Она проигнорировала его сарказм и не стала делать вид, что не знает, о чем он говорит.

— Я уверена, есть и другие люди, которые вас с братом не путают.

— Моя мать, иногда отец, самая младшая сестра… — Его голос понизился: — И жена брата.

— И все? — В ее тоне совершенно ясно послышалось недоверие.

Когда он повернулся, чтобы на нее взглянуть, то уже не был тем ковбоем с приятным лицом, из-за которого она страдала. Он вздернул бровь и раздул ноздри:

— Не сомневаюсь, для вас мы вообще не похожи. Что-то не то с ресницами, и один из нас потолще, верно?

Она не рискнула отвечать: он был здесь у себя дома.

— Но вы понимаете, конечно, что это делает легенду недействительной?

Он уставился на нее, и выражение его лица не изменилось:

— Как вы это сообразили?

— Ваша жена не могла отличить вас от брата, но почему-то считается, что у вас была просто любовь века. Я могу различить вас и брата, но мы с вами друг друга не переносим. — Она секунду помолчала. — Кроме секса, — добавила она мягко.

Он отвел взгляд:

— Да, кроме секса.

— Вам нужно жениться на женщине обыкновенной, которая хочет быть женой и матерью, хочет жить на ранчо, разводить лошадей или молочных коров. Или что там еще. Кроме того, вам не нужно считать и не нужно даже об этом думать, что вы обязаны жениться на ком-то из-за необыкновенного… то есть я хочу сказать, из-за очень ординарного полового акта. Такое ведь случается. Держу пари — такого рода вещи случаются в каждой группе, которую вы сопровождаете. — Тема ее явно воодушевляла. — В Нью-Йорке боятся болезни, так что женщины не чувствуют себя в безопасности. Не то чтобы я одобряла этих «одиночек», но им безопасно с большим чистым ковбоем, прожившим всю жизнь в чистом и целомудренном Колорадо. Я имею в виду — что вы от ковбоя подхватите? Болезни копыт? Сибирскую язву? Вот так это и случается: в нужное время в нужном месте. Держу пари, что если бы Руфь была в том чердачном окошке, это была бы… Руфь, которую вы… — Она говорила все медленнее и медленнее, с ужасом понимая, то, что она почувствовала, была типичная ревность. «Если, — думала она, — если… Если бы Руфь была там, Кейн ее бы подхватил с подоконника. Тогда у Руфи с Кейном должно было быть…»

Поднявшись на ноги, она отряхнула джинсы.

— Женщин — миллионы, и живут они не только здесь. Познакомьтесь с ними и отыщите себе кого-нибудь, кто удовлетворяет требованиям вашего предания. А я не гожусь. Я не принцесса в замке, которую любой может выиграть.

Всю дорогу, спускаясь с горы, при каждом сделанном шаге она надеялась, что Кейн идет за ней.

Я знала, конечно, что глупо думать, что он идет за мной. Я знала — мы абсолютно несовместимы, потому что мы вряд ли одно цивилизованное слово сказали друг другу. Кроме одного-единственного дня — удивительного, райского, плотского наслаждения, после которого прекрасный мужчина держал меня на руках и изливал мне душу, — мы все время ссорились. Мы сильно не нравились друг другу. У нас не было ничего общего. Кроме, может быть, двух малышей, которых я хочу иметь. Абстрактно хочу, надо признать. Вот о чем я размышляла: вывезти, что ли, этих дорогих мне ребятишек из дебрей Колорадо, прочь от чистого воздуха штата и поселить в квартире на крыше, где негде поиграть, кроме как на террасе? А может, дети полюбят большой грязный Нью-Йорк? Или, может, я должна переехать в Колорадо?

Все эти размышления были бесполезны, потому что ковбой за мной не пошел, не упал на колени передо мной и не поведал мне, что без меня не может жить. Он остался на вершине горы, тогда как я спустилась вниз.

Майк ждал у подножья. Не то чтобы я думала, что он меня поджидал, но он очень хорошо разыграл участие. Я была так подавлена, что даже не предложила ему посещать гимнастический зал… После Кейна Майк казался лишь слабой его копией.

— Я хочу уехать домой, — сказала я.

— Домой?!

Вопрос Майка прозвучал так же глупо, как и однажды у Кейна. Но Кейн не был глупым. Он был остроумным, веселым, добрым, и… я хотела бы, чтобы он считал, что все предания глупы. Моя фантазия разыгралась: я вообразила отца с дробовиком, заставляющего нас пожениться, чтобы исполнилось пророчество. Где же эти отцы с дробовиками, когда они так нужны?

— Да, домой, — подтвердила я, — домой, в Нью-Йорк.

Майк взглянул на гору, но я знала, что брата он там не увидит.

— Мы уже попрощались.

— Но…

Было очевидно, что Майк не знал, что еще сказать. Без сомнения, уж он-то все сделал как надо: притащил жену на семейный трибунал даже прежде, чем решил на ней жениться. А, да ладно, это даже хорошо, что у Кейна со мной ничего не будет, потому что я не умею ладить с семьями. Думаю, я могу его семью возненавидеть.

— Майк, — обратилась я к нему, как будто это и хотела сказать, — я хочу, чтобы ты отвез меня в Чендлер и чтобы я могла из этого штата убраться. Вернусь в город, где сердца только вырезают, но не разбивают, как это делают в Колорадо.

Мне нужно было отвернуться, потому что у меня появилась склонность к драме. А именно сейчас я хотела сделать свой уход незаметным. Никаких взбрыков, никаких вспышек раздражения. Я хотела остаться гордой и просто уйти.

Майк помог мне собрать мое барахлишко, но занимался этим, думая о вечности. Я понимала, что он старался дать брату время на размышления. Но Кейн уже составил обо мне мнение, и был прав. Я была бы отвратительной женой. Я так бываю занята своей книжкой, что забываю о еде на целые дни. Если у меня не будет воспитательницы для малышей, я о них тоже забуду. И потом — пусть Бог поможет мужчине, который мне перечит! Я просто окопаюсь, если он будет меня заставлять что-то делать только потому, что он хочет, чтобы это сделала я. В конце концов, человеку вроде меня лучше жить в одиночестве. Быть свободной! Да, это как раз то, что надо! Свобода. Свобода приходить и уходить, не отчитываясь. Свобода не… не иметь никого, кто посмеялся бы моим шуткам, помассировал мне плечи, уставшие от сидения над клавиатурой компьютера, никого, кто бы выслушал фабулу моего последнего романа. И заниматься любовью тоже не с кем.