НЕсвобода слова. Как нам затыкают рот - Юрий Мухин

Надзирающий орган считает работников СМИ преступниками, использующими СМИ для экстремистской деятельности, то есть в большинстве случаев – для совершения уголовных преступлений, и выносит за это предупреждение.

В свою очередь, работники СМИ считают преступниками работников надзирающего органа за то, что они, используя служебное положение, своим предупреждением препятствуют «законной профессиональной деятельности журналистов путем принуждения их… к отказу от распространения информации».

Как вам такой поворот дела?

Еще раз о пресловутом законе

Понял читатель, где тут «собака порылась» или нет, но должен почувствовать, что с этим законом что-то не так.

Задайте себе вопрос, а с какой целью этот закон был принят? Из его названия следует, что сделано это с целью борьбы с некой экстремистской деятельностью. Но как мы видели из содержания части 1 статьи 1 этого Закона, там указана, за очень небольшим исключением, деятельность по совершению преступлений, запрещенных Уголовным кодексом под угрозой наказания. Что же получается: после принятия закона «О противодействии экстремистской деятельности» эти преступления из Уголовного кодекса выведены, а статьи, предусматривающие наказание за них, отменены? Нет, их никто и не собирался выводить. Может, за эти преступления ужесточено наказание? Нет, в Кремле и Госдуме никто этих преступлений не боится. Тогда зачем к известным и понятным понятиям Уголовного кодекса нужно было добавлять мутное понятие «экстремистский», которое как бы превращает эти преступления не в преступления, а в нечто не подпадающее под действие УК?

Сейчас в России около полутора десятков организаций запрещены как экстремистские в рамках закона «О противодействии экстремистской деятельности». Но как вам понравится определение «экстремистская организация», которое вводит пункт 2 статьи 1 закона «О противодействии экстремистской деятельности»?

Цитирую: «экстремистская организация – общественное или религиозное объединение либо иная организация, в отношении которых по основаниям, предусмотренным настоящим Федеральным законом, судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности». Как видите, закон «О противодействии экстремистской деятельности» под экстремистской организацией понимает только ту организацию, в отношении которой уже имеется вступившее в законную силу решение какого-то суда о ликвидации или запрете деятельности на основании какого-то иного закона, но не на основании закона «О противодействии экстремистской деятельности». Это выглядит абсурдом, но нужно понять, почему такой абсурд введен в ранг закона.

Дело в том, что нормальное, понятное определение «экстремистского сообщества» дает Уголовный кодекс: «организованной группы лиц для подготовки или совершения преступлений экстремистской направленности». Но если и в законе «О противодействии экстремистской деятельности» дать именно это определение, то тогда станет ясно, что суд в гражданском процессе не имеет права признавать экстремизм организаций, поскольку речь идет о преступлениях, подлежащих юрисдикции уголовного суда. А если запутать положения закона, то тогда судьи на местах и в гражданском процессе будут признавать организации экстремистскими. Простенько, но со вкусом!

Точно такое же недоумение должно вызвать и приведенное в пункте 1 статьи 3 пресловутого закона понятие «экстремистских информационных материалов» – это материалы, которые «обосновывают и призывают к совершению преступлений, оговоренных в списке пункта 1 этой статьи». Но если говорить по-русски, то понятия «обосновывать» и «призывать» в русском языке обобщаются одним понятием «подстрекать». Но подстрекатель, т. е. автор такого информационного материала, является по Уголовному кодексу соучастником преступления, к которому подстрекает. Таким образом, рассматривая вопрос об экстремизме произведения, суд одновременно рассматривает вопрос о совершении автором этого произведения преступления. Однако в законе «О противодействии экстремистской деятельности» подстрекатель прямо подстрекателем не назван, и сам автор произведения в законе как бы вообще отсутствует. Совершенно очевидно, что информационный материал в законе не называется подстрекательским для того, чтобы не видна была связь между экстремизмом информационного материала и Уголовным кодексом.

Зачем это надо? Ответ один. Затем, чтобы запутать судей и прокуроров на местах – чтобы они не боялись в рамках гражданского дела обвинять авторов произведений в совершении ими преступлений и запрещать информационные материалы и общественные организации, не угодные российским властям. Закон «О противодействии экстремистской деятельности» принят для того, чтобы судьи и прокуроры на местах как бы «по собственной инициативе» нарушали статьи 13 и 29 Конституции России. Ведь статья 13 Конституции запрещает только «преступные сообщества», а не какие-то там «экстремистские организации», а информационные материалы не могут быть по статье 29 Конституции запрещены ни в каких случаях.

Ведь вот что получается на практике. Чтобы признать в рамках уголовного дела одного гражданина преступником – например, по статье 278 УК РФ («Насильственный захват власти или насильственное удержание власти»), требуется большой труд следствия, прокуратуры и суда. А для того, чтобы признать разом 50 тысяч человек преступниками, приготовляющими насильственное изменение конституционного строя, нужно лишь решение суда по гражданскому делу о признании организации этих 50 тысяч человек «экстремистской».

Ну, ладно, в России некому обвинить законодателя в нарушении основных конституционных прав граждан, но ведь есть и Запад с его декларациями о защите прав человека. Запад-то может обвинить законодателя России в попрании Конституции России? А это очень непросто сделать, поскольку закон написан так, что из него никак не следует, что законодатель России разрешал кому-нибудь нарушать права человека в России. Мало того, законодатель в статье 2 Закон «О противодействии экстремистской деятельности» прямо так и указывает судам и прокуратуре: «Противодействие экстремистской деятельности основывается на следующих принципах: признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина, а равно законных интересов организаций». Вы уж там старайтесь!

Но если это так, то почему на сегодня около семисот авторов произведений признаны подстрекателями к преступлениям в отсутствие вступивших в силу приговоров судов по уголовным делам в отношении этих самых авторов? А вы посмотрите на статью 13 закона «О противодействии экстремистской деятельности»: «Информационные материалы признаются экстремистскими федеральным судом по месту их обнаружения, распространения или нахождения организации, осуществившей производство таких материалов, на основании представления прокурора или при производстве по соответствующему делу об административном правонарушении, гражданскому или уголовному делу».

Во-первых, как из этого положения статьи 13 следует, что материалы признаются экстремистскими в рамках гражданского дела? Во-вторых, как из этого следует, что судьи могут принимать решение о гражданско-правовом последствии (т. е. о признании материала экстремистским) без учета вступившего в силу приговора по уголовному делу? В-третьих, где в этом предложении сказано, что суд при рассмотрении гражданского дела имеет право сам устанавливать признаки экстремизма информационного материала – т. е. устанавливать в нем наличие экстремизма? И если какие-то прокуроры и судьи на местах, в рамках гражданских дел сами устанавливают признаки преступлений, занесенных в список экстремистских, и на основании этих, ими же и установленных признаков выносят решение о признании автора материала подстрекателем к уголовному преступлению (что автоматически следует от признания самого материала экстремистским), то при чем тут законодатель? Он ведь ничего этого не разрешал в законе «О противодействии экстремистской деятельности»! Законодатель не отменял положения пункта 4 статьи 61 ГПК РФ: «Вступивший в законную силу приговор суда по уголовному делу обязателен для суда, рассматривающего дело о гражданско-правовых последствиях действий лица, в отношении которого вынесен приговор суда, по вопросам, имели ли место эти действия и совершены ли они данным лицом». И если судьи на местах в гражданском процессе начали считать для себя не обязательным иметь вступивший в силу приговор по уголовному делу для признания действия сторон гражданского процесса преступлениями, то при чем тут законодатель?

Прокуроры уверенно предлагают судам в гражданском деле признать общественные организации экстремистскими, то есть преступными сообществами, и ссылаются на закон «О противодействии экстремистской деятельности». Но законодатель, при обвинении его в этом беззаконии, имеет все основания утверждать – а при чем тут я? Я, законодатель, никаких прав признавать общественные объединения экстремистскими в рамках закона «О противодействии экстремистской деятельности» судам не давал! И это действительно так. Возьмите лупу и просмотрите закон – там и слова нет о признании организаций экстремистскими. Да и как это можно сделать, если для целей этого закона экстремистская организация – это не только та, которая признана экстремистской, но уже и запрещена?