Краденое счастье - Елена Колядина

«Куда они делись?» – тревожно подумала Люба.

«Украли!» – заохала коляска.

– Я, кажется, потеряла все деньги, – посмотрела в лицо Русине Люба. – Я завтра заработаю и все вам отдам, что должна за ночлег.

Оглядев еще раз Любу, цыганка развернулась и крикнула:

– Деньги маме Русине готовим! Кто спрячет – убью.

И, кивнув в сторону Любы, беззлобно приказала:

– Эту сегодня не кормить!

Люба въехала в ближайшую комнату и подкатила коляску к незанятой койке. Затем переложила ноги на кровать и откинулась на спинку коляски.

Девушки с соседних кроватей потянулись на кухню и вернулись с одноразовыми мисками, наполненными вермишелью.

– Жрать охота, – пожаловалась одна из соседок.

– Девочки, у меня лаваш есть, – предложила Люба и полезла в рюкзак. – Даже два! И помидор. Глядите, какой здоровый!

– Как у мамы Русины кулак, – хмыкнула одна из девчонок и взяла с серого подоконни ка нож. – Сейчас помидорину на четверых поделим.

Они съели лаваш с помидором и улеглись на кровати.

Люба прикрыла глаза.

Еще вчера она спала в своей комнате, в двух шагах от родителей и все вокруг, даже бессвязные крики соседа дяди Бори, отмечавшего аванс, получку или шабашку, было привычным и бестревожным.

Девушка вновь широко распахнула глаза. Перед ней был желтый, как прогорклый жир, потолок.

«Что я здесь делаю? Как я здесь оказалась? Мамочка, папочка, миленькие, простите меня!» «Ты чего это, Любушка? – встревожилась коляска. – Плачешь, что ли?»

«Ага, – всхлипнула Люба. – Хорошо, родители всего этого не видят. Покорила Москву!»

«Не плачь, голубушка моя, я с тобой», – всхлипнула коляска.

«И мы, – подтвердила утка. – И мы с тобой».

«Кто это – мы?» – уже улыбаясь сквозь слезы, спросила Люба.

«Я и косметичка с деньгами», – нарочито равнодушным тоном сообщила утка и замолчала, ожидая эффекта от сказанного.

«Деньги у тебя?» – ликующе прошептали Люба и коляска.

«Ну! – бросила утка. – Только – тсс! Первый раз в жизни такие деньжищи держу. Однажды, правда, когда Любушке четыре годика было, две копейки я держала. Любушка их проглотила нечаянно».

Люба и коляска принялись хохотать.

«Неправда, я такого не помню», – отпиралась Люба.

Они долго сдавленно смеялись. Внезапно Лю ба села на кровати и сказала, обращаясь к соседкам:

– Девчонки, хотите, я вам спою?

– Давай! – согласились те. – Про любовь! Люба тихонько запела:

Тонет или горит земля —Слепи комок и пепел развей.Можешь верить чему угодно,Но не верь улыбкам королей…

В комнату заглянули девочки-подростки, прошли и сели на кровати. Притащилась на костылях женщина, которую Люба в автобусе сочла за бездомную бродяжку. Приехала коляска девушки с ДЦП.

Люба выводила рулады, как соловей, познавший горечь измены.

Вскоре в комнату пробрались даже две глухонемые постоялицы. Тесно усевшись на Любиной кровати, они внимательно смотрели Любе в лицо и время от времени мычали что-то, обращаясь друг к другу.

Наконец Люба замолчала. В окне ее слушала черная ночь. Гости прервали тишину оживленным гомоном.

– Пойду воды попью, – сказала Люба, пересела на коляску и выехала в кухню.

Русина сидела за столом, возле раскрытой створки окна, смотрела на черную листву тополя, на которой играли отблески золотистого света, падавшего из окон, курила и плакала с неподвижным лицом.

Люба замерла.

– У вас какое-то несчастье случилось? – тихо спросила она.

Русина докурила и бросила окурок за окно.

– Хорошо ты поешь.

– Спасибо.

– Как зовут-то?

– Любовь.

Цыганка повернула к Любе лицо.

– Надо же – Любовь… Цыганское имя.

Она протянула руку к плите, сняла чайник и пододвинула Любе чашку:

– Садись к столу. Я ведь тоже пела. Не веришь, да?

– Верю, – сказала Люба. – А теперь почему не поете?

– Э-э, дочка, бросила я свою песню в костер… Молодая цыганка одним мгновением живет, одним днем. Знаешь, что такое цыганская страсть? Думала, тот костер так от моей песни вспыхнет, что будет греть мне сердце всю жизнь. Кинула я песню в огонь, поднялось пламя до неба…

– Может, смогу чем-то помочь? Вы скажите!

– Дочка, ты откуда такая взялась? – усмехнулась цыганка. Она покачала головой, глядя на Любу. – Скажешь, насильно здесь калек держу? Да я могу двери на всю ночь открытыми оставить, и никто не уйдет. А если кто и сбежит по глупости, так потом назад приползет: мамка Русина, возьми назад! Менты гоняют, отморозки пользуют за бесплатно… Так что и ты привыкнешь, понравится еще у меня работать.

– Петь? – искоса посмотрела на цыганку Люба.

– Хочешь – пой клиенту, мне – что? Хоть пляши. Лишь бы деньги за удовольствие платил.

– Какому клиенту? – похолодела Люба. – За какое удовольствие?..

– А это уж что захочет.

– У м-меня репертуар бардовский, – медленно отъезжая от Русины, пробормотала Люба.

– А, бардак, он везде бардак. Думаешь, в ночном клубе у девочки бардак не такой, как у вас? Думаешь, там чистенько все, а здесь – грязь? Бордель везде одинаковый. Ладно, дочка, иди спи. За то, что деньги потеряла, я тебя прощаю. Но завтра если потеряешь – убью, не обижайся.

Русина еще посидела немного на кухне, покурила и ушла, заперев входную дверь.

Когда шаги цыганки на лестнице затихли, Люба поскребла пальцем по коляске.

«Как ты думаешь, про каких клиентов говорила Русина?» – со слабой надеждой спросила она.

«Да хоть про каких, немазаных косых! – закричала коляска. – Я своим телом наотрез отказываюсь торговать!!»

Глава 6

ВЫ – ОЧЕВИДЕЦ!

«А теперь сюжет, ставший сегодня победителем. У нас в студии – его автор, Евгений».

Ведущий программы «Вы – очевидец» повернулся влево, на экране появился молодой человек непримечательной наружности.

«– Евгений, этот сюжет сняли вы?

– Да, я.

– Насколько я понимаю, съемка сделана из окна?

– Да, из окна.

– Вы выглянули в окно, и…

– Я выглянул в окно и… вижу…

– Что вы увидели?

– Ну, вот этих и увидел. Сначала поснимал мобильником и говорю жене: чё это за уроды?

– И ваша жена взяла видеокамеру?

– Не, она говорит: ну так переключи на другую программу, мне самой эти депутаты надоели.

– Ага-а! И тогда вы взяли камеру. А откуда вы узнали, что это были депутаты?

– Так жена сказала.

– Спасибо за интересный рассказ, Евгений!»

– Задолбал базаром, – сказал Николай и поудобнее устроился на диване. На экране затряслись ветки деревьев, подрагивая, приблизились, расплываясь при увеличении, опоры наружного освещения вдоль унылого проезда между двумя дворами. По дороге, унизанной разномастными гаражами, возбужденно двигалась странная группа людей.