В мире слов - Борис Казанский

Так по случайному совпадению понятий образ яркого «метеора» превратился в темную тень.

6. Бойкот

Обладатель большого поместья в Ирландии, граф Ирн был очень доволен, когда взял себе в управляющие отставного кавалерийского капитана, англичанина по фамилии Бойкот. Сам он редко посещал свой замок, а управляющие-ирландцы никак не могли угодить ему. Как он ни требовал, чтобы они повысили арендную плату, все они писали и лично докладывали ему, что это никак невозможно, что крестьяне едва сводят концы с концами, что хозяйство у них примитивное, что земля запущена, что такая арендная плата держится по всей Ирландии и тому подобное. А если граф настаивал, управляющие просили их уволить.

Англичанин-капитан был не таков. Видно было, что это человек твердый и решительный. Он, может быть, и слыхал кое-что о трудностях земельного вопроса в Ирландии, но не придавал этому значения. Чтобы он, чистокровный британец, дворянин, капитан королевской кавалерии, не сумел справиться с какими-то жалкими ирландскими крестьянами! «Я умею топнуть ногой», любил говорить он.

Так он сразу и заявил крестьянам-арендаторам:

— Я человек твердый. Никаких поблажек больше не будет. Все, на что граф имеет право по закону, я буду взыскивать неукоснительно.

Крестьяне испуганно глядели на него, кланялись. В то время, в 1880 году, в Ирландии еще держались старинные отношения. В помещике видели не только хозяина земли, которому полагалось отдавать половину урожая, но и естественного покровителя, входившего в нужды своих крестьян. Законов никто не знал, даже графские управляющие. Жили по старине, по обычаю, иногда недостаточному, часто неопределенному. Крестьяне привыкли пользоваться господским выгоном, собирать валежник в господском лесу, а если нужно, то и выпросить, а то и просто срубить деревцо-другое на оглобли или починку крыши, или получить семян на посев.

Теперь все это было отменено, поставлены сторожа, и за нарушение господского права привлекают к суду. А уж о том, чтобы скостить с арендной платы вследствие неурожая или болезни, не может быть и речи. Делового капитана не трогают старинные обычаи: что крестьяне торжественно приносят в замок первый сжатый сноп и первинки своих овощей; что молодые после венчания приходят с поклоном и приносят свадебный каравай с налепленными на нем фигурками из сусального золота; что поселяне собираются у ворот танцевать и петь в праздничные дни. Это все вздор, которым капитану некогда заниматься. И крестьяне уходили обиженные.

Но это были только цветочки. Беда настала, когда капитан объявил новые арендные условия на будущий год. В новых договорах было обложено платой все, что только находилось в границах имения: пользование выгоном, рекой, дорогой; сбор валежника, грибов и ягод; ловля рыбы. Для внесения арендной платы установлены были жесткие сроки, а просрочка влекла начисление пени. Никакие возражения и просьбы не действовали. Имение оценивается в такую-то сумму, обложено таким-то налогом, значит оно должно приносить столько-то дохода.

Крестьяне не знали, что делать: подписать договоры — значило попасть в тяжелую кабалу, которая грозила полным разорением; отказаться — означало покинуть родное место и искать где-то счастья — всей деревней. Это было неслыханно, немыслимо.

Как раз незадолго перед этим была создана и начала свою деятельность «Национальная лига» — организация, в задачу которой входила защита крестьян от притеснения помещиков. В ответ на отчаянный призыв крестьян Лига обратилась к управляющему и к самому графу Ирну с требованием отказаться от новых договоров. Но капитан ответил коротко, что он человек твердый и умеет топнуть ногой. А граф не удостоил Лигу ответом.

Тогда Лига объявила капитану войну, вернее блокаду, призывая не только окрестное население, но и всю Ирландию встать на защиту гуманности и справедливости.

Ирландцы — народ горячий, с пылким воображением. Тут эти черты характера оказались кстати.

Началось с того, что крестьяне Ирна отказались подписывать договоры. Капитан хладнокровно объявил по всей окрестности, что приглашает новых арендаторов. Никто не являлся. Он послал публикации во все газеты. Никто не отозвался.

Между тем Лига перешла в наступление. Она призвала все население Ирландии отказаться служить в имении Ирна и вообще иметь какое-нибудь дело с капитаном-управляющим и всеми средствами препятствовать ему во всем. Все служащие-ирландцы немедленно покинули усадьбу; остались только личный слуга, привезенный капитаном из Англии, и старик-садовник — шотландец.

Положение их стало очень трудным. Нельзя было ничего приобрести ни в окрестных деревнях, ни в ближайшем городе — приходилось ездить подальше, где капитана и его слуг не знали в лицо. Но организация блокады становилась все шире и все строже, и вскоре во всей области не осталось даже жалкой лавчонки или мастерской, где бы трем отверженным из замка Ирн согласились что-нибудь продать или сделать.

Почта капитана перестала доставляться. У всех ворот и въездов в имение стояли караулы. Слуга и садовник не решались выходить из дому. Только сам управляющий храбро выезжал верхом. Но стоило ему показаться, как раздавался набат, и вся деревня, не исключая и женщин и детей, выбегала на улицу. Его встречали улюлюканьем, осыпали бранью, забрасывали грязью, палками и камнями. Он проезжал через деревню, как будто его гнали сквозь строй.

Однажды, когда камень разбил ему лицо в кровь, капитан остановил лошадь и вынул револьвер. Но тогда поднялся такой рев ярости и толпа кинулась на него с таким остервенением, что он едва успел ускакать, чтобы не быть растерзанным в клочья.

После этого он больше не выходил из имения. Но он не сдавался.

Так как не оставалось никакой надежды на вызов новых арендаторов, то капитан решил вести хозяйство наемными рабочими. В Ирландии он, конечно, не мог их получить. Он выписал их из Англии. Тогда военные действия обострились. Капитану пришлось организовать собственную почту, собственный транспорт для доставки продовольствия и всего необходимого для ведения хозяйства. Нужно было держать караулы на всех полях, но всей усадьбе и в лесу. Рабочие не смели показаться в деревне, боялись даже отходить от усадьбы. Да и здесь они не чувствовали себя спокойно. Ежедневно им устраивались какие-нибудь неприятные сюрпризы. То загонят скот хлопушками в пшеницу, то испортят воду в колодце, то выпустят и распугают птицу так, что и не собрать ее, то свалят стог сена в реку. Охотников на такие выдумки было сколько угодно — добровольцы являлись со всей Ирландии.

Рабочие не выдерживали такой непрерывной осады, и партия за партией мрачно уходила обратно, провожаемая до станции улюлюканьем и насмешками. Число драк, которые при этом происходили, нарушало все законы статистики.

Одно время капитан оставался совершенно один в огромном замке, во всей усадьбе, и в бессильном гневе видел в окно, как во дворе с хохотом и проклятиями жгли или вешали на виселицу его чучело.

Он считал, однако, своим долгом закончить хозяйственный год. И он добился присылки еще одной партии рабочих, чтобы собрать урожай. Но ожесточение крестьян дошло до такого предела, что кое-как собрать урожай удалось только под защитой двух сотен вооруженных солдат. Тотчас после этого капитан уехал.

Эта необычайная война, ведшаяся с таким упорством с обеих сторон, вызвала всеобщее внимание. Имя сомнительного героя этой упорной борьбы — капитана Чарльза Кеннигема Бойкота — стало популярным термином. Возник глагол бойкотировать — это значит применять тактику такой борьбы. И слово бойкот вошло во все языки Европы.

Глава IV

ПРИКЛЮЧЕНИЯ СЛОВ

1. Алкоголь

Алкоголь — арабское слово: аль — определительная приставка, как в имени знаменитого султана Гаруна-аль-Рашида — Гаруна Смелого; кооль — это название сурьмы, специально — порошок сурьмы, употреблявшийся издавна на всем Ближнем Востоке женщинами для окраски в черный цвет бровей и ресниц. Самое слово сурьма — иранское. Но почему же слово аль-кооль, означавшее у арабов порошок сурьмы, стало у нас — да и не только у нас, а повсюду — означать винный спирт, точнее, содержание спирта в вине, пиве и других напитках?

Ответ на это дает история химии.

Химия — сокращение слова алхимия, тоже арабского, которое значило, по-видимому, египетская (наука): аль — приставка, хем указывает на Египет, это собственно земля по-египетски. «Египетской» эта наука была названа арабами потому, что начало ей положено было в Египте, после завоевания его греками при Александре Македонском. Собственно говоря, алхимия тогда еще не заслуживала названия науки. Это было фантастическое учение о соединениях и превращениях веществ.