К ясным зорям (К ясным зорям - 2) - Виктор Миняйло

Безуглый удивил не только свою жену, но и все село

Жизнь в наших Буках - как лихорадка: то в холод тебя бросает, то в жар.

Невесело, скажу я вам, прошла для меня Яринкина свадьба, - с неделю ходил как в воду опущенный. Но вскоре и повеселиться пришлось. А причиной тому послужил наш председатель комнезама Сашко Безуглый. Молва по селу пошла, будто бы рехнулся он. Еще бы - то повыкидывал было все иконы из хаты, то жену чуть ли не порешил, как стала возражать, когда в партию вступал, а тут на тебе - библию читает!..

И куда бы теперь ни шел Безуглый, люди останавливаются и долго присматриваются - ну гляди ж ты, человек как человек, а такое с ним стряслось!.. Раньше, кажись, ничем себя не выявлял, а теперь вон глазами хлоп, хлоп, на людей смотрит, губы сложены трубочкой и посвистывает себе, как суслик - фью-у... фью-у... Ой, что-то оно не так!..

Здесь должен пояснить: так уж повелось в Буках, что самыми грамотными считали меня, Евфросинию Петровну, Нину Витольдовну, а более всего батюшку, но даже за нами никто не замечал, чтоб библию читали. У батюшки евангелие, но это совсем иное дело!.. Водился такой грех разве что за Романом Ступой, но все знали, что он далее первой книги Моисея не осилил. А кто прочитает всю библию, тот становится таким уж умным, что вскорости упрячут его в сумасшедший дом. Вот такая опасность поджидает всех умников!..

А как же выявилось это чудачество за Сашком? Да просто. Как-то вечером читал он толстенную книгу, а теща и глянь из-за плеча. А в книге той кто-то с роскошной белой бородой. Вот и разнеслась молва.

Как-то я подступился к нему. Показал мне Сашко эту книгу, и оказалось - "Капитал" Карла Маркса.

Рассказал я ему, что на селе про него болтают. Покачал он головой.

- А должно быть, и впрямь мне ума не хватает осилить эту премудрость. Поначалу у меня в глазах двоилось, а теперь уже троится... Ну, а сказать по чести, мне ли знать про капитал, тогда как у нас революция, а коммуна... - тут он стукнул кулаком по столу, - все одно будет!.. - И посмотрел на меня таким горящим и уничтожающим взглядом, будто я посмел сомневаться. - Вот увидите! Сделаем!

Я, конечно, подтвердил, что так оно и будет. Однако не сдержался, чтоб не пошутить.

- А как, - спрашиваю, - для себя или для всех?

- На всей земле!

Я снова поддакнул. Но все же осторожненько так спросил:

- А как вы мыслите себе процесс организации коммуны?

Сашко в недоумении заморгал.

- Ну, вот так - взяли и сделали!.. Собрались все бедняки и...

- ...снесли в кучу по пустому мешку, и стала груда зерна...

- Да вы что - смеетесь?! Государство же поможет!

- Конечно, без этого не обойтись. А то - ни коней, ни инвентаря, ни конюшен, ни семян, а тоже - в хозяева!..

- Не верите? - сморщился от обиды Сашко.

- Не очень, - говорю. - Вот возьмите, к примеру, хотя бы такое. Сколько среди вашего брата бедняка еще таких, как Плескало. Живет себе один-одинешенек в нетопленной хате, никаких у него забот, от ранней весны до поздней осени возится на пруду - рыбку ловит. А зимой прикрывает один глаз кожаным кружочком да прилаживает деревяшку к здоровой ноге и попрошайничает в дальних селах. Разве захочет такой вот Плескало работать?.. А как быть с пьяницами? Да они же пропьют все ваше хозяйство! А воры?..

- Это вы правду говорите, - удрученно согласился Сашко. - Но на вашу правду я вам свою скажу: не будем мы брать в коммуну ни лентяев, ни пьяниц, ни воров. Вот!

- Ну и получится как в раю: одни только праведники. А куда же вы денете грешников?..

Тут Сашко вновь заморгал глазами, а затем разразился такой тирадой, что я рассердился и ушел. Оказалось, что я и не за тех стою, и не тем дышу...

Не знаю, одолел ли Сашко "Капитал", но тещу свою, что слух по селу распустила - зять, мол, не в своем уме, - совсем сбил с панталыку.

Как-то зашла она к дочке. Поздоровался Сашко с ней, мамой назвал, а потом так ласково попросил:

- Подойдите-ка сюда!

Подошла теща, а этот пакостник мигом накрыл ее скатертью и так вот подчеркнуто строго:

- Стойте и не шевелитесь! Ну-ка!

Положил теще на голову книгу и с полчаса читал вслух.

Теща едва чувств не лишилась.

А как закончил чтение богоданный зять, так сказал:

- Судачили вы, мама, про меня: "тронутый", мол, и то и се, вот и пришлось мне вас в новую веру перекрестить. Ну как, полегчало вам?.. И не вздумайте, - говорит, - к попу идти, чтоб снова открестил, не то пристрелю долгогривого. А чтобы в вас крепче новая вера держалась, печатку на тайном месте поставлю.

Ой, как кинется теща в слезы:

- Смолчу, смолчу, вот те крест святой, только печатки не ставь.

- Ну, так помалкивайте, мама, и если с полгода не согрешите языком, то, может, и отчитаю вас в прежнюю веру.

Как узнала, говорят, Сашкина жена, так ринулась на мужа с рогачом. Но он и жинку озадачил:

- Если ты не перебесишься, так зачитаю старую, что не разогнется в пояснице, а у тебя язык отнимется. Ну, - говорит, - ударь меня! Ударь!

И что вы думаете - опустились руки у жены.

- Не боюсь я, - говорит, - что язык отнимется, сроду такого с женщинами не случалось, а боюсь я только того, мол, чтоб от рогача не стал ты еще дурнее!.. А хотя вы и комнезамы, но и вам нельзя быть без царя в голове! - Вот так и ляпнула горластая Зинка, Сашкина жена.

А Сашко Безуглый и вправду что-то такое надумал. Все говорил с Ригором, спорил, порой чуть ли не на кулаках доказывал свою правоту.

Когда это случалось на людях, то слышали все частенько, как Ригор Полищук на пламенные Сашкины речи бурчал сурово:

- Я раньше тебя про это думал... Да только... нету у нас таких людей! Нашел где праведников искать - в Буках! Здесь каждый, к примеру, третий живоглот!

- Сам ты живоглот, если не веришь в коммуну!

- Чтоб я да не верил в коммуну?! Да только не в Буках! Может, лет через сто! Самогон гонят - как их ни трусим! В церковь ходят! Попу носят! Детей крестят! И ты меня не воспитывай - я воевал за коммуну!

- А я что - за Антанту?!

Казалось, вот-вот схватятся друг с другом.

Тяжело дыша, будто и вправду уже подрался, Ригор поворачивал беседу на мирные рельсы:

- Да поверь ты! Я сам про это балакал в уездном парткоме... А вот страшно... Ну, уездком будет решать... А только еще раз скажу - нет у нас таких сознательных, таких, стало быть, кому все грехи отпущены. А допускать в коммуну всякий сброд... Ведь коммуна, братец ты мой... раз за нее тысячи людей помирали... то ею шутить не годится!..

Тем не менее, заразившись настроением Безуглого, Ригор ходил с ним даже по полям, барахтаясь в сугробах и согревая руки в рукавах шинели. Прикидывали вдвоем, где отвести землю для коммуны.

Поползли слухи по селу, встревожились богатеи - еще бы, лучшую землю отберут от хозяев для всяких вшивых! А чтоб вы ноги переломали, пока снуете да меряете!..

Плохо чувствовали себя мужики. Говорил писарь, а ему достоверно ведомо: отрежут от Буков двести десятин и прирежут Половцам. И это справедливость? Испокон веку числилась земля за буковской общиной, каждый пастушок знал границы, которыми были отмежеваны половеччина от буковщины, старые мужики даже задами своими могли засвидетельствовать эти межи (в старину, рассказывают, отмежевывая село от села, на главных поворотах межи пороли пойманных для этой цели мальчишек - для памяти!), а тут на тебе отдавай лентяям половчанам и коммуне!.. Нет, не знают об этом высшие власти!..

На сельсовет и комнезам надежды не было. Потому как и Ригор, и Сашко Безуглый ради коммуны все Буки отдадут. Ради их партийной справедливости...

Тайно собирались мужики у Балана, выбирали доверенных, тайно от местных властей собирались те к самому всеукраинскому старосте.

А как же, пойдем. Расскажем, как издеваются комнезамы - это при народной-то власти! Скинут Ригора, ей-богу! И Безуглого в три шеи - это вам не восемнадцатый годик!

Надели, говорят, хозяева старые кожухи - латаные и облезлые, обулись в разбитые сапоги, обмотав их мешковиной, чтоб не сказали сторожа при власти - о-о, куркули приперлись! - сели в кукушку... и-и - прощайте, родные Буки, вернемся невесть когда, если не с золотой грамотой, так в поминальной грамотке...

А Сашко с Ригором направляли своих ходоков - в уезд. Написали все, как должно быть, - и чернозем, мол, у нас в аршин, и постройки в бывшей экономии Бубновского кое-где сохранились, а остальное можно подправить, и земельная норма, мол, у нас лишняя есть, и народ, сильно желающий в коммуну, в полном наличии, и инвентарь помещичий, если хорошенько потрусить куркулей, тоже найдется, - и саковские плуги, и бороны "зигзаг", и скоропашки, и еще пружинные культиваторы. И еще два паровых трактора заржавелых. Вот и давайте нам, мол, землю, да постройки, да инвентарь, который, как сказано, богатеи растащили из экономии, да кредиты на покупку лошадей и крупного рогатого скота, да посевной заем, да материи на одежду - негоже ведь коммунарам отсвечивать грешным телом, - да и станем жить на зависть всем, кто в коммуну не хочет и кого не хочет коммуна.