Секс, смерть и галоперидол. Как работает мозг преступника. Судебная психиатрия как она есть - Михаил Львович Бажмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Резюмируя эту часть, хотелось бы сказать следующее: стигматизация в мире психиатрии процветает. Психически больных людей называют психами, дураками и так далее, их не понимают и боятся. Насильник в общественном сознании – это всегда мужчина. Маньяк – всегда убийца. Все это не так, мир не черно-белый, и психически больные – это всегда люди страдающие. На иврите есть поговорка: «Если Бог хочет кого-то наказать, то он отнимает разум». Это правда. Человечеству предстоит пройти очень длинный путь, пока мы осознаем, что такое хорошо и что такое плохо. По всей видимости, эти две простые на первый взгляд концепции о понимании хорошего и плохого, добра и зла таят в себе так много философских смыслов, что на нынешнем этапе развития мы (как человечество) всё еще тот самый «кроха-сын», который к отцу пришел. Задаваясь вечными вопросами, рано или поздно мы сможем отыскать на них ответы.
Глава 4
Психопатия
ПСИХОПАТИЯ – устаревшее название, вместо него сегодня используется понятие «расстройство личности» – это аномалия характера, которая заключается в формировании дезадаптивных паттернов поведения как части личности человека на протяжении взросления приблизительно до 25 лет. Зачастую связано с ранними травмами и поведением родителей.
Кровавая баня
И тут он испугался. Не хотел опять в тюрьму, понимаешь? А как тело спрятать или хотя бы из дома вынести, чтоб никто не заметил, – непонятно. Там же и камеры, и люди… Решил он подельника пустить на фарш. В прямом смысле – начал его разделывать потихоньку, в блендере кусками прокручивать и в унитаз спускать. Дня три разделывал, самому противно было – он же не маньяк, а нормальный урка.
– Шалом вам в хату, православные!
– Привет представителям доблестной израильской миштары[4]!
– Ну-с, а где же ваши фирменные соленые помидорчики?
– Проходи, проходи, все готово, рюмки греются – хамсин[5] же, давай веселей.
Они были знакомы больше тридцати лет. Еще в той, советской жизни, встретились в конце восьмидесятых на демонстрации. Что интересно, по разные стороны баррикад: один был с плакатом и горящим взглядом, а второй работал в тогдашнем ОМОНе и был «демократизатором», то бишь разгонял тех, которые с горящим взглядом. Своему будущему лучшему другу он залепил дубинкой по лицу, а на следующий день они встретились на дне рождения общей знакомой. Тут уже по лицу получил второй, на том и помирились. Всего через два года, в 1991-м, вся идеология внезапно закончилась, и они вместе отчалили в Израиль. Один со временем стал тем же, кем и был, – полицейским, причем очень неплохим. А второй женился на симпатичной марокканской еврейке с четвертым размером груди, работал сантехником, ездил на БМВ и тоже был вполне счастлив уже лет двадцать пять как. Они встречались раз в пару месяцев в предгорьях Иерусалима и под домашнюю настойку травили байки.
– Ну что, Дим, давай рассказывай, что там у тебя новенького?
– Да что у меня-то, унитазы и раковины не сильно эволюционировали. Сам-то как?
– Да подустал чего-то. На пенсию пора, мне ж положена ранняя, а то уже и сплю плохо, и тревога все время, от каждой кастрюли на кухне подпрыгиваю. Даже к врачу ходил, так он мне рассказал, что у ментов, пожарных и врачей всяких типа скорой помощи, бывает, посттравма развивается в виде накопительного эффекта. Когда каждый день выезжаешь на всякое мясо, то с годами начинает плющить. Ну, я рюмку хлопну и сплю, но здоровье-то не то уже.
– А что за жесть?
– Вот ты каждый раз спрашиваешь, а потом блюешь в туалете.
– Да не, я привык уже, давай трави байку.
– Ну сам напросился. Вызвала нас МАДА[6]. Говорят – приезжайте, тут убийство, мы не откачали. Ну, мы приезжаем, там труп молодой женщины, голой, и два мужика под присмотром ребят из МАДА. Выяснилось, что они решили тройничок организовать, девушка оказалась прыткая, умелая, они вместе кончили ей в рот, и она захлебнулась спермой. Насмерть. Представляешь? Ну не дебилы?
– Ну это, конечно, оригинально, но не жутко страшно. Давай другую байку.
– Пострашнее надо, что ли? Ну лови. Вызвали нас, опять же, на труп. Приехали, там тетка такая, лет пятидесяти, вся в крови – в прямом смысле вся, с ног до головы, взгляд бешеный такой, на нас кидаться стала. А в кухне труп ее мужа… ну как труп – останки, как будто его кошки драли, весь резаный-перерезанный. Выяснилось, что он ее поколачивал периодически, оба с Кавказа приехали в девяностые. Она терпела, как покорная жена, а в один прекрасный день подошла к нему со спины и просто стала бить кухонным ножом без передышки. Больше шестидесяти раз. После первого десятка ударов он упал, она его резала, била, сломала нож в позвоночнике – пошла на кухню, взяла другой нож и продолжила. Он уже мертвый был, конечно, но она все равно резала и резала, за все годы. Сама тоже порезалась, но от него реально остался фарш. Так ты прикинь, мы ее когда в дурку привезли на экспертизу, она стала косить под психичку, по полу валялась, мычала как корова, пыталась врача забодать в приемном покое – весело, в общем. Ну, зашили ей порезы на руках, наложили повязки и положили в отделение. Мы, естественно, с ней – этапируем обвиняемую, не отходим. Она в отделении тихая, мирная, все хорошо. Как заводим к врачам – опять валится на пол, опять мычит. Короче, пыталась-пыталась закосить, а ей один там врач молодой возьми да и скажи, мол, из тюрьмы-то ты быстрее выйдешь, чем из больницы, а если мы напишем сейчас, что ты невменяемая, будешь у нас тут на таблетках сидеть всю оставшуюся жизнь. Она как это услышала – сразу с пола встала, на стул села и абсолютно нормальным голосом все рассказала – мол, бил меня годами, достал, я не выдержала и вот.
– Дааа… Адок, конечно, но он сам
